Дмитрий Лысенков: «Театр всегда был более свободен, чем кино»

Почти год назад вы ушли из труппы Александринского театра. Как вам на фрилансе?

Неплохо. Есть работа в «Приюте комедианта», я не остался без дела, сам формирую свое расписание и управляю временем. Я знаю, что отвечаю за все, и поэтому беру на себя только те обязательства, которые могу выполнить. И никто не может взвалить на меня то, чем заниматься не хочу. Меня смущает, когда бюрократический аппарат больше труппы. Чтобы заниматься творчеством, не нужно столько надзирателей.

Эта внутренняя свобода — решимость покинуть театр, если что-то не устраивает, — черта вашего поколения артистов?

Возможно. Если сравнивать со старшим поколением, мы формировались в другое, переломное время. Это нормально, что советские люди замкнуты на служении в одном театре всю жизнь, тогда как мои ровесники уже выбирают, где лучше работать — в пределах города или страны. Миллениалы, идущие за нами, мыслят еще глобальнее — масштабами мира. В нас больше практичности, мы уже не такие пьющие: приехав на гастроли в Париж, не сидим с ящиком водки в гримерках и отелях, играя в преферанс. Наши интересы шире — не ограничиваются одним театром. Мы получили возможность не только наблюдать за другой жизнью, но и в ней участвовать, и это сильно сказалось на пределах нашего сознания. И мне после спектаклей в Париже ли, Новосибирске или Ульяновске хочется не сидеть в номере, а осмотреть все вокруг.

А театральная молодежь — она тоже сейчас другая?

Я наблюдал ее только в Александринском театре. И мне показалось, что там молодое поколение склонно к конформизму. Хотя дух соглашательства — это одна из сторон актерства в системе «добровольной диктатуры», как называл театр Георгий Товстоногов, но все же его степень мне удивительна. Этакий конформизм с целью удовлетворения амбиций. Я не видел конкретных примеров, чтобы кто-то из молодых актеров переступал через людей, но ощущаю в них эту потенциальную угрозу.

Может ли театр не быть диктатурой? Не в смысле внутренней иерархии, а с точки зрения его независимости. Например, в кино сейчас все больше проявляется тенденция снимать фильмы без денег от государства — Минкульта и Фонда кино.

Театр всегда был более свободен. Наверное, потому, что как средство воздействия на умы он не столь широко ориентирован, как кино. Кроме того, театров много и за их репертуаром не так бдительно следит Минкульт. Нужен большой скандал, чтобы в министерстве начали разбираться, что же такого крамольного поставили. Хотя театры и существуют исключительно на дотации государства, тем не менее они имеют достаточно широкое поле для высказываний на любую тему.

А всегда ли актеру необходимо подчиняться режиссеру?

Да, и это правильно. Ты обязан выполнять по мере своих сил и возможностей то, что требует режиссер. Ты сознательно шел в эту профессию и знал, что так будет. В моей карьере не было ни одного режиссера, который оказался бы для меня бесполезен. Каждый что-то дал: неожиданное видение, подход к материалу или к самому себе, способу работы с текстом или визуальному решению. Но у меня и не было плохих режиссеров — мне повезло в этом смысле: в Театре имени Ленсовета я работал с хорошими, потом попал в золотой век фокинской Александринки. Я не всегда сразу понимал постановщиков, даже иногда конфликтовал, но, по-моему, все в результате оставались довольны тем, что мы сделали совместно: не было такого, чтобы мы жалели о работе друг с другом. С моей стороны так точно.

В спектакле «Человек из Подольска» вы играете заглавную роль — безвольного и слабохарактерного редактора муниципальной газеты, не интересующегося ничем вокруг. Это универсальная история о нас и нашем времени?

Мы живем в едином мире и информационном поле, поэтому эту пьесу Дмитрия Данилова можно поставить и в Литве, как это недавно сделал Оскарас Коршуновас, и в США, назвав ее, например, «Человек из Массачусетса». Это история про очень узкое сознание. Вокруг маленького человека вершатся судьбы мира, а он в этом никак не участвует. Для его апатии и тотального равнодушия есть множество причин, и они не только внутри него. Дальнейшее развитие Человека из Подольска, конечно, может происходить только его усилиями, но он еще и погружен в среду — и это настоящий вакуум, который сформирован не им, а другими. У кого-то я прочел очень интересную формулировку: «Подлые руководят глупыми». По-моему, тут это очень точно применимо.

Раскольников в версии Константина Богомолова близок Человеку из Подольска? Его же тоже как будто следователь просто убеждает, что это он убил старушку.

Нет, я бы так не сказал. Это тоже тип маленького человека и в какой-то степени ограниченного, но он другой. Он все-таки убил. Вопрос в том, как сам Раскольников относится к этому деянию, — не считает его преступлением и убедительно доказывает почему. Из-за этого у вас и возникает сомнение в том, что он преступник. Но уже вам дальше с этим жить. Это способ взаимодействия со зрителем Константина Богомолова. Что касается его метода работы с актерами, он заключается в точном распределении ролей — исходя из того, кто и что из себя представляет в жизни. Не артист интерпретирует текст, а текст начинает интерпретировать артиста. И его личность сращивается с тем, что он произносит.

Как тогда эмоционально перезаряжаться, чтобы не начался обратный процесс из-за этого сращивания — как в шутке про «не забудьте выйти из образа»?

Сменой деятельности. Я устал играть с детьми — помыл посуду. Устал от театра — вышел из него. У меня нет такого отдыха, как просто лежание. Например, я могу бегать по пляжу, ходить где-то под палящим солнцем в горах, но не валяться у моря. Я сплю — тогда и лежу. Правда, из-за графика спать хочу все больше.

текст: Елена Анисимова
фото: Данил Ярощук
стиль: Эльмира Тулебаева.
ассистенты стилиста: Анастасия Цупило, Александра Дедюлина.
прическа: Тамара Григорьева (park by osypchuk)

«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50 Самые знаменитые люди Петербурга 2019»:

главный универмаг Петербурга ДЛТ,

Испанский Ювелирный Дом TOUS,

glo,

Nespresso,

Премиальные классы Яндекс. Такси.