Дизайнер и создатель House Of Leо Леонид Алексеев: «Каждую пятилетку у моды новая идея фикс. И сегодня это активизм»

В 2014 году я закрыл свою марку Leonid Alexeev и возглавил дизайн-бюро Министерства обороны, выпускал коллекции под брендом «Армия России», начал преподавать по направлению «мода» в московской Школе дизайна НИУ ВШЭ, стилизовал клипы и театральные постановки, как арт-директор занимался видеопродакшеном. И все, что меня связывало с модой, — раз в год я делал капсульные коллекции для проекта «Ассоциации» в Царском селе. Все это время я как будто себя переизобретал и вдруг понял, что у меня снова есть силы и желание делать одежду. Год назад я залез в папин шкаф — и его вещи вдохновили меня на первую за долгое время полноценную коллекцию о советских дискотеках, яхтенном спорте и юношеской красоте.

Мы сделали презентацию в Москве, пришли наши друзья, играла красивая музыка, развевались полотна-паруса, и все почему-то рыдали. Оказалось, моего возвращения ждали. А для дизайнера самое главное что? Чтобы ему говорили, как он нужен! И выяснилось, что я нужен своим друзьям, своим клиентам, которые за это время выросли и поменялись, и даже российской моде — как раз началась новая волна интереса к локальному дизайну. Так появился дом House Of Leo. Я предпочел вернуться к мужской моде, что абсолютно логично, по образованию я — дизайнер именно мужской одежды. И сейчас я увлечен тем, чтобы делать вещи, которые садятся на все типы фигур: пластичную, агендерную, универсальную, умеренную одежду. Мне байеры часто говорят: «Какое у вас потрясающее качество!» А я отвечаю: «Нормальное у нас качество, хорошее». А знаете, почему? Потому что я умею делать продукт, а не контент, как это принято у бывших стилистов и других околомодных работников. Я потратил много лет, чтобы этому научиться. Мода, в первую очередь, это ремесло.

Людям кажется, что это так просто: нанял портных, конструктора, вдохновился коллекцией Верджила Абло — и все, шлепаешь свитшоты с веселыми логотипами, понеслась. Но профессия дизайнера — это умение делать коммерческие вещи и встраивать их в современный контекст.

House Of Leo — не просто бренд, это творческий хаб. Наконец, в Петербурге у меня появилось пространство, где расположены шоурум, дизайн-студия, экспериментальный цех, гостевая комната для друзей и клиентов марки из других городов, гостиная для лекций, ужинов и тематических вечеров. Забавно, что много лет назад, оказавшись у Татьяны Котеговой на Петроградской стороне, я подумал: «Ничего себе у нее салон! Точно никогда не доживу до того, чтобы у меня было что-то подобное». Теперь вопрос стоит так: «А чем я хуже?». Для Петербурга салонность — одна из важнейших городских традиций.

Нам важно, чтобы были не только примерки и продажи. Нам важна библиотека, важно место, где мы можем за бокалом пообщаться, поделиться новостями или воспоминаниями. Ощущениями! Раньше все это казалось мне старомодным, музейным, плохо совместимым  с модой, которая всегда прогрессивна, авангардна и соответствует духу времени. Но я, наконец, понял, как наделить старую традицию новыми смыслами. И сейчас я влюблен в свой дом, замок, дворец. В нем и лепнина, и входные двери, и все засовы начала ХХ века подлинные, охраняются государством. Мы даже перенесли архитектурные элементы и бронзовые ключи на одежду вышивкой и принтами — как ДНК марки. Я так увлекся ремонтом, что мы с соседом — балетным солистом Мариинского театра Александром Сергеевым — затеяли переделку всей парадной. Я не мог смотреть на персиковые стены и коричневую масляную краску — как Оскар Уайльд: «Или я, или эти мерзкие обои в цветочек!». Каждое утро начинаю с того, что расставляю стулья, передвигаю объекты и вазы с цветами. Люди более-менее поняли, как хорошо одеваться, а теперь надо учиться искусству жить. Овладевшему им не страшна никакая пандемия. И самоизоляция этот факт подтвердила.

