Как Ася Волошина стала главным российским драматургом новой школы

Я знаю, какая реплика из всех написанных мной лучшая. Или не так. Давайте заново. Начнем так: хотите, расшарю здесь свою лучшую реплику? Она из пьесы «Дания тюрьма»: «Отнимая волю, отнимают волю. И наоборот: отнимая волю, отнимают волю. Что бы это ни значило».

Считаю, это формула, к которой можно многое свести. Собственно, о воле я всегда и пишу. Не о любви, не об искусстве, не о назначении художника или ответственности и бессилии интеллектуала, как может показаться. И даже не о непреодолимом одиночестве. Хотя и обо всем этом тоже. Но так или иначе все устремляется к воле. В обоих значениях. В значении «свобода» и в значении «дерзновение». И эти два явления связаны между собой, как ничто иное.

По сути, все претензии к власти, к властям, к любому давлению, внешнему насилию, репрессивным аппаратам, механизмам метафизически относятся к тому, что без свободы нет дерзновения. А без дерзновения — свободы. А дерзновение — это самое важное. И свобода — это самое важное. «Отнимая волю, отнимают волю». И наоборот.

Есть такое понятие «прецессия моделей». Это очень просто. Вроде бы каждый проживает свою жизнь. Но в ней все настолько смоделировано! От детского сада до замужества, от выпускного до выпускного детей. Настолько ограниченный набор модулей! (Они же — ожидания этого мира по отношению к нам.) Банальней банального, да. Кому-то, ­может быть, в этой сетке и удобно. Но, по-моему, хоть это и непреодолимо, возможность пытаться преодолевать — важна. И возможность осознания этой возможности. Выстраивать собственные траектории, собственную драматургию жизни. Чертить резко. Изобретать и переизобретать свою жизнь индивидуально для себя. Для этого, натурально, нужна воля. В одном и другом значении. Мы замкнули круг.

Хорошо ли сочетаются эти слова с этими фотографиями? Наверное, плохо. Но, может, это и к лучшему. Виват контраст. А может, и отлично сочетаются. О чем еще поговорим?

Текст создается от трения между сознательным и бессознательным. Долгое-долгое-долгое трение, и потом только успевай крошить себя на щепки и подбрасывать в огонь.

Вдохновение? Да, я в него верю, да, оно есть. Первая дверь за отчаянием, прямо. Вдохновение — это как раз когда после трения разожглось.

А вот «карьера» — катастрофическое слово. Вместо нее — самоосуществление. Добиться чего-то (если я чего-то добилась) мне сильней всего помогли бедность, парализующие приступы депрессии и то, что, кроме как писать, я больше не умею ничего. Сворачивать с дороги было решительно некуда. Пришлось до какой-то точки дойти. Но вообще… Если б не посчастливилось, бросив все, поступить получать второе образование в Театральном институте на Моховой… Не хочется даже это моделировать.

Мне повезло: в моей жизни всяких маленьких трагедий хватило б на собрание сочинений. Хотя внешне, судя по всему, я произвожу впечатление благополучного создания. В этом есть некоторый диссонанс, а обманывать очень не хочется. Впрочем, виват контрасты еще раз.

Мне повезло: в моей жизни было абсолютное, беспримесное, нечеловеческое счастье. Действительно нечеловеческое. Когда я увидела на сцене МХТ свой мир. (Речь о спектакле «Человек из рыбы». — Прим. ред.) Он же — одновременно, но независимо — был миром Юрия Бутусова. И он же был просто миром каких-то людей и идей, которые были сделаны из моей боли, прошли через мою голову, вырвались и теперь осуществились в реальности, которая огромнее меня примерно в столько раз, во сколько сцена МХТ огромней моей черепной коробки. Огромней — во всех смыслах. Это было настолько прекрасно и настолько неподъемно, что, кажется, переломало мне все кости. Пришлось их где-то год «обратно собирать».

Поэтому если вы спросите, огорчает ли меня, когда ругают критики, или что-то подобное… Да я, считайте, живу добавочную жизнь. Я могла бы умереть от счастья 7 июля 2018 года прямо после премьеры. И, может быть, это было бы даже лучше. Такого качества опыт — он как клиническая смерть: после него все видится другими глазами. Тоска только в том, что подобного уже больше не испытать, даже если будут другие большие спектакли. Так ясно во второй раз этой без­дны не увидеть. Это в прошлом. Но в прошлом это есть.

Для меня важны приключения. Идеальная модель — половину времени путешествовать безбашенными способами, половину времени — писать. Может быть, когда-нибудь совмещать научусь. Но пьесу в пути, без отрыва от жизни написать сложно. Надеюсь, однажды с романом получится.

Вообще я не хотела б писать слишком долго. Если повезет, еще лет пять. Ну, семь. Потом, если жизнь будет длиться, занялась бы чем-нибудь совершенно другим, в другой точке планеты, на другом языке, может быть, под другим именем. У меня не такое долгое дыхание, чтоб жить в одном качестве долгую жизнь.
Мою лучшую пьесу читали человек восемь. Хоть ей уже почти два года. Она посвящена Пьеру Менару и Юрию Бутусову, и, возможно, когда-нибудь заживет.

Казалось бы, я должна быть очень счастлива, но мне за все очень больно. Пока это так, можно продолжать.

Текст: Алина Исмаилова

Фото: Ник Гаврилов

Стиль: Лима Липа

Визаж и волосы: Полина Еланская
 

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнера премии 

«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»

ДЛТ

старейший универмаг Петербурга и главный department store города