Михаил Пиотровский о театральном проекте «Флора» в Государственном Эрмитаже

Театрально-музыкальные перформансы «Флора» в Государственном Эрмитаже, для которых литераторы и композиторы из разных стран написали тексты и партитуры про двенадцать эрмитажных шедевров, — эталон синтеза искусств. Директор Государственного Эрмитажа» Михаил Пиотровский и создатели этого проекта — главного театрального события года — выдвигаются на премию «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2022.

Пролог. Зал Рембрандта (254)

Воскресный вечер. Государственный Эрмитаж уже закрыт, и только команда «Собака.ru» шуршит по пустым залам, собирая у рембрандтовской «Флоры» команду участников одноименной литературной мистерии. Серию театрально-музыкальных перформансов придумали режиссер Жаклин Корнмюллер с продюсером и драматургом Питером Вольфом. Специально для «Флоры» литераторы и композиторы из разных стран написали тексты и партитуры про двенадцать эрмитажных шедевров — у каждого из них и разворачивается действие двенадцати перформансов: их прочли, сыграли и станцевали пятнадцать участников проекта, московские и петербургские актеры и музыканты. Эссе о «Возвращении блудного сына» Татьяны Толстой и «Пограничная история» Евгения Водолазкина о картине Хосе Риберы звучали в музее после закрытия для камерных групп: счастливчики, успевшие купить билет, переживали почти мистический опыт ночи в музее. Что-то подобное ощущает и наша группа, особенно когда участники съемки виолончелист Андрей Ефимовский и флейтист Андрей Петров начинают играть на своих инструментах и залы наполняются музыкой.

Действие I. Зал Рембрандта

На съемке появляется директор Государственного Эрмитажа — все заметно приосаниваются и выглядят очень, очень культурно. Главный редактор Яна Милорадовская отводит Михаила Борисовича к «Возвращению блудного сына» для портрета и просит посмотреть на фотографа Ярощука, как на обретенный шедевр. Михаил Борисович ласково смотрит. Ярощук заметно краснеет, но портрет снимает недрогнувшей рукой. Сразу же в полутемном зале по-рембрандтовски и с диктофоном наперевес материализуется директор отдела эксклюзивов Ксения Гощицкая, мечта которой — прогуляться по закрытому музею с Михаилом Борисовичем — близка к исполнению, как никогда. И она исполняется.

Михаил Борисович, одним октябрьским вечером мы с Милорадовской сходили на «Флору» — и в упоении носились от перформанса к перформансу по пустым залам Нового Эрмитажа, а когда у «Натюрморта с восточным ковром» Мальтезе зазвучала ария из Перселла, нас и вовсе разорвало от восторга. Во-первых, спасибо, как сейчас говорится, за уникальный опыт. Во-вторых, как появилась идея этой мистерии?

Проект «Флора» — результат наших тесных связей с Венским историческим музеем. Мы многое делали вместе, в том числе — знаменитую выставку-диалог «Имперские столицы: Санкт-Петербург — Вена. Шедевры музейных коллекций» — обмен картинами старых мастеров. Каждую из выставок открывали главы государств. А как-то венские кураторы рассказали о музыкально-драматическом полиптихе Ganymed Nature. Имя он получил, как и наша «Флора», по шедевру Корреджо «Похищение Ганимеда» и объединил театральное искусство, музыку и литературу — вечер-перформанс происходил у избранных произведений в залах Венского исторического: каждая из 13 миниатюр была посвящена конкретной картине или скульптуре. Мне идея понравилась, и я сказал: «Давайте делать, но у Эрмитажа, естественно, должен быть свой проект». Так родился замысел «Флоры».

Насколько музею вообще важна мультимедийность?

Мультимедийность музею не важна. Музей сам по себе «мульти». Особенно такой, как Эрмитаж. Посмотрите, здесь уже все есть: архитектура, история, прикладное искусство, живопись. Мы задаем высочайшую планку синтеза искусств. Я согласился на «Флору» потому, что ее создателям удалось соблюсти хрупкий баланс, точное соотношение музея и театра. Часто музей пытаются превратить в театр, а это всегда получается плохо, выходит то цирк, то Диснейленд. Здесь же театр — живой настоящий театр — пришел в музей. И не только театр, но еще и литература — подбор писателей совершенно замечательный: Водолазкин, Толстая, Седакова. Я честно скажу: мы ломаем голову, где взять авторов такого же уровня на следующий проект. И артисты участвовали чудесные: такой точный подбор — это полный восторг. Но мы столкнулись с тем, что перформансы невозможно снять. Они совершенно не работают через экран, видимо, теряется вся их особенная атмосфера.

Чтобы понять и прочувствовать «Флору», нужны насмотренность и начитанность. Получается, «Флора» — элитарный проект?

