Драматург Ася Волошина: «Происходит поляризация: хороший театр становится лучше, а плохой — хуже»

4 февраля на Новой сцене Александринского театра сыграли премьеру спектакля «Ад — это я», который поставил Илья Мощицкий. Вы не просто написали для постановки текст, но и участвовали в репетиционном процессе вместе с артистами.

Примерно год назад Илья предложил написать для него пьесу. Это был идеальный заказ: пьеса могла быть любой — абсолютно авторский проект. Илья поставил только одно условие: чтобы я находилась внутри текста, а значит, и внутри спектакля, — как персонаж или камео, как автор, как демиург и жертва собственного мира. И, разумеется, по умолчанию было понятно, что пьеса должна быть трагической и смешной максимально. От меня требовалось просто быть собой. Как говорит драматург-персонаж, эта пьеса как сборник стихов, то есть нечто одновременно и целое, и фрагментарное. Не связанные, на первый взгляд, истории — что-то вроде системы зеркал, где мотивы многократно переотражаются. Илья все очень тонко почувствовал и, как мне кажется, создал на этом фундаменте свой мир по тому же принципу, по тем же законам.

Подводя итоги года в «Фейсбуке», вы написали о том, что в 2020-м обязательно что-нибудь замутите.

С одной стороны я постоянно твержу всем работодателям, что не хочу выполнять заказы. Мечтаю просто запереться в своей круглой комнате и реализовывать собственные замыслы, от которых уже кости черепа трещат. То есть максимально уходить в текст и редуцировать всю остальную деятельность. Это и правда, и неправда. На самом деле, в перспективе мне хотелось бы, оставаясь в поле текста, выйти из-под купола театра в сферу современного искусства. Помните, где-то у Берроуза: «лучший выход это выход»? Это не про то, что я хотела бы увидеть свой текст не на сцене, а в павильоне на какой-нибудь биеннале (хотя, конечно, хотела бы). Скорей это про пересоздание законов каждый раз. Про то, чтобы — в идеале — каждая пьеса становилась жестом и влияла на реальность. В театре, в драматургии ты можешь преуспеть, если просто делаешь что-то хорошо, развиваешь какую-то тенденцию, производишь качественный продукт. Это мне совершенно неинтересно. В современном искусстве бессмысленно выходить на арену, если ты не предлагаешь миру что-то кардинально новое. Это даже не задача, это просто условие.

И там не действуют критерии «плохо» или «хорошо». Важно, насколько та или иная работа, та или иная жизнь художника врезается в действительность, меняет действительность, оставляет след. Мне хотелось бы превращать и превратить жизнь в художественный акт, а тексты упирать в свою грудную клетку и обращать в реальность.

Давайте попробуем перевернуть ситуацию: что из современного искусства в последнее время волновало или вдохновляло вас?

Меня каждый день травмируют и мучают какие-то новые грани и измерения нарастающего кошмара. Новые приговоры, новые издевательства, новые свалки отходов, новые жертвы режима, жертвы России. Это, увы, неиссякаемый поток впечатлений. Что же касается художественных воздействий, то осенью я по приглашению Ильи Хржановского и благодаря Любе Аркус посмотрела DAU в лондонской студии Phenomen Films. DAU — это беспрецедентный факт взаимопроникновения, взаимооплодотворения, взаимопожирания реальности и искусства. Демиург создает мир как эксперимент, почти самоустраняется, дает миру обрести гравитацию, забеременеть явью. А потом снимает в этой художественной реальности документальное кино. Почти настолько же бескрайнее, как жизнь. По-моему, это неимоверней неимоверного.

Если бы вас попросили прямо сейчас написать манифест Аси Волошиной, каким бы он был?

Если человек создан по образу и подобию Божьему, то его видовая цель — творить миры. Чтобы творить миры, надо, прежде всего, безжалостно творить себя. Создавать, убивать, пересоздавать. Процесс важней, чем результат, но в каком смысле? Процесс — это непрерывная трансформация. Промежуточные результаты — это те художественные жесты, акты, факты, тексты, через которые идет ток. Но они не должны быть остановками. Ты сам — и есть тот мир, который ты должен в муках или в наслажденье сотворять. Манифест — пафосный жанр.

Как вам кажется, что сейчас происходит с российским театром?

Возможно, мы находимся внутри момента, когда авангард стал мейнстримом? Те тенденции, которые 10–20 лет назад казались и были разрушительными для старого и созидательными для нового, сейчас укоренились, утвердились в том театре, куда ходим мы — продвинутые зрители. Но обязательно нужен новый авангард, потому что только так — рывками — и движется искусство. Но это скорее про завтрашний день, а сегодня… По-моему, хороший театр сегодня становится лучше. А плохой — хуже. Не смейтесь. Или смейтесь. Происходит некая поляризация. Многие сильные художники разных поколений, которые заявили о себе в нулевые, в начале десятых, — сейчас довели свои методы и свои театры до кульминации. Между тем, театры, мягко говоря, средние, с каждым годом все больше отвечают на эстетические и смысловые запросы, которые, увы, диктует консервативный поворот. Они тотально теряют связь с современностью.

Над чем вы работаете сейчас?

Мы делаем с режиссером Семеном Александровским проект, а моя новая пьеса «Щиты нищеты» как-то зреет, — хотелось бы в это верить.

И самый актуальный вопрос, чем вы советуете заняться тем, кто  сейчас в карантине или самоизоляции из-за коронавируса?

Честно говоря, еще зимой я не то шутила, не то сетовала, что мне нужен клон, чтоб успевал читать книги, и, скажем, смотреть подкасты Arzamas — словом,  получать интеллектуальное наслаждение, пока моя исходная версия работает по основному профилю. Думаю, знакомые многим ощущения. Трудно сказать, что будет дальше, насколько все плохо, и кто или что победит, но ясно, что на несколько недель ближайших многие из нас как раз могут стать такими клонами себя. В условиях о-б-н-у-л-е-н-и-я работы, переноса проектов и прочее. Вот моя давнишняя мечта, например, взять книгу Делеза «Кино» и читать ее долго, подробно, с просмотром или перепросмотром некоторых фильмов, о которых в ней идет речь. Почитать архивные номера журнала «Сеанс» — еще одна мечта. Вообще насладиться тем темпоритмом, который был недоступен никак и никогда. Помните, у Бродского «Стану спать не раздевшись или читать с любого места чужую книгу…». Лично я боюсь приступа депрессии гораздо больше, чем, допустим, смерти, так что настраиваю себя на удовольствие любой ценой, и планирую достичь его.

Но еще… так не хочется впадать в назидательный тон, но и не сказать этого невозможно. Если мы знаем того или тех, кому можно помочь, давайте просто поможем. 

Текст: Алина Исмаилова

Фото:  Наталья Скворцова