Валерий Фокин: «Режиссер нужен, чтобы находить компромисс, без которого театр невозможен»

«Нельзя плясать на могиле классика и нельзя стоять перед ним на коленях», — это ваша цитата, которая подходит под репертуар Александринского театра. Что вы имели в виду?

Тут все просто: нужен баланс.

Чем важен опыт Мейерхольда сейчас и чему у него стоит научиться?

Ты руководишь программой. Ты весь в Мейерхольде и сам можешь ответить на этот вопрос.

Ну да. Отвечу. Ваши учителя — кто?

Нельзя таких людей перечислять механически, в тетрадке в клетку. Что такое учителя? Есть учителя, которые тебя учат в школе театральной, а есть те, к кому ты обращаешься вследствие обстоятельств— они даже не обязательно должны быть живы, как Мейерхольд. Режиссера учит все — литература, жизнь, кино, впечатления. Я никогда не брал уроки у тех, кто мне априори неинтересен. Не только учитель выбирает ученика, но и ученик выбирает своего учителя. Должно случиться совпадение, группа крови. Я работал много в Польше, мне было интересно наследие Кантора, хотя для меня это абсолютно другой театр, чем у Гротовского, который лично мне ближе. Или творчество Конрада Свинарского, или театральный Вайда. Это все опыт! Эфрос, Акимов… Если человек тебе неинтересен, то не надо брать у него уроки!

Вы 21 год худрук Александринского. Каково это?

Легче быть дураком, чем худруком, но это не про меня!

Помогают сны в творческом процессе?

Помогают. Бывает. Иногда снятся. Надо уметь разделять сны на творческую тему. Бывают сны тревожные и монотонные, когда ты репетируешь постоянно, когда из тебя это не выходит. Когда я делал оперы — это страшно: они пели у меня все время, каждую ночь. Уже премьера прошла, а они поют. Бывают сны, в которых приходят сценические решения, которые хочется реализовать. Например, финал одного своего спектакля «Любовь и голуби» я просто увидел во сне. Проснулся, записал, чтобы не забыть, пошел на репетицию и сделал. Я не знал, как закончить, и вот оно пришло, с музыкой, с актерами.

Как быть, если хочется успокоиться, а успокоиться не можешь?

Да надо выпить просто, и все. Я был в Сибири на гастролях и выпивал с одним дедом. Мне было скучно одному выпивать, поэтому я наливал и ему. Дед сидит в валенках, жара дикая, а он все повторяет: «То ли будет лучшее, то ли будет худшее». Вот это я понимаю! На репетиции трудно сдерживаться. Не вспыхивать, не ругаться матом? Это трудно, но я пытаюсь. Дело же не в том, что ты плохой человек, а в том, что режиссер — источник энергии, к которому подключаются все. И не только артисты. Работники, художники, монтажеры. Ты — розетка, от которой подзаряжаются все, кто спектакль делает. И ты не можешь сдерживаться, быть ласковым, от тебя не ждут этого. Режиссер, который спокойно и ровно ведет репетицию, — не режиссер. Это сразу могу сказать. Он либо не знает, чего хочет, либо не владеет профессией.

Кто самый органичный актер на сцене в вашем опыте? Ну, кто самый органичный, как вам кажется? Был.

Встречались мне двое, самые органичные. Просто как кошки. Гениальные. Их уже нет, к сожалению. Олег Даль и Богдан Ступка. Артисты, которые растворялись в спектакле. Еще таким был Евстигнеев, но я с ним не работал.

Как воспитать самоиронию и стоит ли этим заниматься?

Воспитывать можно, только вряд ли получится. Это как деньги: либо есть, либо нет. Самоирония — далеко не самое простое чувство. Ты можешь делать вид, что самоироничный, но мы все себя любим и никуда от этого не денемся. Однако человек приличный, интеллигентный скрывает это от других, поболе чем остальные. А некоторые говорят: «Я самый прекрасный», — и таких много. Это землеройки. Прошу зафиксировать — зе-мле-рой-ки! Их очень много… Можно заставлять себя смотреть критически. Учиться видеть собственные недостатки, не только профессиональные, но и человеческие. Видеть, что у тебя не получается, в чем ты несовершенен. В чем ты слабый, признаваться себе в этих вещах, но это процесс уже не для «Собака.ru», а для Федора Михайловича.

Почему в театре невозможна бирюзовая организация?

В хорошем театре — невозможна. На уровне самодеятельной студии — возможна. Профессиональный театр, как вообще театр по природе, склонен к анархии. Люди, работающие тут, все в какой‑то степени нездоровые. Они здоровы с точки зрения поликлиники, но с точки зрения других аспектов — нездоровые. Самолюбивые, воспаленные, возбудимые, нервные, часто со сложными амбициями по поводу себя. И парадокс заключается в том, что если они таковыми не будут, они не смогут работать в театре. Вот эта температурность и повышенная горячка — они необходимы. В таком заведении нужна воля, художественная воля руководителя, режиссера. «Театр — это добровольная диктатура» — известная цитата Товстоногова. Режиссер нужен, чтобы находить компромисс, без которого театр невозможен. Без него будет хана полная. И тут просто административным ударом ничего не cделать. Тут нужно все время приходить к гибкости. Но…

Но?