Абсолютно элитарный, хотя бы потому, что рассчитан на совсем небольшое количество людей. Элитарность — это не деньги в кармане. Это интеллект. Как-то Александр Сокуров, увидев очередь в ночной Эрмитаж, — в день 300-летия Петербурга мы открыли музей в неурочное время — сказал: «Лица, как в Филармонии». Я эту фразу люблю повторять, мне она кажется очень точной. Чтобы на «Флору» попасть, нужно ведь специально спланировать визит, заранее купить билеты, да и вообще, быть в курсе, что в Эрмитаже такое происходит.

Действие III. Лоджии Рафаэля

На недавней музейной конференции вы сказали, что культура отмены — явление истерическое. А отмена культуры?

Мы живем в эпоху вины. Не просто культуры отмены, а именно признания вины. Все истерически признают вину за все сразу. И всем становится очень плохо жить, потому что практически каждый чувствует себя подонком. Все так от этого устали, и тут появляется такая замечательная новая повестка — Россия.

Вина — сложная тема для русского человека. Пассаж одного журналиста, что «мы провалились как нация», стал мемом.

Никуда мы не провалились. Мы — великая нация, нация, которая делает сложные вещи, не всегда понятные нам самим, а тем более другим. Все идет нормально. Мы всю эту отмену уже проходили. Сначала мы сами наотменяли свое прошлое после революции, затем в перестройку. Сносили памятники. Но только у памятников есть тенденция возвращаться. И все это лишь вопрос времени. Главное — иметь чувство собственного достоинства. Мы слишком завязли в эпохе вины.

Как будет корректироваться работа выставочных и научных отделов Эрмитажа, пока многие международные проекты заморожены?

Особенно ничего не изменится. Да, наши партнерские проекты с Амстердамом и Лондоном пока не работают, но у нас есть выставочные центры «Эрмитаж-Выборг», «Эрмитаж-Омск», «Эрмитаж-Екатеринбург», «Эрмитаж-Казань». Ведем большие проекты с Китаем, причем виртуальные, усиливаем связи со странами Персидского залива. Причем для этого необязательно ввозить или вывозить картины. Можно делать сложнее и интереснее, например, локальные проекты. И «Флора» — блестящий пример того, как вместе можно придумать что-то нестандартное. Сейчас мы обсуждаем, чем будет заниматься отдел современного искусства, потому что больших выставок пока точно не будет. Хотим развивать NFT, онлайн-программу «Небесный Эрмитаж» — разные формы присутствия в «облаках», такая резервная форма музея.

Эрмитаж в метаверс!

Да, мы же самый передовой музей в мире. Если земля закрывается, будем над кольцом блокады показывать на небесах «Явление Мадонны». Да и современное искусство сейчас, в основном, в облаках. В метаверс мы перешли еще в пандемию: количество посетителей в Сети уже давно в тысячи раз больше, чем в самом музее. Мы научились по-новому работать, жить в условиях, когда почти нет туристов, использовать новейшие разработки, интернет. От всех проблем есть только один рецепт — много работать и создавать новое. Эрмитаж пережил много сложных ситуаций. тридцать лет тому назад тоже был полный кризис: ни денег, ни понимания, что ждет в будущем.

Нас все-таки возьмут в будущее, как вы считаете?

Мы уже в нем. В Белом зале Зимнего дворца мы открываем мощную выставку во славу замечательного датского художника Виргилиуса Эриксена. В этом году празднуется трехсотлетие со дня его рождения. Он рисовал Екатерину и ее двор. Три датские картины к нам не приедут, но мы обязательно сделаем онлайн-экскурсию на датском языке. Кстати, экскурсии на иностранных языках мы тоже придумали в пандемию, за что получили безумную благодарность от пользователей за рубежом: итальянские музеи в ответ даже устроили экскурсии на русском языке. Еще будет потрясающая выставка костюмов Петра Великого — в рамках 350-летия со дня рождения императора. «Диковинный и дорогой Китай» — скульптуры, книги, фарфор, драгоценности — дипломатические дары, которыми пользовался Петр I, уже выставлены в Арапском зале. Это еще и история о том, что, обращаясь к Западу, император никогда не забывал о Востоке.

Тонко!

Петр Великий, конечно же, самая настоящая ролевая модель, в том числе в международных отношениях.

Михаил Борисович, а можно глупый вопрос?

Задавайте!

Мне всегда представлялось, что вы вечерами, когда никого нет, на роликах катаетесь по Эрмитажу.

Нет, я и так достаточно быстро хожу.

(Смеется.)

Действие II. Малый итальянский просвет

Должен ли музей воспитывать посетителя? Допустим, бывает сложно понять все смыслы, заложенные в произведении, но ведь можно с ними соприкоснуться и все равно получить трансформирующий опыт.

