Ульяна Сергеенко и Фрол Буримский снялись в коммуналке для обложки журнала «Собака.ru»

До официального выхода номера в продажу мы публикуем воспоминания главного редактора Яны Милорадовской о коммунальной квартире ее детства, которые снова стали реальностью благодаря последней коллекции Ulyana Sergeenko и съемке с главными ударниками труда русского кутюра:

   «У меня есть повторяющийся сон. Холодный от мрамора подьезд, круговая лестница с широкими сбитыми ступенями обвивает шахту допотопного лифта. Я поднимаюсь на второй этаж и нажимаю на один из звонков, которые гроздью свисают со стены у двустворчатой двери, — из-за нее слышен звук шаркающих шагов, приближающихся по длинному и гулкому коридору. Наконец дверь открывается, и я попадаю домой — в коммунальную квартиру, в которой провела детство и по которой скучаю все годы с тех пор, как мы с ней расстались.

Скучаю по доходному дому в стиле модерн постройки Федора Лидваля на углу Каменноостровского проспекта и улицы Чапыгина, по особому запаху в его подъезде, по его высоким потолкам и печам, выложенным плиткой таинственного болотного цвета. Каждая комната в нашей коммуналке была отдельным королевством, как в «Игре престолов», а каждая семья, занимавшая одну или две комнаты, — кланом Старков или кланом Ланнистеров. На общей кухне, бывало, разыгрывались довольно кровавые сражения, а дверь на черную лестницу была ледяной стеной, отделявшей нашу благородную квартиру от одичалых, живших во дворе-колодце.

Мои соседки — три бабки, ровестницы века — были, как в сказке про трех сестер, абсолютно непохожи друг на друга. Старшая, Циля Григорьевна, одесская княжна, носила кольца и яркие халаты с шамаханскими узорами. В углу ее комнаты стояло дореволюционное трюмо ар-нуво, а на нем — пыльные хрустальные склянки с духами. Подоконники ее хором были заставлены кадками с декабристом, алоэ, денежным деревом и тещиным языком поистине раблезианских размеров. Средняя, Валентина Ивановна, когда-то работала бухгалтером, а теперь увлекательно проводила время на пенсии: каждый день ходила в сад имени Дзержинского, он же Лопухинский, ела конфеты, выбирая из стеклянной конфетницы самую вкусную, «Гвоздику». У нее тоже было трюмо — немецкий трельяж 1930-х годов, и трельяж этот знал только «Красную Москву» и пластмассовые гребни. Наталья Ивановна, третья соседка, была частой гостьей клиники Скворцова-Степанова, но неизменно оттуда возвращалась — и неизменно в самом хорошем расположении духа, цветущая и румяная (сады на Удельной были не те, что сейчас). «Меня несет неведомая сила!» — завывала Наталья Ивановна и бежала с мокрой тряпкой по коридору во фланелевом халате нараспашку. Я побаивалась ее, но и восхищалась ее кипучей энергией.

Жизнь в коммуналке — это приключенческий сериал, бразильская мелодрама, трехтомная «Сага о Форсайтах», «неиссякаемый», как говорила Циля Григорьевна про роман Пикуля «Фаворит», «источник вдохновения». И решение Ульяны Сергеенко посвятить кутюрную коллекцию классической ленинградской коммунальной квартире — гениально и очень трогательно: честнейшее признание в любви к этому пышному и бедному городу трех революций.

Для съемки Ульяны и Фрола — она открывает наш материалгигант «Кто есть кто в русской моде» — продюсер Ксения Гощицкая нашла уникальную квартиру, в которой решено было сделать реконструкцию встречи Нового, 1938 года. Нашу нежнейшую благодарность мы шлем прекрасному Аркадию Матюнину, антиквару и человеку, который помог нам с ценнейшим реквизитом: елочными игрушками, посудой, тканями и духами 1930-х годов. Без него, как говорится, этот проект был бы невозможен. И всю нашу любовь мы передаем Сергею Бобовникову, хозяину «коммуналки», которую на один прекрасный августовский день мы превратили в сумасшедшую квартиру. Наталья Ивановна точно оценила бы. «Что за канкан вы здесь отчебучили?» — сказала бы она».