На Youtube-канале петербургского проекта «Штаб культуры» искусствоведа Льва Львовича выходит специальный выпуск о современной российской моде. В разговоре о том, есть ли в России культура моды, какая женщина считается по-настоящему сексуальной, почему бодизпозитивные модели правят миром и как делать собственный бренд без спонсоров, приняли участие режиссер-постановщик фэшн-шоу Сергей Луковский и дизайнеры Янис Чамалилди, Татьяна Котегова, Кирилл Минцев и Глеб Рыжков. «Собака.ru» записала самые интересные цитаты.
Есть ли в России культура моды?
Кирилл Минцев: Она у нас достаточно забавная. Мне кажется, это связано с тем, что долгое время в стране все было закрыто, а сейчас появились возможности. Поэтому женщины любят, чтобы было много всего, а мужчины, к сожалению, наоборот, ничего не любят. У них еще со времен Древней Руси один костюм — в нем родился, женился и умер.
Янис Чамалиди: У русских людей с большими деньгами огромные проблемы со вкусом. Например, на грудь шестого размера женщина надевает лифчик второго с пуш-апом — думает, что это сексуально, а женщина сегодня должна быть сексуальной. О каком сексе, ребята, мы с вами говорим, я не понимаю. Ведь боттичеллиевская Венера тоже считается очень сексуальной.
Как дизайнеры относятся к бодипозитиву?
Глеб Рыжков: Я считаю, что человеку с лишним весом необходимо заниматься в зале, правильно питаться, следить за своим графиком сна. То же самое, если у него проблемы с кожей. Это все-таки вещи, признанные болезнями. Поэтому я не «за» бодипозитив.
Минцев: Я прошу не смешивать бодипозитивных и ленивых ожиревших людей. Одно дело если ты ленишься заниматься своим телом, другое — если тебе в нем классно и комфортно, у тебя нет проблем со здоровьем.
Татьяна Котегова: Если говорить о манекенщицах, то сегодня они не должны быть худыми, они могут обладать пышными формами. Мне кажется, это более интересно и креативно, в этом присутствует определенный шарм и сексуальность. В целом неважно, какая фигура у женщины, одежда всегда может ее откорректировать.
Чамалиди: Бодипозитив — отличная тенденция, мы все должны быть позитивными! Как, впрочем, и тенденция моделей за 60 лет. Я за творческую реализацию в разных направлениях!
Что важнее — творчество или маркетинг?
Рыжков: Люди могут создать продукт, потратив на это очень много денег, но они не понимают, что этот продукт нужно еще как-то позиционировать, представлять на рынке. Есть бренды, которые делают отличные платья, кофты или трусы, но о них практически никто не знает. Они не сделали показ, не сняли лукбук. На это тоже нужно выделять деньги!
Сергей Луковский: В чем горе нашей моды? Люди не работают с концептом, идеей, мыслью, которую хотят донести посредством своей одежды. Чтобы человек надел твои трусы, человека надо мотивировать.
Чамалиди: Многие марки работают по следующему принципу: 60% коллекции —коммерческая часть, это хлеб. 30% — еще одна коммерческая составляющая, это масло. И только 10% — это действительно то, что хочет делать дизайнер, но и оно может оказаться довольно успешным. Как пример — история парфюмера Эрнеста Бо, который представил Шанель несколько видов цветочных парфюмов, сделав как отдушину, «для себя», альдегидное сумасшествие — духи №5, которые Коко и выбрала в итоге. Он выпустил свой «трансцендентный ноль», и она столкнулась с этим нулем, как с «Черным квадратом» Малевича или с «Мадонной» Леонардо да Винчи.
Минцев: Я из тех дизайнеров, которым не менее интересно, как и за сколько продастся продукт, нежели то, каким он получится. Но когда я иду по пути именно как дизайнер — думаю, куда, почему и для кого это все создается — то убиваю в себе художника. Как только я создаю именно художественные вещи, они выстреливают гораздо лучше коммерческих.
Нужно ли дизайнеру специальное образование?
Котегова: Просто необходимо. Он должен знать технологию обработки, чувствовать конструкцию. У меня, правда, нет специального образования — я поступала в техникум легкой промышленности, но не прошла по конкурсу. Тогда нужен был стаж в ателье, а мне казалось, что если я пойду работать в ателье, то во мне убьют все творчество. Поэтому я приняла решение заниматься сама: закончила трехгодичные курсы модельеров в Доме ученых, потом, когда была возможность выезжать заграницу в 1980-х годах, обучалась частным образом в Германии и Нью-Йорке. Я всегда училась и до сих пор учусь. И не стыжусь этого.
Луковский: В России элементарно нет образования. Кто такой дизайнер? Это художник. А у нас в стране художников не делают.
Рыжков: Образование должно быть, но не настолько углубленное. Нужно понимать и разбираться, что есть футер-двухнитка и трехнитка, а остальные детальные истории знать необязательно. Можно взять для этого в команду отдельного человека-консультанта.
Минцев: Если раньше дизайнер должен был пройти огромный путь — отучиться, придумать коллекцию, отшить, сфотографировать в фотоателье, отправить на просмотр, получить отказ и так далее до бесконечности — то сегодня можно сделать вещь, надеть ее на подругу-модель, сфотографировать с другом-фотографом, выложить в социальные сети и начать получать заказы. Именно поэтому сегодня «выстреливает» огромное количество молодых ребят, не из тусовки, а из субкультуры.
