Павел Чинарев: «Артисту хорошо быть успешным — это добавляет смелости»

Мы заговорили о тебе после «Тряпичного союза», где ты сыграл с Палем, Янковским и Буткевичем. В этом году видели тебя в сверхрейтинговом сериале «Мажор» с Павлом Прилучным и в комедии «Миллиард» с Владимиром Машковым. Анна Меликян сняла тебя в «Фее», Авдотья Смирнова — в «Вертинском». Я сейчас говорю с успешным актером?

Непонятно, чем успех мерить. Подписчиками в инстаграме? Но вообще артисту хорошо быть успешным — это добавляет смелости. Только она позволяет выворачивать эмоции наизнанку перед публикой или бегать без трусов, когда над тобой нависает съемочная группа из шестидесяти человек. Я знаю блестящих артистов, которые круто работают в своем театре — стенах, к которым привыкли. Но, оказываясь на киноплощадке, — теряются, плывут. Актер же должен быть наглым по-хорошему. Пришел — и взял внимание коллектива. Иначе получается, что ты, как говорил один из моих театральных режиссеров, «играешь с обосравшимся лицом». Вроде все делаешь верно, а глазки бегают и испуганно смотрят на партнера. Для меня успех — это удовольствие от работы, когда ее оценивают коллеги, которых уважаю. Выходит, ценю успех в своем цеху больше, чем у зрителей.

Раз уж ты заговорил про инстаграм, то у нас, зрителей, ты точно успешен — мы совсем не обделяем тебя лайками.

«Мажор» принес фантастическую популярность. Я был удивлен, конечно, ведь у меня есть более серьезные и объемные роли. Но вышел сериал, и мой инстаграм за одну ночь взорвался. Я засыпал — было 2 тысячи подписчиков. Проснулся — 60 тысяч. Я люблю футбол, болею за «Зенит» — и вот представил, как выхожу на середину поля «Газпром Арены», а вокруг эти 60 тысяч человек. Стало страшно. Еще меня любят за «Шакала» — это четвертый сериал про следователя Черкасова. Долгое время на улице подходили люди: «Ты ж Шакал!»

А для тебя самого какая роль знаковая?

Конечно, в «Тряпичном союзе». Фильм был важен для поворота карьеры в сторону авторского кино. Мы с Васей Буткевичем, Сашей Палем и Ваней Янковским получили на «Кинотавре» на четверых приз «За лучшую мужскую роль». Снимать в кино меня начали именно после «Тряпсоюза» — спасибо за это режиссеру Мише Местецкому.

И теперь ты движешься в верном направлении?

Надеюсь, да! Мне сейчас 33 — первое подведение итогов, кризис. Думаю: правильно ли выбрал себе дорогу? Может, надо было служить в театре, посвятить жизнь одной сцене? Или не стоило сниматься в некоторых ролях: получил бы меньше денег, но дождался бы особенной?

Странно слышать, когда меня называют молодым артистом: все-таки десять лет прошло с момента выпуска из театральной академии. Хотя я и моложаво выгляжу: мне сигареты не продают, даже когда прихожу в магазин с сыном на плечах. Тем не менее я понимаю, что нахожусь в начале пути. То, что было, и обсуждать не стоит — и это не кокетство. Мой мастер в петербургской театральной академии, Лев Абрамович Додин, говорил: «Если ты себе ставишь задачу дойти до Владивостока, то, возможно, доберешься до Урала. Если же задача — оказаться на Урале, то ты даже из квартиры не выйдешь». Мой «Владивосток» еще впереди.

Напрашивается вопрос: когда?

У меня еще не было главной роли, и я сам ее жду — у хорошего художника. Хочется, чтобы это было умное высказывание и мой персонаж прошел сложный путь роста или, наоборот, деградации. Чтобы роль стала не просто узнаваемой, а дала толчок для зрительской рефлексии, меняла людей, запускала в них механизмы серого вещества и душевной работы. 

Тебе нужно делать что-то конкретное, чтобы эта главная роль появилась?

Нет, просто ждать. Стратегия тут одна: пытаться не позориться в других ролях, чтобы без зашкваров. А если и есть работы ради денег, то пусть они будут на пользу. Есть же, например, DJ Mix Drum’n’Bass, который сделал андеграундный диджей. Но он же может написать и песню для поп-коллектива, чтобы закупить себе аппаратуры и делать что-то свое. 