Я пробовал разные модели сотрудничества и вывел свою формулу. Она называется «капитан Немо». Мне нужен собственный батискаф, в котором я могу автономно существовать. Я, например, вовсе не уверен, что государство должно помогать фэшн-индустрии. Когда вы оба самостоятельны и иногда с радостью встречаетесь или проводите время, это более устойчивая стратегия. Я работал с военными чиновниками, это был замечательный опыт, но он мне не подходит. Я не могу работать в сложной системе, где очень много игроков и у каждого есть свое мнение. А если пытаться угодить всем, в итоге хорошо не будет никому.

Дизайнер может взаимодействовать с государственными или коммерческими структурами, если они, как РЖД или «Аэрофлот», связаны с сервисом. Потому что есть задача представлять компанию, нравиться людям, удовлетворять в том числе визуальные потребности. Мы чувствуем себя в безопасности, только когда сотрудник компании через униформу вступает с нами в позитивный контакт. Все, что связано с органами контроля и власти, нас пугает, а все, что связано с сервисом, комфортом, оказанием услуг, нам очень нравится.

Мы сейчас занимаемся разработкой новой формы для персонала «Сапсана» — и зимних, и летних комплектов. Любая форма проходит очень долгий этап ввода в эксплуатацию: экспериментальная носка и долгая техническая часть. В госзаказах ты делаешь только творческую часть, а в производство результат запускают через тендеры или конкурс. Госзаказы размещаются на открытых платформах. Ни одна госкомпания не может ничего купить, минуя эту процедуру. Эта
система предполагает, что ты выставляешь требования, прописанные в виде технического условия, и выигрывает тот, кто предлагает сделать это за наименьшие деньги. И вот тут кроется слабое звено: мы же понимаем, что мраморная скульптура Микеланджело и мраморная скульптура из садово-паркового магазина — это разные мраморные скульптуры, но по документам — одно и то же. Ты прописываешь текст, а при принятии заказа, допустим, ткань оказывается неприятной на ощупь или не того оттенка. Но написано «синяя плащевая» — что вам не нравится? И эту систему почти невозможно сломать.

Уже несколько лет я преподаю в Школе дизайна НИУ ВШЭ, «Вышке», как ее еще называют. Мы стараемся создать прецедент в дизайнерском образовании в России. Куратор направления «мода» Анзор Канкулов (экс-редактор журналов Harper’s Bazaar, Port, L’Officiel и Numero. — Прим. ред.) занят тем, чтобы все время актуализировать учебный процесс. Ни один курс не похож на предыдущий, потому что мы все время делаем апдейты. Нельзя за один день стать сильным преподавателем. Я постоянно прохожу курсы, которые меня профессионально прокачивают, читаю самую новую методическую литературу — без этого нет места в системе образования будущего.

Если ты не понимаешь, как преподавать дистанционно, как делать проекты в зуме, как организовать онлайн-выставку, ты не сможешь ничему научить. Дело даже не в том, что система безнадежно устарела, просто все очень быстро меняется. Сегодня котируются только суперсвежие знания. И преподаватели, которые занимаются прикладными науками, должны быть мастерами в своей области. Человек, который в жизни не сделал ни одной коллекции, не может учить людей дизайну. Законы композиции — это прекрасно, но студентов интересует, как закупать ткань, как работать с иностранными шоурумами, как одеть Канье Уэста.