Конечно же, зрителя надо подтягивать. Тем не менее музей открыт для всех. Есть несколько уровней, чтобы объяснить и показать искусство — каждый возьмет с доступного ему. Я заметил, что в пандемию, с уменьшением потока, публика в музее стала более образованной. Туристам обычно лишь бы пробежать галопом и галочку поставить, а сейчас все подолгу ходят по залам, смотрят внимательно. А вот в интернете бывает по-разному, я иногда читаю отзывы и удивляюсь. Мы выложили в Сеть отрывки миниатюры из «Флоры» «По яблоку в день», она посвящена картине Хендрика Голциуса «Адам и Ева». На фоне этого шедевра XVII века разыгрывается пластическая миниатюра, и в социальных сетях зрители запротестовали: «Что это за ужас?», «Что за эротика?», — высказывались, что слишком много наготы и вообще сама по себе картина чересчур откровенная. Конечно! Ведь Адам и Ева — эротичнейшая история. Ничего более эротичного, может быть, и нет на свете. В нее заложен абсолютно электрический заряд. Просто понимать такие вещи нужно уметь не в вульгарном смысле. И разбираться в сложных вещах учит искусство.

Вам не привыкать сталкиваться с праведным гневом: когда-то глас народа возопил из-за чучел Яна Фабра, а это была одна из самых крутых выставок в России.

Это была одна из самых крутых выставок в мире. Мы дали возможность зрителю подумать и узнать что-то новое. Элегантность решения была в том, что чучела разместились в зале Снейдерса, который воспевал изобильные мясные и рыбные лавки в своих натюрмортах, настоящий пир, любование этой мертвой природой. Но поняли это, как обычно, не все.

Но вас это не останавливает?

Конечно же, нет. Мы будем продолжать. Ведь мы не ставим эксперименты, а показываем разные художественные языки. У нас музей мирового искусства! Как будто буддистское многие понимают: там есть такие страшные маски, что по смыслу будут пострашнее фабровских чучел, еще и со сложнейшей экспликацией. Язык современного искусства не сложнее языка исламского, тибетского или африканского искусства.

Вы упомянули Диснейленд — тяга к зрелищности и аттракционам на самом деле сейчас мировая музейная тенденция: ее демонстрируют и недавняя выставка Дэмиана Херста в галерее «Боргезе», и парижская коллекция Франсуа Пино.

«Музей находится между храмом и Диснейлендом» — эту фразу тоже не я придумал, но совершенно с ней согласен. И он все время смещается то в одну, то в другую сторону. Пришло время двигаться обратно к храму.

Теперь ваша стратегия — больше сакрального?

Можно и так сказать. В блокаду все молимся на искусство.

Культура должна оставаться вне политики?

Культура должна быть над политикой. И мы должны это доказывать своим примером. У нас есть опыт, и мы знаем, что блокада начинается с эвакуации. Что сейчас и происходит — мы возвращаем наши выставки, которые были за границей.

Вы отпраздновали возвращение коллекции Щукина?

Никакого праздника не было: картины пришли ровно в тот срок, как и было должно. Но чтобы это произошло, нужно было немного поработать. Ведь когда в Париже идет выставка Щукина, это значит, что над ним развевается русский флаг. А люди этой тонкости не совсем понимают.

И все-таки: как это удалось?

Ради наших выставок весь мир создал систему государственных гарантий, иммунитета от ареста, которую мы меняли каждые три года. И вся она сработала. Более того, под нашим давлением были внесены изменения в санкционные правила. Это очень трудно, нужно вести огромное количество переговоров, подписывать бумаги. Но все те законы, что мы, постоянно усложняя, вводили каждый год, оказались придуманы не зря. Это сложнейший менеджмент и международная политика.

Все эрмитажные полотна вернулись домой?

Еще не все — работа вовсю идет. Вот когда мы откроем выставку «Рождение современного искусства: выбор Сергея Щукина» у нас — будет праздник, это мы и отметим. Никакие коллекционеры в мире не получали такой славы, которую мы за последние несколько лет создали Щукину и Морозову, — и этот уникальный венок выставок! Париж, Москва, Петербург — просто потрясающе!

В искусствоведческой (и не только) среде обсуждают, что Эрмитаж — единственный музей в России, который выстроил грамотную коммуникацию в свете последних событий.

Сложно объяснять публике, что происходит в музее. Но наш принцип — открытость и четкость. Я думаю, уверенная правда всегда дает хороший результат в общении. Но должен заметить, мы все-таки снобы. Открытые, но снобы.

Эпилог. Малый итальянский просвет

По взгляду Михаила Борисовича на карманные (!) часы на цепочке Ксения Николаевна поняла, что все хорошее не длится вечно, и, попрощавшись, с сожалением проводила взглядом стремительно удаляющегося в сторону Шатрового зала голландской живописи директора Государственного Эрмитажа. Тем временем команда «Собака.ru» устроила оммаж перформансу из «Флоры» «Помни меня», расстелив перед «Натюрмортом с восточным ковром» Мальтезе натуральный восточный ковер. И все мы немедленно на него прилегли для коллективного фото. Ибо capre diem!

Текст: Ксения Гощицкая

Фото: Данил Ярощук

Стиль: Дарья Пашина

Ассистенты стилиста: Валерия Левкина, Максим Лященко, Олег Ульянов

Свет: Максим Самосонов Skypoint

Редакция «Собака.ru» благодарит универмаг ДЛТ за (очень красивый!) стиль актеров в этой съемке.