Петербургский дизайнер и художник по костюмам Владимир Бухинник вспоминает режиссера, для постановок которого создавал образы, с кем сделал десять спектаклей, который был его проводником в мир театра, — Романа Виктюка.
С Романом Григорьевичем Виктюком в конце 90-х меня познакомил Игорь Григорьев — главный редактор культового журнала «ОМ». С Григорьевым мы были знакомы по фестивалю «Неукрощенной моды» и у нас в московской модной тусовке оказались общие знакомые и друзья. Роман Григорьевич искал художника по костюмам для спектакля «Маркиз де Сад», ему нужен был человек свежий и бесстрашный, а Григорьев показал ему мою раннюю коллекцию «Булонский лес». Роман Григорьевич сказал: «То, что нужно, знакомь!».
На тот момент театр для меня был неведомой территорией. Но вот смелости мне было не занимать, поскольку я не знал чего бояться. Эта работа мне открыла огромный новый мир театральной сцены, у которого свои законы, свои правила, познакомила и подружила с артистами. И главное, что мне сказал Виктюк: «Представь, что я ставлю не спектакль, а показ в твоих костюмах». Это была очень красивая установка. В итоге мы сделали красивые костюмы, которые по большой части оказались не нужны артистам, поскольку они много и активно двигались. К тому же в спектакле было много контактных сцен, где громоздким одеждам тоже не нашлось места. Но актерам так нравились наши костюмы, что они хоть их и не надевали, но выносили на сцену и вешали на спинку стула или кровати.
А вот следующая работой уже была «Саломея». Только спектакля было два: один Виктюк ставил в Белграде, второй — в своем театре. Первой была белградская постановка, которая для меня и стала основной театральной школой, поскольку я прошел с Романом Григорьевичем путь от первой читки пьесы с труппой театра до генеральной репетиции и, естественно, премьеры. Я был соучастником ежедневных репетиций, поисков, находок, удач и ошибок. Изготавливали костюмы мастерские при театре, поэтому я имел возможность вносить какие-то изменения по ходу приближения спектакля к премьере.
С Белградом связана еще одна наша совместная история — как я научил Виктюка носить очки. Мы много ходили по магазинам, собирая реквизит и какие-то элементы для постановки, а дело было летом, светило яркое солнце. Роман Григорьевич меня спросил: «Ты не любишь солнце? Чего ты все время в темных очках? Его же нет в Петербурге — наслаждайся!». В ответ я рассказал, что у меня коллекция очков и не только солнцезащитных — это часть имиджа и прекрасное средство для моментального перевоплощения, гениальный аксессуар. В Москву, как человек увлекающийся, Роман Григорьевич вез чемодан очков, и с тех пор с ними не расставался.
Виктюк мечтал привезти белградский спектакль в Москву, поскольку он сложился, родился в муках, получился эпическим, очень ярким, красивым, темпераментным! Но эта мечта так и не сбылась. Зато режиссер повторил, вернее, поставил заново «Саломею» со своей труппой, мы сделали новые костюмы, исходя из новой концепции спектакля, другого масштаба сцены, учитывая белградский опыт.
Что отличало Романа от других режиссеров — способность признавать нет, не ошибки, но неразумность того или иного хода. Например, в Белграде изготовили огромные парики, которые очень эффектно смотрелись на сцене, и обувь на котурнах. Но в этом невозможно было играть. В Москве он от этого отказался сразу. Мы делали не «одежки» для актеров, а совместно с гримерами создавали образы. Наверное, именно потому, что этот спектакль делали честно и тщательно, он живет до сих пор в почти неизменном виде. Я видел костюмы через десять лет после премьеры и через пятнадцать — они целы и невредимы, несмотря на то, что меняются составы актеров, идут гастроли, случаются переезды, и сыграно в них, не знаю, сколько представлений. Много…
Мы сделали с Романом Григорьевичем 10 спектаклей. Какие-то прожили недолго, какие-то игрались годами. После «Саломеи» все было уже не так сложно — так мне казалось. И тут он позвал меня сделать «Антонио фон Эльба». Бенефисный спектакль для оперной дивы Елены Образцовой, сильный характер который был известен далеко за переделами оперной сцены. К этому моменту я уже хорошо знал, что такое звезда. Я поработал в балете с Дианой Вишневой и Юлей Махалиной, мне посчастливилось делать костюмы для Аллы Осипенко, я одевал для сцены Ефима Шифрина и Аду Роговцеву, поработал в кино. Но Елена Образцова!
Спектакль создавался почти год. За это время Елена Васильевна кардинально похудела и сменила имидж, нам пришлось переделывать все костюмы, поскольку изменилась и концепция спектакля. В первой версии она должна была быть стареющей дивой в «нафталиновых» театральных костюмах, а в финальной версии она предстала как стройная красавица-обольстительница. Конечно, второй образ шел ей гораздо больше. На премьере были ее подруги — члены жюри международного оперного конкурса Елены Образоцовой, который проходил в это время, легенды оперной сцены — Тереса Берганза, Федора Барьбьери и Мирелла Френи. Они смеялись и плакали одновременно, аплодировали так, как будто Елена Образцова спела самую яркую арию в своей жизни! Это было непередаваемо прекрасно!
С Романом Григорьевичем было удивительно легко сочинять спектакли, иногда костюмы появлялись прямо во время читки пьесы (на первой встрече пьесу читал он сам). Читал так, что присутствующие хохотали до колик или тихо смахивали слезу, он был гениальным актером и большим эстетом, поэтому работа с художниками для него была важной частью постановки.
Роман Григорьевич — человек, который подарил мне большую и интересную жизнь в театре, о которой я и не мечтал. После работы с ним мне не были страшны никакие сцены, режиссеры, актеры, звезды. Я понимал, что я все могу, нужно только найти правильное решение поставленной задачи. Мы проработали почти десять лет. В какой-то момент наши творческие пути разошлись, так сложились обстоятельства. Но дружеские отношения сохранились.
Я очень благодарен ему за все, мне будет очень его не хватать…
Комментарии (0)