Что делать начинающему дизайнеру без спонсоров?
Котегова: Сделать коллекцию и показать ее нескольким модным домам — думаю, многим сегодня нужен стажер, помощник. Если человек действительно талантливый, то бренд его не только возьмет, но и постарается удержать, будет платить зарплату.
Минцев: Я в этом плане уникальный. Сделал свою коллекцию в 2014 году из двухсот метров веревки. Мне кажется, это даже неплохо — ограничивать себя в каких-то материалах, возможностях. Любой человек может что-то создать, если у него много денег, а вот попробуй стать успешным при их отсутствии.
Чамалиди: Я считаю, что дизайнеру нужно начинать свой творческий путь с работы в магазине. Не с начала, а с конца. Научиться чувствовать клиентов.
Рыжков: Когда мы только открывали бренд с Дашей (Дария Рамазанова — дизайнер бренда U Story — Прим. ред.), мне в Instagram написал один парень: «Глеб, я хочу у вас стажироваться! Давай что-то сделаем вместе!» В итоге он пробыл у нас стажером, а затем еще полтора года проработал. Нужно всегда стучаться, звонить, быть настойчивым и этого не стесняться.
Луковский: Я прихожу к своему клиенту, дизайнеру, который мне говорит: «Сереж, у меня нет денег. Сделай мне крутое шоу». И мой профессионализм здесь заключается в том, что я могу сделать крутое шоу и во дворце, и на помойке, и в гараже, и на фазенде, и в пентхаусе.
Как искать вдохновение и справляться с творческим кризисом?
Минцев: Лично для меня работает одна штука: сменить зону комфорта, уехать куда-нибудь. Одна моя подруга-буддистка говорит: «Если ты хочешь что-то поменять в жизни, начни чистить зубы под другим углом» Сделай мельчайшее изменение, выйди из собственного шаблона, и тогда появятся новые идеи, свежие мысли.
Чамалиди: Понятия творческого кризиса не существует. Я для себя выработал правило учиться каждый день: получать знания, улучшать навыки, совершенствовать внутренний мир. Необходимо все начинать с себя, ведь творческим людям свойственно — встал, [размазал] сопли по стеклу.
Котегова: Люди искусства достаточно ранимы и при этом амбициозны. Но нужно иметь сильный характер, ведь не каждая коллекция получается удачной. Иногда бывают вещи менее востребованные, но в нашем случае они начинают пользоваться популярностью спустя некоторое время. Проходит год-два и мы слышим от клиентов: «Помните, у вас в той коллекции была вещь, я бы ее хотела...»
Какая эпоха в моде вам нравится больше всего?
Минцев: Мне нравится то, что у нас началось как концепция в начале 20 века — авангардисты, супрематисты, Надежда Ламанова. Это не получило дальнейшего развития, но мы можем сегодня видеть отголоски той эпохи. Мне не нравится мода на кринолины — это мрак, я рад, что мы живем в другом времени. А вообще моя любимая эпоха наступит лет так через 15-20.
Котегова: Серебряный век. Прекрасная музыка, заниженная талия, свободная жизнь. Жизнь-праздник!
Чамалиди: Ренессанс. Время новых цветов, звучания, красок. Как пишут многие великие люди, это прорыв дамбы, творческой энергии. Особенно интересно то, что в ту эпоху происходило в России: работы Андрея Рублева, Феофана Грека. Также мне, безусловно, интересна античность. Тогда у людей не было формы, скроенного костюма в стиле Armani или Versace, Balenciaga или Balmain, где варьируется высота плечевой подкладки и тем самым создается разное настроение. В то время в моде был интеллект. Ведь мужчины, которые приходили на пиры — а их нужно было посещать довольно часто, иначе ты вне общества, ты «не пацан», ты не «в теме», — не могли говорить о женах, любовницах, детях, политике, о плохой погоде и так далее. В центре разговора — исключительно философские темы. Нельзя было ни о чем говорить, но проявлять себя при этом было нужно.
Есть ли будущее у российской моды?
Минцев: Я считаю, да. Фатальные прогнозы меня пугают. У нас строится самый большой полимерный завод в Европе, и так как будущее моды во многом связано с синтетическими тканями, думаю, у нас в этом плане может быть очень хороший вектор.
Рыжков: Увидим. Пока нельзя точно сказать, учитывая, что сама мода и российские дизайнеры появились лишь 20-30 лет назад. Сейчас все это есть, мы можем наблюдать работы Ульяны Сегеенко, Гоши Рубчинского, Артема Кривды, Васи «Волчка», Никиты Моисеенко из Sorry I’m Not. Все шьют, все продают. Молодцы.
Чамалиди: Скоро европейская одежда подорожает на 40 процентов. Об этом мало кто говорит, но с рынка уходит Mirogroup — это бренды Elena Miro, Diana Callesi, Motivi. Нас покидают гиганты, освобождая огромный рынок для русских дизайнеров. Чем русские дизайнеры его заполнят? Мы будем наблюдать. Ведь и до кризиса в Америке журналы не знали о существовании Calvin Klein и Ralph Lauren. Тема пропаганды русского дизайна актуальна как никогда. Пришло для них время!
Комментарии (0)