Woodkid: «Мне неинтересно просто сочинять музыку. Музыка — это и звук, и изображение, и цвет»

Автор самого эпичного видео Ланы Дель Рей Born to Die придумал стиль Hollywood sadness, сыграл собственные песни с Симфоническим оркестром BBC и записал для этого шоу фантастический видеоряд. Сейчас Woodkid готовит свой первый балет для New York City Ballet в сотрудничестве с художником JR, а также новый клип на заглавную песню единственного альбома The Golden Age. Черно-белое изображение, идеальные герои, минималистская одежда от главы Dior Homme Криса Ван Аша — почти тоталитарная эстетика, придуманная артистом, вернула в музыкальное видео большие бюджеты.

Ваш проект удивляет комплексным подходом: непонятно, что в нем важнее — звук, образ или видео. Вы перфекционист?

Да, я просто одержим идеальностью. Мне важна каждая деталь — от самого маленького звука в записи до костюма или маркетинговой стратегии. Собрать вместе все эти компоненты равнозначно произведению искусства цифрового века. Мне неинтересно просто сочинять музыку, я хочу заниматься аранжировками, написанием концепций и поиском новой визуальности. Для меня музыка — это и звук, и изображение, и цвет.

С какой целью вы используете масонские символы: ключи, церковные книги, камни?

Я создаю собственную реальность, что-то вроде современного мифа. Как и полагается мифу, в нем должна быть символика, новые коды — от архитектурных до религиозных, ритуальная одежда, сакральные смыслы. Что-то я придумываю сам, а чтото заимствую. Ключ как символ передачи знания — довольно мощный образ. В конце концов, ведь важна не форма, а то, каким смыслом наделен объект. Например, идея инициации, которая очень меня волнует, реализовалась так: я выпустил книгу, которая выглядит как Библия, чтобы подчеркнуть религиозное чувство, с которым сделан мой альбом. Кроме музыки и изображения человек может чувствовать плотность страниц. Я учился на иллюстратора, поэтому идея такой книги меня околдовала. С моим двоюродным братом мы написали эссе вроде детских воспоминаний в форме современной поэзии. Это даже не совсем воспоминания, скорее эмоции, абстрактно зафиксированные на бумаге. Проиллюстрировала книгу моя подруга, художница Джиллиан Тамаки.

Как вы добились такого сложного звука в альбоме The Golden Age?

О, это удивительная история. Хотя он и звучит как сложная оркестровка, практически все в нем сведено синтетически. Скрипки, орган, колокола, барабаны — мы все записывали отдельно, пропускали через приборы, нарезали, закольцовывали, снова нарезали, а потом сводили с записью настоящего оркестра. Это доставило мне такое удовольствие! Ведь больше всего меня интересует трансформация — звука, образа, героя. Весь альбом посвящен превращению ребенка во взрослого. Название woodkid отсылает к чему-то теплому, податливому, эмоциональному и интимному, это стартовая точка путешествия. Взрослея, человек превращается в мрамор. Я хотел подчеркнуть глубочайший драматизм этого процесса, почти болезнь. Название «Золотой век» — это прежде всего тоска по утраченному. Воспоминания о времени, когда проблемы взрослой жизни — религия, армия, сексуальная идентификация, война — не существовали, когда то, что тебя волнует, более индивидуально, деликатно и невинно, а значит, красиво. Это альбом про смерть детства.

Такое ощущение, что ваш лирический герой, который отправляется на войну, ведет ее прежде всего с самим собой.

Да, я обращен к внутренним переживаниям. В клипе Run Boy Run я раскрывал тему побега. Но не в смысле бегства от чего-то, а в смысле перемещения из комфортной среды, скажем, на поле боя, к обретению нового опыта.

Какими визуальными приемами вы передаете чувства?

В клипе I Love You я специально снимал крупные планы острых скал, делал ощутимой холодность льда, опасность зазубренных каменных поверхностей, о которые так легко пораниться или разбиться, что символизирует хрупкость человека перед лицом стихии любви.

Как вы придумываете образы? Обращаетесь к воспоминаниям?

В детстве я покупал альбомы с саундтреками к фильмам, которых никогда не видел. И когда слушал их, то выдумывал свой собственный сценарий, героев, сражения, бешено несущихся лошадей, взрывы и цунами — у меня в голове возникали очень живые образы. Наверное, так я сформировался как режиссер.

