Рената Литвинова: «Петербург обостряет все боли, убивает, но делает поэтом»

Почему я здесь? Я вообще не склонна к интервью, но тоже в юности искала ответы. За ними ты обычно идешь к достаточно одиозному человеку. Себя я считаю очень специальной фигурой, но буду с вами такой, какая есть. Я нарядилась в это платье, чтобы сверкать и радовать, но внутри я абсолютно другая – все время ругаюсь. Говорю: «Как я могу хорошо выглядеть?» Например, три дня назад не спала две ночи, потому что писала. После этого сижу такая, ужасно обтрепанная, и думаю: «Как мне писать мои тексты и одновременно приехать к вам красивой?»

Про Петербург и Бродского

Я буду говорить о любимых людях, которые жили в Петербурге. Среди них, конечно, Иосиф Бродский. Если бы он родился не на этой территории, то, может быть, и не стал бы поэтом. В вашем городе есть что-то, что обостряет все боли, убивает, но делает поэтом. Но в каком-то смысле все замечательное не бывает бесплатным.

У вас в любой кладке расположены магниты, которые вытягивают все силы. Очень сложная территория. Здесь жил Леша Балабанов – гениальный режиссер, который был впереди времени. Очень недооцененный (его не поняли на Западе, и мало показывали). Но сейчас все молодые изучают его, как Библию. В каком-то смысле Леша делал что-то архивное, как будто впрок. Он так любил Петербург! Хотя и родился в другом месте, переплыв сюда, но никогда не покидал эти берега. И, как говорится, они его и убили. Вот такая цена.

Про школьные годы

Школьные годы были, наверное, самыми жестокими в моей жизни. Есть такие дети, которые страдают всю школу. В юности ты так хочешь дружить, быть в какой-то компании. Я сейчас вижу это по своей дочке. Ты страдаешь, если кто-то тебя не принимает, не здоровается, куда-то тебя не позвали. А вот когда никто с тобой не дружит, представляете? Ты живешь изгоем, белой вороной. У меня были такие моменты.

Помню, в Москве были жгучие морозы, я шла поздно вечером после секций с ранцем  по снегу, который скрипел, и думала: дома меня вообще никто не ждет – я совсем одна. Моя мама-хирург дежурила постоянно в больнице. Зато у нас был попугайчик. Его звали Тотоша – идиотское имя, конечно. Он был товарищ. Когда я приходила, он хотя бы чирикал, и я ему за это очень благодарна. Он, наверное, сейчас там, в раю, или уже перенесся в какое-то существо понаваристей. Может, стал медведем? Или его перенесли в тело бухгалтера? Потому что Тотоша он такой: зернышко к зернышку.

У меня никогда не было папы. Мама рассталась с ним, когда мне был год. В советские времена это осуждали. Если у тебя нет папы, значит что-то с твоей мамой «не то». А я пыталась защитить ее репутацию. Если ко мне приходил в гости, я вывешивала дедушкин плащ. Я говорила: «Это плащ папы, скоро он вернется – уехал». В старших классах на меня уже смотрели, как на психбольную. В течение 10 лет папа все время был «в отъезде» и в одинаковом плаще.

Про самостоятельность

Моя мама совершенно не верила, что я поступлю во ВГИК. Она работала хирургом, спасала людей, но верила, что для того, чтобы я начала учиться, ей нужно принести какую-то жертву. Знаете, что она делала? Мыла весь подъезд. А у нас в доме было больше 10 этажей. Такая странная жертва. Хотя, может, поэтому меня и приняли во ВГИК. Мама, спасибо тебе большое.

Первый урок, о котором я хотела сегодня сообщить – надо быть благодарным своим мамам и любить родителей. Даже ту боль, которую они вам приносят, а вы – им. Это опыт, из которого вы можете вырастить в себе творческого человека. Я понимаю, что есть обиды, которые трудно простить, но я никогда не могла маму обвинить в том, что я все время одна, что со мной никто не занимается. Я сама устраивалась в какие-то секции: поступила в музшколу при консерватории, в общество «Спартак», где бегала на короткие дистанции. Конечно, нужно образовывать своих детей, но я сама ходила в музеи каждое воскресенье. Все начинается с того, что ты должен к чему-то стремиться и сам себя истязать: походами, знаниями. Иначе ничего не выйдет.

Во ВГИКе мне все время говорили: «Так нельзя писать по-русски!», меня правили. Но будущее все равно принадлежит людям одержимым. То есть, если знаешь, что без этого не можешь, тебе будет это дано. Сила, воля, желание к исполнению побеждают. В каком-то смысле надо быть безответственным. Надо решительно идти вперед и минусы превращать в плюсы. И это тоже мой урок.

Про учебу во ВГИКе

Во время учебы во ВГИКе у нас процветали отличники – люди, которые потом навеки исчезли. Успех у учителей не означает, что тебе окажется прекрасно в жизни, в которую тебя выбрасывает. Я всегда говорю, что детей нельзя пускать в искусство. Мое чадо, например, не хочет быть актрисой. А должно быть, чтобы все не хотели, а ты хотел – и вопреки всему.