Каждый новый курс — это мой тренинг. Часто учусь у студентов я: то, что мне кажется прогрессивным, для них обычная жизнь. Их уровень интеллигентности, креативности какой-то совершенно иной. Понятно, что есть неудачные версии, но есть удачные настолько, что с нуля за два года они становятся круче тебя. И вот это страшно: чему учить человека, который все, что ты ему дал, впитал, как губка, научился работать с источниками и предлагает тебе вариант, который удивляет. Ты понимаешь, что нужно бежать быстрее. Самое сложное не навредить: невероятно талантливые люди тебе чаще всего совершенно не нравятся. И моя задача как преподавателя увидеть способности и поддержать. Я тоже  могу не нравиться, но я предлагаю относиться ко мне как к инструменту. Обычно я говорю: «Представьте, что я трамплин. От меня надо просто оттолкнуться и прыгнуть выше».

Общаться со студентами нужно на их языке, чтобы завоевать доверие. Если ты говоришь какие-то неправильные сленговые слова, комментируешь их поведение или принимаешь неправильную сторону в каком-то споре, ты теряешь авторитет. На тебя смотрят с опаской. Самым сложным для меня стала социальная повестка, например, освоение различных форм феминизма и взглядов женщин на свои права и на отношение к себе. Новые люди — очень принципиальные и серьезно относятся ко всему. И, конечно, меня удивляло разнообразие гендерных идей. От «Я хочу скорее выйти замуж и родить детей» до «мне нравится сегодня быть мужчиной, завтра женщиной, послезавтра зеброй». Меня поражает абсолютная уверенность молодежи в том, что общество должно принимать тебя таким, какой ты есть. Нас можно было убедить, что мы делаем что-то не так. Их — невоз- можно. «Вы должны», — не работает. Только личный выбор и мотивация, а это непросто поддерживать.

Нынешняя мода переживает этап моментальной реакции на социальные явления, они — контекст нашей жизни, а мода — это всегда контекст. Каждую пятилетку мы получаем какую-то новую идею фикс, и сегодня это активизм. Ты больше не можешь отгородиться и сказать: «Ой, это не мой предмет, меня это не касается». Недавно мы со студентами делали проект про «копскам»: по аналогии с движением Греты Тунберг «флюгскам» (стыд летать. — Прим. ред.) так назвали тенденцию «стыд покупать». Для фэшн-индустрии довольно опасная история, потому что тех, кто приходит в новой одежде, попросту шеймят. Мы целый учебный модуль посвятили разбору, какие системы влияют на ухудшение экологической ситуации, как производить одежду этично, разбирали, что такое на самом деле састейнабилити и как с этим работать. Мои студенты даже делали виртуальную одежду, но пока это просто еще один прикольный спецэффект для инстаграма. Мы так наи грались во все социальные сети, что важнее оказывается реальное, живое. Выбирают тот бренд, за которым стоит какой-то человек. Всем хочется личного контакта.

Я сам делаю коллекции по тому же принципу, по которому учу студентов. Есть концепция и нескольких этапов ее воплощения. В магистратуре я даю проект, который называется «сокровище». Нужно найти что-то очень личное и важное: ключик, цветочек, фотографию. И из этого выстраивать линии, ходы, истории. Тогда в этом будет эмоция. И сезон весна-лето в House Of Leo — это сразу несколько историй. Первая капсула — это дань моей работе с униформой и комбинаторностью гардероба. Ее я придумал для участников турнира по академической гребле, но эти англоманские клубные костюмы агендерны. Вторая капсула одновременно про Дэвида Хокни или «Талантливого мистера Рипли», ее тема — мужчина на пляже. Если пляж клубный, но необходим хлопковый или льняной костюм, а также гавайская рубашка будто из 1950-х, но с актуальным принтом ярко-желтого цвета. Загорать у бассейна мужчина пойдет в пижамном костюме, ну а к вечеру, скорее всего, он отправится на вечеринку. Надо ли пояснять, что любой из этих комплектов прекрасно сядет и на женщин?

Фото: Виктория Назарова

Текст: Ксения Гощицкая

Свет: Skypoint

Благодарим Даниила Осина и студию Maison Osin за помощь в проведении съемки