Но, как у визуала, у вас наверняка есть любимые стоп-кадры из фильмов. К чему вы все время мысленно возвращаетесь?

К Стивену Спилбергу. Его «Близкие контакты третьей степени» я отчасти имел в виду, сочиняя песню Conquest of Spaces, — воображал, под какую музыку инопланетяне могли бы захватить мир. Мне очень нравится движение камеры у Стэнли Кубрика: крупные планы и широкоугольный формат, безупречный стиль и музыка в «Заводном апельсине», гротеск в «Докторе Стрейнджлаве, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу», ну и безупречная картинка в «2001 год: Космическая одиссея». Безусловно, повлияли «Параноид-парк» и «Слон» Гаса Ван Сента, особенно буднично снятые сцены смерти, — такой контраст между реальностью и насилием. Из русского кино — «Андрей Рублев» Тарковского и «Александр Невский» Сергея Эйзенштейна, причем в последнем фантастически сплетены музыка и сценография батальных сцен. Но самое сильное впечатление произвели режиссеры «новой волны», их черно-белая эстетика просто ошеломила меня в детстве. Именно поэтому я сам использую монохром: хочу оставаться в этих рамках.

Какие клипы вызывают у вас вопрос: «Почему не я это снял?!»

Это видео режиссера Криса Каннингема для Мадонны на песню Frozen. Оно совершенно. Я ценю манеру Спайка Джонса — Sabotage для Beastie Boys или Praise You для Fatboy Slim. Но как на режиссера на меня сильнейшее влияние оказал Мишель Гондри, особенно его работы для Бьорк.

Режиссер и актер Винсент Галло отказался выпускать в прокат свой фильм «Обещания, написанные на воде», мотивировав это тем, что аудитория сейчас лишена всякого вдохновения. Вы чувствуете, что публике не хватает бэкграунда?

Как взрослый мужчина, я считаю, что просто обязан передавать свой опыт следующему поколению. Заинтересовать кого-то, дать импульс к развитию — в этом и есть смысл моего труда. Быть на сцене — лишь вершина айсберга. Нужно понимать, что с нее сказать. Поэтому важно то, что предшествует этому моменту: как я сам расту, работая над собой и открывая новое. И когда это происходит, приходит желание поделиться. Все, чего я хочу, — это вдохновлять людей на творчество. Я хочу, чтобы слушатели чувствовали себя героями, когда слышат мои песни.

Дизайнер Dior Homme Крис Ван Аш назвал свою коллекцию A Soldier on My Own — словами из вашей песни Iron. Мода вас тоже интересует?

Безусловно, как одно из мощных выразительных средств. Крис — автор костюмов к моему видео I Love You. Он придумал строгий пасторский образ для модели родом из Петербурга Матвея Лыкова, который сыграл в клипе главную роль, а также разработал костюмы всех прихожан в церкви. Вот-вот выйдет мой клип на песню The Golden Age, и к нему Крис тоже имеет прямое отношение. У меня довольно прочные отношения с Dior Homme, я играл на нескольких показах марки. На съемках люблю работать со стилистом Мэтью Джозефсом, мы видим одинаково. Я ведь изучал шелкографию в лондонском колледже, а также принты и различные техники их нанесения, поэтому к моде я в некотором роде имею непосредственное отношение. Должен сказать, меня очень волнуют и интересуют фактуры. Для меня это важные визуальные и тактильные переживания. Как передать картинкой плотность ткани? Или ее влажность? Или сделать ее похожей на мрамор? Структура, то, как ткань обволакивает тело, как изменяет его пропорции, а также саму манеру движения, — это самое захватывающее. Сейчас появилось столько удивительных техник обработки материалов, я стараюсь за этим следить. Сам не брезгую и старыми способами, люблю, например, сварить джинсы. В бытовом плане я фанат обуви, у меня точно больше двухсот пар. Мне нравится все, что делает для Givenchy Риккардо Тиши, а сам я придумал капсульную коллекцию для французской марки Still Good — с рисунками мраморных поверхностей, разумеется.

Интервью: Ксения Гощицкая
Фото: Денис Гуляев