Татьяна Азарова: «Я продаю людей!»

Основатель агентства Tann Model Management определяет новое лицо мировой моды. За российский моделинг на парижских и миланских показах теперь отвечают юноши, которых Татьяна ищет по всей России. При этом ее супернаходка — сестры-близнецы Вика и Юля Павловы и Ника Коул — музы больших брендов и великих фотографов.

Давай начнем с главного: в чем секрет твоего успеха?

На самом деле, он очень простой: надо включать мозги и очень много работать. Я искренне не понимаю, когда мне завидуют. Я открыла агентство без средств и связей, моя команда работает двадцать четыре часа в сутки, лично у меня иногда по пять месяцев не бывает выходных. Мы тратим огромные деньги, чтобы приезжать на каждую неделю моды, водим за ручку наших мальчиков и девочек, понимая, что связи — главное в этом бизнесе, знакомим их с важными людьми. И удивительно, но за все время в этих поездках мы не встретили практически никого из русских агентов. А ведь агент должен продумывать карьеру моделей от и до: кому их можно показать, какими брендами они будут востребованы, когда их нужно запускать на большом рынке. Сейчас у нас сто десять человек, и мне надо думать о карьере каждого.

Почему сейчас совсем нет супермоделей в том смысле, какой закладывался в это понятие в 1990-е?

А никому невыгодно выращивать топ-моделей, если можно сэкономить: раньше у Синди Кроуфорд и Клаудии Шиффер были миллионные гонорары, а сейчас их преемницам платят примерно в тридцать раз меньше. Кроме того, есть мода на новеньких, поэтому каждый кастинг-директор гоняется за свежими лицами. А найдя такую девочку, часто запирает ее внутри одного бренда, что не дает ей развиваться. У нас были такие проблемы с Gucci: Алессандро Микеле выбрал одну из наших моделей музой и никому ее не отдавал. У нее не было возможности выйти в топ, и нам пришлось волевым решением забрать ее. Но все же и сегодня для тех, кто оказался на вершине модельного мира, деньги льются рекой. Например, за один рабочий день звезда может спокойно получать 160 000 фунтов, и агентству достается 10% ее гонорара. Умножьте, и вы поймете, что это очень много. И тут начинаются другие проблемы. Если девочка делает Prada, то работать с ней хотят не только все люксовые бренды, но и масс-маркет. И появляется большое искушение быстро заработать. Многие агенты не могут перед ним устоять, прекрасно осознавая, что если они сегодня дорого продадут моделей H&M и Zara, то завтра их уже не возьмут Dior и Chanel. Лично я никогда так не поступаю, но логику этих агентов понять могу — некоторые девочки так несерьезны, что могут запросто распрощаться с агентством, которое на протяжении долгого времени вкладывало в них время и силы.

Что заставляет тебя поступать иначе? Я все еще верю в людей и стараюсь для каждой модели выстраивать будущее. Конечно, они могут уйти, но все-таки я надеюсь на понимание ими того факта, что когда-то во имя этого будущего я не стала зарабатывать на них деньги. Я ведь всегда веду себя очень прозрачно. Неважно сколько лет — десять или двадцать пять, я говорю: «Послушай, я занимаюсь твоей карьерой, но все равно она — твоя. Ты делаешь все это для себя, а не для меня». Но, конечно, к пониманию этой истины мы приходим далеко не со всеми.

Откуда в тебе эта мудрость?

Я по образованию педагог дошкольного образования, так что можно сказать, что работаю по профессии. Модели — это дети, и часто я становлюсь для них второй мамой. А что твоя мама думает обо всем этом? Поначалу она очень скептически относилась к моим действиям. По сути, получается, что я людей продаю. (Смеется.) Говорила мне: «Таня, куда ты отправляешь несовершеннолетних детей?!» Но сейчас, когда видит результаты, стала гораздо спокойнее.

Ты как истинный педагог сформулировала триаду успеха в модельном бизнесе: внешность, мозги и характер. Она уже давно разошлась по Интернету. Но как же тогда объяснить успех «детей улиц» на подиумах?

