Елизавета Боярская о роли Грушеньки: «Я — вечная ученица»

Ваша творческая биография и на театральных подмостках, и в кино — это история почти мгновенного карьерного взлетa, пережить который молодому артисту подчас очень и очень непросто.

Особых трудностей тут не было — и я ужасно благодарна за это Льву Абрамовичу Додину. Как только у меня или у моих однокурсников возникала иллюзия того, что мы уже что-то можем, он сразу же нас одергивал, мягко сбивал спесь — так, знаете, как взрослые кошки дают своим котятам подзатыльники за шалости. Я и сегодня по-прежнему живу с этим ощущением: мне вроде бы тридцать два года и какой-то отрезок творческого пути уже пройден, но все равно кажется, что я очень многого не могу и не умею, а на еще большее не имею права. Вот подходят к тебе после спектакля со словами «Елизавета Михайловна, вы…» — и ты невольно отшатываешься: что, какая еще Елизавета Михайловна? Где-то внутри сидит стойкое чувство, что я до сих пор нахожусь на пути проб и ошибок. И для артиста это, вероятно, самое верное отношение к жизни и к профессии — в противном случае теряется способность к самопознанию.

Когда вы говорите о том, что чего-то не можете, это фигура речи или речь идет о конкретных художественных территориях, которые пока остаются для вас закрытыми?

Я ведь прекрасно понимаю, какую занимаю нишу, какое у меня амплуа — хоть у нас в театре и запрещено употреблять это слово. То, что сейчас дается мне легче всего, — серьезные, глубокие драмы: Шекспир, Абрамов, Чехов. Я могу купаться в этом материале, искать в нем нюансы, это та территория, где я способна маневрировать и где чувствую себя увереннее всего. Но на данном этапе мне было бы важно понять и оценить диапазон собственных возможностей — хочется, чтобы перед тобой ставились какие-то совсем уж неожиданные задачи, для выполнения которых пришлось бы себя преодолевать.

Виртуозная роль «хичкоковской блондинки» в вышедшем в прошлом киносезоне сериале «Пьяная фирма» Григория Константинопольского из их числа?

Есть поцелованные богом люди, способные органично смотреться в любых обстоятельствах, а я — ремесленник, вечная ученица: мне нужно ставить задачи — а я буду их честно выполнять, постепенно обретая внутреннюю свободу. Так что тут многое зависит от режиссера, особенно когда речь идет о таких смелых вещах, как «Пьяная фирма». Гриша, кстати, в процессе съемок не столько объяснял мне, чего он хочет, сколько блестяще показывал — все интонации, жесты. Он очень смелый и прямой человек — не думаю, что подобные роли кто-то еще доверит мне с такой же легкостью. В театре в этом смысле работается куда проще — ко мне как к драматической актрисе относятся все-таки гораздо серьезнее, а в кино приходится волей-неволей мириться с определенными стереотипами.

Со стороны кажется, что за минувшие пять-шесть лет стиль спектаклей МДТ сильно изменился — не в последнюю очередь под влиянием органики актерского трио «Боярская — Козловский — Раппопорт».

Я бы сказала так: почерк Льва Абрамовича сильно меняется в зависимости от того, ставит ли он отечественных или зарубежных авторов: «Гамлет» и «Коварство и любовь» принципиально не похожи на «Вишневый сад». Для меня с актерской точки зрения сложнее спектакли по зарубежной драматургии: она более резкая, более прямолинейная по высказываниям, очень острая и угловатая по способу сценического существования — в отличие от, скажем, Чехова, предоставляющего куда больше пространства, воздуха. Но после «Трех сестер» я действительно стала замечать определенные перемены в подходе Льва Абрамовича к работе с артистами. Раньше мы играли очень ярко, громко, насыщенно — а вот «Вишневый сад» уже совсем другой: засурдиненный, с мягкими переливами, с неторопливым наблюдением за тем, как жизнь идет своим ходом.

Сейчас вы репетируете «Братьев Карамазовых» — а это совсем иная «природа чувств». Как вам живется среди героев Достоевского?

Сначала я пробовала Катерину Ивановну — была почему-то уверена, что мне она наиболее близка, прошла всю линию. Сейчас я пробую Грушеньку — нащупываю две разные ее грани, две стороны одного и того же человека. Сперва мы отталкивались от того, что Грушенька — самое честное и невинное существо во всей этой истории, жертва обстоятельств, лишенная подлых намерений и злобы сердца. Но когда мы попробовали сыграть ее эдакой душечкой, то явно получился перегиб только в одну очевидную сторону. Сейчас Лев Абрамович разворачивает меня совсем в другую сторону — к женщине, которая за пять лет жизни, брошенная своим польским офицером, столько пудов соли съела и столько выдержала и имеет такой счет к жизни и такой характер, что нет ни одного человека в Скотопригоньевске, который мог бы похвастаться ее расположением. Как именно это будет сочетаться с первой гранью Грушеньки, нам еще предстоит понять. К тому же в МДТ никогда нет четкого распределения, а у нас еще много замечательных актрис, тоже пробующих эту роль, так что все еще может сто раз измениться. Это то, что в работе с Додиным нравится мне больше всего: он всегда дает и себе, и нам право на неуспех, всегда повторяет: «У нас же может не получиться». Мы пробуем, пытаемся — если все срастется, премьеру стоит ждать, думаю, не раньше чем через год.

Фото: Саша Сахарная

Интервью: Дмитрий Ренанский

Художественный руководитель: Ксения Гощицкая

Стиль: Cake Monster

Визаж: Ника Баева

Прическа: Кристина Селякова (Park by Osipchuk)

Ассистент парикмахера: Денис Евдокимов (Park by Osipchuk)

Ассистент стилиста: Анна Кишкель

Благодарим: «Порт Севкабель» за предоставленную локацию, Артура Горячева и Кирилла Мирзина (фитнес-клуб Livebody.club) и керлинг-клуб «Адамант» за предоставленный реквизит, тату-мастера Алексея Смолайкина, модельное агентство Tann Model Management за помощь в организации съемки.