Еще один парадокс в том, что эта диктатура должна быть добровольно принята, как справедливо говорил Товстоногов. Артисты должны уважать главного режиссера ли, худрука ли и понимать, что он дает идею, смысл, ведет. Да, они принимают и соглашаются, часто обижаясь, страдая, но тем не менее принимают эту волю. Потому что без этой воли ничего не будет.

Как вы научились делегировать?

Я неоднократно был участником партийных конференций. Даже был делегатом XXVII съезда и был свидетелем того, как Ельцин сказал, что он не согласен со многим и выходит из партии. И пошел на выход через зал… Полная тишина зрительного зала. Зала Дворца съездов. Был шок.
А как можно не делегировать? Обязательно надо. Но только тем людям, которые тебя понимают и готовы помогать. Если они еще добавляют собственные инициативы, способности, ну это вообще супер. Главное — не бояться держать таких людей рядом с собой, но это уже другой вопрос.

Давайте ответим и на него тоже.

Это вопрос того, не комплексуешь ли ты по поводу нахождения рядом с собой талантливых людей. Хороших. Иногда даже лучше тебя. Некоторые коллеги не могут себе этого позволить, по природе не способны. А мне легко с этим. Может, потому что ко мне рано пришел успех, в 25 лет. У меня нет этих комплексов. Мне, наоборот, кажется, что присутствие талантливого человека рядом — плюс мне, как руководителю. Один дом, одна конюшня. Но некоторые так не считают. Многие так не считают.

За кем из молодых режиссеров вы следите?

Слежу за Леной Павловой. Интересен Кирилл Люкевич. Лена у нас поставила «Чайку» в формате саунд-оперы, а Кирилл недавно выпустил «Кабаре им. Мейерхольда».

Кто ваш любимый зритель?

Любимый зритель «может спать спокойно и видеть сны»… Любимый зритель — это я.

А кто ваш самый главный критик?

Опять же я. Понимаешь, есть критики, которым ты доверяешь. Чувствуешь, что они с тобой на одной волне. Они не просто критикуют, они анализируют. Самое страшное в критике, когда нет анализа, когда есть просто герой. Но вообще самый главный критик всегда у меня был я сам. Я почти никогда не могу сказать, что идеально сложил спектакль. Я всегда вижу разрыв между тем, как вышло и как могло бы быть, но в результате разных причин не произошло. Художник должен быть критичен. Обязательно. Нельзя постоянно быть довольным своей работой. Если ты видишь ошибки, то есть гарантия, что ты сможешь их исправить — не в этот раз, так в следующий. Этому надо учиться. Поэтому самый главный критик — это я. И самый главный любимый зритель — я тоже.

Самый красивый момент или опыт в вашей жизни?

Жизнь! Что тут еще сказать? Первые поцелуи? Не могу сказать. Вырастали крылья какие‑то. Хотелось летать… Я очень четко помню одно из самых сильных ощущений от восприятия театра. Я тогда первый раз смотрел спектакль «Добрый человек из Сезуана» Любимова. И я, совсем молодой человек, абсолютно потрясенный увиденным, выскочил после первого действия выкурить сигарету. Я выкурил ее буквально за несколько секунд. И побежал обратно в зал. Почему так быстро? Не мог дождаться окончания антракта. Я ее выкурил, бросил и бежал. Мне говорят: «Еще 10 минут, вы что!» Я ничего этого не понимал. Просто было дикое желание смотреть дальше, досмотреть и не прерывать чуда. Это, собственно, как первый поцелуй. Такое не забываешь.

Какой стороной Александринка развернется в следующем сезоне? Случится ли Богомолов? Какие у вас планы?

Сторона у нас одна. Богомолов? Я надеюсь, что случится. Что буду делать я? В следующем сезоне в театре выпускать пока не планирую, но есть у меня одна идея на будущее, которая, может, при определенных обстоятельствах произойдет. У нас прекрасные фамилии в афише следующего сезона — Николай Рощин ставит «Короля-оленя», Константин Богомолов — «Мать», Андрей Прикотенко — «Обломова». Елена Павлова будет ставить «Лапшина» по Герману. Так что у нас полно работы. Аттила Виднянский в конце сезона сделает «Нижинского» у нас здесь, в театре.

Текст: Александр Малич

Фото: Наталья Скворцова

Свет: Айрат Муратов SKYPOINT

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии

«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2024:

Эксклюзивного партнера, производителя премиальных украшений с российскими бриллиантами — ювелирный дом MIUZ Diamonds

Газпромбанк — Официальный банк премии

Торговый дом «Рятико» с брендом ReFa — роскошным уходом для вашей кожи

«Моменты. Repino» — клубный малоэтажный жилой комплекс от девелопера «Абсолют Строй Сервис»

ASKO — мировой премиум-бренд по производству бытовой и профессиональной техники