Я думаю, что мода на гопников скоро пройдет. Их проблема в том, что на работе они продолжают себя вести как на улице. А надо понимать, что мода — особая сфера, в ней не работают поверхностные люди, здесь принято интересоваться искусством, заниматься самообразованием. Чтобы работать с лучшими дизайнерами и фотографами, ты должен им понравиться не только внешне, но и суметь их заинтересовать своей индивидуальностью. В приоритете всегда трудолюбие и образованность, а неграмотность и хамство никогда не были уникальными качествами, выделяющими человека.

И что любят звезды Tann сестры Павловы?

Они все свободное время, которого у них, кстати, практически нет, проводят в музеях. А когда выдается пара свободных дней, обязательно едут к семье. Для них это по-настоящему важно. А такие ценности и формируют базу человека.

Тогда что придет на место гопников?

Главное, чтобы не Ренессанс. Если все будут лежать голые, то индустрия точно загнется. (Смеется.) Если серьезно, то я надеюсь, что вернется мода на странные лица, мне они очень нравятся.

Почему все наши топ-модели делают карьеру за пределами России?

В России нет моды как индустрии, она есть в странах, где существуют бренды мирового уровня. У нас не создано ни одной такой марки. Модель подписывает контракт с крупным брендом и становится знаменитой, а с кем ей подписать его у нас?

Может ли что-то измениться?

Гоша Рубчинский ввел определенную моду на нашу страну, но мне больше по душе не уличный вариант России, а все-таки ее красивая сторона, которую показывает Ульяна Сергеенко. Но все равно это недостаточно сильные бренды, это лишь микротенденции. У меня есть друзья-дизайнеры, в которых я верю и стараюсь их поддерживать, — это Артем Шумов, Pirosmani, Настя Докучаева. Не знаю, разовьется ли их бизнес в нечто большее, это просто мои личные предпочтения.

Открой тайну: где в России родина красавиц?

Я постоянно езжу по городам России и никаких природных аномалий, рождающих исключительно красавиц, не заметила. Но на последнем кастинге в Новороссийске удалось найти сразу четырех перспективных девочек — уже вижу, как все агенты читают эти строки и бронируют билеты! (Смеется.) На самом деле, по понятным причинам все самые красивые съезжаются в Москву.

А у тебя никогда не было мысли переехать в Москву, там наверняка проще вести бизнес?

Я прожила в Москве два года, но вернулась. В Петербурге я с шести лет, и меня тянет сюда какая-то неведомая сила. Хотя я понимаю, что мне здесь совершенно не подходит климат, каждую зиму я жутко страдаю от аллергии на холод и, когда есть возможность, уезжаю в Испанию.

У тебя есть в Петербурге какие-то места, где ты отдыхаешь и набираешься сил?

Их довольно много: парковка яхт на Крестовском, Солнечное, место дуэли Пушкина. Люблю бывать в креативных кластерах «Тайга», «Флигель», «Голицын Лофт». Но главное место — это мой дом на Пионерской. Когда люди узнают, где я обитаю, они всегда шокированы: «Ты что, живешь не в центре, да еще и в квартире-студии?» Скажу больше, сейчас я живу на балконе, там стекло от пола до потолка, и это так здорово — я вижу весь город. Еще у меня нет машины, потому что я обожаю гонять на велосипеде, к раме которого закреплена колонка, чтобы музыка была всегда со мной. И так я спокойно могу проехать 33 километра в день — это дает мне правильный адреналин. Не вижу смысла кататься на яхтах и выкладывать это в инстаграм — для меня все это непонятная и излишняя роскошь. У меня другие увлечения: я обожаю читать, ходить по музеям или валяться на пляже. Еще недавно я начала рисовать после расставания с любимым человеком. Люди зря боятся остаться одни — если на отношениях появляется плесень, надо уходить, отпускать, только так может прийти что-то большее. Когда закончилась моя прошлая большая любовь, я стала фотографом, открыла агентство и нашла себя в модельном бизнесе.

Что самое важное для развития?

Важно, чтобы люди убрали телефоны от рук. Когда долго находишься в этом разноцветном мире размером с экран, то потом реальность кажется темной и неприглядной. В итоге люди не видят самого главного. При всем объеме знаний, которые дает Интернет, они не могут собрать их воедино и сделать что-то новое. Мне кажется, что сегодня, когда все дается нам одним кликом, люди так же начинают относиться и к творчеству, делая все наспех. Но я верю, что появится кто-то, кто все сделает иначе. И тогда все изменится.