На защиту выпускного сценария я пришла с накрученным волосами, накрашенная, в красивом платье. И все редакторши в комиссии меня возненавидели. Ты вроде им ничего не делаешь, а они просто априори против. Они спрашивали ужасные вещи: «Говорите ли вы по-русски? А кто вам переводил эти ваши тексты?». Я отвечала: «В смысле? Я сама их сочиняла». Но был такой замечательный Евгений Григорьев, автор сценария «Романса о влюбленных» Кончаловского, он закричал: «Считаю, что это гениально!» Меня стали защищать все мужчины сценаристы, и мне поставили «Отлично». Мой сценарий опубликовали в киноальманахе, где его прочитала Кира Муратова.

Про Киру Муратову

Когда я познакомилась с Кирой Муратовой на фестивале в Риге, она вдруг решила, что хочет снимать не мои сценарии, а меня. Так возникло наше первое сотрудничество, когда я сыграла в фильме «Увлеченья». Кира видела меня в роли балерины. Но я в жизни сутулюсь, да и жизнь в Одессе на мне сказалась: вся эта сметана, завтраки. И я сказала: «А зачем мне играть эту роль, можно я сама напишу себе персонажа в вашем фильме?» Так я попала в артистки.

Кира всегда выступала за то, чтобы я была режиссером. Но у нее была концепция, что это невозможно совместить с семьей. Мне кажется, что человек, который идет на эту работу, должен отделять себя от своих близких. Когда мой ребенок был маленький, я все время жила с бесконечным чувством вины.
Я даже была замужем за мужчиной с яхтой. За все годы я ни разу не была на ней. На яхте катались все, кроме меня. У меня все время были съемки. Да и яхта мне была вообще не нужна, как и в принципе недвижимость и деньги.

Про подчинение режиссерам

Кем я себя осознаю? Конечно, не актрисой. Ненавижу ею быть. Когда меня приглашают сниматься, думаю: зачем я буду подчиняться непонятно кому? Я ведь могу сама себе написать роль и снять. Безропотно я подчинялась только трем режиссерам: Леше Балабанову, Кире Муратовой и Рустаму Хамдамову.

Артист – это тело, которое ты отдаешь в аренду проекту. Ты им не можешь распоряжаться. Я ропщу, что не буду сниматься так, сяк, не разденусь, не повернусь. Но это неправильно, потому что, если ты артист, то тобой полностью должен владеть режиссер, который знает, как лучше. Ты должен доверяться изначально какому-то талантливому, близкому тебе режиссеру. А если это какая-то шняга, ты знаешь, что плохо – в тебя вселяется 75 болезней. В этом смысле я очень уважаю труд своих коллег, потому что быть актером трудно. Ты должен быть нервным, сумасшедшим, а когда кончается кадр, вдруг становиться нормальным. В этом есть какой-то дикий диссонанс.

Еще существует момент возраста, особенно, у женщин. Они сейчас прекрасны, и я даже не могу их осуждать, что они снимаются в очень плохом кино и множат себя. Если я кого-то могу удержать от этой стези, я вас удерживаю. Это должно быть только вопреки. Если вы не можете заниматься ничем другим.

Про Балабанова

С Алешей Балабановым мы познакомились под зонтиком на «Кинотавре», где он показывал свой фильм «Замок», а я приехала туда с «Увлеченьями». Вообще, замечательные тогда были фестивали, и Леша – такой красавчик. Он на самом деле военный переводчик – переводил летчикам навигацию с английского на русский в горячих точках. Биография у него была та еще. Вот там я с ним познакомилась. Сейчас я работаю с его женой, Надей Балабановой (Васильевой), бесконечно ее люблю.

Пытаюсь вспомнить, с какого перепугу он решил меня снять. Потому что я в жизни не претендовала и не просилась на роли у Леши. Он все время хотел, чтобы я что-нибудь написала, но тут у меня, конечно, тоже проблема. Очень много режиссеров, которых я кидала, и мне теперь кажется, что я должна была изначально писать только сама себе.

У Леши во время съемок было только две рекомендации. Он говорил или «Вот тут ты не дотопила», или «Вот тут ты перетопила». Он ненавидел делать больше трех дублей.

Про Земфиру

Нужно найти своих и успокоиться. Я сейчас про Земфиру Талгатовну Рамазанову. Надо искать тех, с кем вы будете сила. Конечно, можно одному выстаивать, но если попадется ныне живущий гений, конечно, нужно помогать всеми силами и приобщать.

Земфира для музыки к «Богине» порекомендовала мне композитора, но в результате все-таки сама сделала заключительную песню «Любовь, как случайная смерть». Потом мы сняли клип на «Прогулку». Еще я делала все видео для больших концертов Земфиры. Самое лучшее – «Во мне», одна из моих самых любимых песен у нее.

Расшифровала Евгения Симакова