Но список твоих будущих проектов выглядит оптимистично — «Фея» Анны Меликян, «Вертинский» Авдотьи Смирновой.

Наверняка у Ани Меликян получится хороший фильм. Я туда и пошел, чтобы посмотреть в первую очередь, как она работает — роль у меня небольшая. Аня — это про любовь: абсолютную, чистую и повсеместную — что и подкупает. А у Дуни Смирновой — потомственные режиссерские мозги (отец Авдотьи — режиссер Андрей Смирнов. — Прим. ред.). Это невозможное удо вольствие, когда человек интеллектуально сильнее и опытнее тебя. В сериале «Вертинский» я играю друга главного героя. Еще жду картину Олега Асадулина «Смертельная иллюзия» — это пока рабочее название. По сюжету я  иллюзионист, процесс очень сложный технологически, но должно выйти интересно. 

В театре ты работал с Константином Богомоловым, Дмитрием Волкостреловым, Максимом Диденко — но, кажется, у тебя довольно сложные отношения с этим заведением.

Мне кажется, что театр меня пока совсем не принял. Вот мы говорили про актерскую смелость: в кино я быстро стал решительным артистом, а в театре ощущаю себя беззащитно и растерянно. Может, я так и не научился работать с большим количеством людей? Когда в петербургском «Приюте комедианта» играл, где зал на 200 мест, был полный контакт с публикой. Приехал в Москву, попал в МХТ имени Чехова — тут все оказалось иначе. Когда выступаешь с хорошими артистами, немного начинаешь им подыгрывать. Ты сзади, в тени, учишься быть прозрачным. Недавно меня принял Театр наций — теперь это мой дом родной, и, возможно, все наладится. Мы сыграли «Грозу» с Юлькой Пересильд. Режиссер Женя Марчелли — просто добрый сказочник. Мне легче, когда в меня верят, а не бьют. Когда хвалят, у меня крылья вырастают, хотя понимаю, что это аванс, а не зарплата. Так что отношения с театром непростые, но мы друг от друга никуда.

Вернемся к инстаграму. Твои первые снимки: банка пива, тамбур поезда, помойка. Аккаунт гопника, который постепенно превращается в «приличный», актерский.

Ну почему сразу гопник? Да, я играю во всех этих дворовых пацанов — хорошо мимикрирую под компанию, в которой нахожусь. Если на площадке обедаю с ребятами из технического цеха, с водителями, то легко нахожу с ними общий язык. Или, например, в магазине человек выбирает сварочный аппарат (а я зашел туда случайно, потому что на улице дождь), могу подойти и сказать: «Этот не бери, я им варил, чего-то совсем не то». И тут же придумать историю, после которой он мне предложит пойти в пельменную и бахнуть по двести. А потом тем же вечером могу вести диалог в высоком штиле с каким-нибудь интеллектуалом. Потому что ты же в зеркало себя видел, Паша Чинарев? Ты не герой, а социальный персонаж! Значит, должен знать социум, легко интегрироваться и везде быть своим парнем. Я такие эксперименты сам над собой провожу, причем неосознанно, все случается само.

На чем ты рос? Чьи постеры висели на стенке, какую музыку слушал?

Помню, как из магнитофона старшей сестры звучал какой-то треш, я смотрел, как баланс частот прыгает на этом «Иже», и думал: «Мне нужно слушать свою музыку». Сдал бутылки и пошел на рынок за кассетой. Это был 1993–1994 год, дисков еще не было. Увидел сборник с фото Курта Кобейна. Он там был с таким несчастным видом, что это не могло не привлечь такого страдальца, как я. Это после 25 я стал мальчиком-зажигалочкой, а до — считал себя непонятым и сложным. Играешь на гитаре — смотрите, девчонки, как я страдаю. Гранж меня вставил. Я представлял, что в этих песнях поется о неприятии меня. А потом я окончательно убедился, что меломан, и несколько лет назад в мою жизнь пришел диджеинг. Послушай, как я свел Таню Буланову с Prodigy — прямо жара получилась! 

Текст: Андрей Захарьев

Фото: Андрей Мишуров