Как внук Алисы Фрейндлих Никита Владимиров спродюсировал фильм с ее участием?

Вы действительно заложили собственную квартиру, чтобы начать производство фильма?

Да, правда. Но я бы не стал этого делать, если бы не некоторые обстоятельства. Деньги все не находились, а перенести съемки было невозможно, тем более что магическим образом все сложилось в один момент: графики актеров, натура, команда. Было понятно, что собрать заново этот пазл уже не получится или что-то исчезнет — мотивация, запал, какие-то люди уйдут на другие проекты. Между тем у меня была договоренность с одним из партнеров о выделении средств, которые никак не приходили. Тогда я и решил заложить жилье.

То есть нельзя сказать, что вы действовали безрассудно?

Да как раз так и можно сказать. Потому что в итоге сделка с партнером, которая должна была случиться, отменилась. Но квартиру я вернул, все закончилось хорошо: как только у нас появился спонсор, он первым делом закрыл долги, которых у нас было много.

Главные роли в фильме «Карп отмороженный» играют Марина Неелова, Евгений Миронов и Алиса Фрейндлих. Дрим-каст изначально был именно таким, каким получился?

У нас были в голове варианты, но ведь важно подбирать актеров друг к другу — Евгений Миронов подходит на роль сына героини Марины Мсти­славовны Нееловой. Они очень хорошо совпа­ли. Тут есть важный момент: трое исполнителей главных ролей очень уважают друг друга. Из моей еще небогатой практики я уже вынес, насколько это важно и как плохо бывает, когда артисты видят только себя, не замечают партнеров по съемочной площадке. Марина Мстиславовна играет в спектакле «Стеклянный зверинец» Театра наций, художественным руководителем которого является Евгений Витальевич, сам он снимался в фильме «На Верхней Масловке» с Алисой Бруновной, которая играла когда-то в спектакле «Вишневый сад» театра «Современник» вместе с Мариной Мстиславовной. И все трое давно хотели сняться вместе. Тут важно, чтобы этот «кубик Рубика» удалось собрать, соединить совершенно разные вещи: актеров, сценарий, деньги, режиссера.

В этом и заключается работа продюсера?

В кино слово «продюсер» используется очень широко: продюсер бывает исполнительным, креативным, линейным, генеральным. Между тем все это совершенно разные профессии. «Карп отмороженный» стал моим первым опытом генпродюсера в большом кино, но нельзя сказать, что я начинал снимать его, ничего не понимая в процессе кинопроизводства. До этого я трудился, например, вторым режиссером у Оксаны Карас на фильме «Хороший мальчик», получившем в прошлом году Гран-при «Кинотавра». Хотя в названии этой должности присутствует слово «режиссер», оно не должно вводить в заблуждение: ты занимаешься планированием и организацией съемок, сведением воедино всех съемочных планов и графиков, ты должен понимать, что, когда, где и как будет происходить. Это реально адова работа, но она очень закаляет. На съемках «Карпа» мне повезло в том, что я был окружен исключительно профессиональными людьми. И я им очень благодарен за то, что, будучи гораздо более опытными, чем я, они меня не сожрали. Просто невероятный вклад в производство этого фильма внесли исполнительный продюсер Мария Авербах и директор Алена Ковалева. Я бы сломал себе хребет, если бы не они.

«Карп отмороженный» получил приз зрительских симпатий на Московском кинофестивале. Как вы думаете, что так тронуло публику?

Это история, понятная всем: она зайдет в любого и внутри каждого человека отзовется. И не важно, профессор он, инженер или не имеет вообще никакого образования. Если коротко и просто, то фильм о том, что у занятых детей не хватает времени на своих родителей и близких людей, а потом, когда становится уже поздно, мы кусаем локти, говоря себе: почему я не сказал то, что хотел сказать?

Три года назад я брал интервью у вашей бабушки, и Алиса Бруновна рассказывала о том, как она корила себя, когда умерла ее мать и она оказалась именно в такой ситуации.

Прабабушка умерла совершенно неожиданно. Как говорил Михаил Булгаков, беда не в том, что человек смертен, — беда в том, что внезапно смертен. Когда у тебя нет возможности подготовиться к смерти близкого, такая потеря становится особенно тяжелой.

Прокат потребует дополнительных расходов?

Безусловно. И это задача еще не решенная, тут важно договориться с правильным прокатчиком на правильных условиях. Даже если брать чисто техническую сторону дела — кинотеатры должны получить копию для проката. Одна копия стоит примерно 20 тысяч рублей. Представим, что на страну у нас будет 500 экранов — это не очень много. Умножаем и уже получаем 10 миллионов рублей. Качественные маркетинг и реклама, то есть те инструменты, благодаря которым потенциальные зрители узнают о фильме и пойдут на него, стоят очень дорого. Тем не менее мы рассчитываем на прокат картины этой осенью.

Недавно мы писали о фестивальной премьере вашего фильма, и в определенный момент нас попросили убрать из текста фразу «внук Алисы Фрейндлих» на том основании, что «Никита Владимиров так себя не позиционирует». Неужели вы не внук Алисы Бруновны?

Ну, от этого никуда не деться как от факта. Мы с ней родственники. (Улыбается.) Просто у меня есть какие-то собственные амбиции. Я бы хотел, чтобы меня воспринимали как самостоятельную единицу.

Почему вы взяли фамилию деда, Игоря Петровича Владимирова, в 1970-е сделавшего Театр имени Ленсовета одним из самых известных в стране?

Несмотря на то что я практически не помню деда, который умер в 1999 году, когда мне было семь лет, я чувствую с ним невероятную внутреннюю связь. Я уверен, что если бы он был жив, мы были бы сегодня лучшими друзьями и просто горы свернули. Вот так я чувствую. Хотя с отцовской фамилией Тарасов мне было бы проще по жизни — папа был человеком известным и уважаемым, и его очень ценят многие люди. (Сергей Тарасов, бывший спикер Законодательного собрания Петербурга, вице-губернатор и сенатор, погиб в результате теракта в поезде «Невский экспресс» в 2009 году. — Прим. ред.)

Вы всегда были организованным и нацеленным на результат?

У меня есть одна проблема. И это действительно проблема: я вообще не могу заставить себя делать то, к чему у меня не лежит душа. Но зато если мне что-то нравится, я становлюсь настоящим бульдозером и силы у меня не заканчиваются. Из-за этого нежелания заниматься чем-то неинтересным я сменил шесть вузов, причем вполне осмысленно: как только понимал, что пришел не туда, куда надо, и учусь не тому, чему следует, тут же оставлял очередной институт. Был период лет в семнадцать-восемнадцать, когда я потерялся, не понимал, чего хочу. И тогда мне очень помогла бабушка, дав совет, оказавшийся исключительно полезным: раз ты не знаешь, чего хочешь, пробуй все подряд, и если тебя не цепляет, оставляй и иди дальше. Надо найти свое дело. Я учился в Петербурге в Университете кино и телевидения и в Театральной академии, в Москве в Щукинском училище, на двух разных факультетах Школы-студии МХАТ и в МГИМО. В итоге первое образование у меня экономическое, второе — продюсерское, а третье — маркетинговое, но все они так или иначе дополняют друг друга и лежат в той сфере кино и телевидения, в которой я пытаюсь работать. А недавно я еще отучился в Школе театрального лидера — это такой воркшоп для тех, кто уже руководит театрами. Лекции там читают лучшие в индустрии: например художественный руководитель Александринки Валерий Фокин и генеральный директор Большого театра Владимир Урин.

Неужели вас всему, что должен знать и уметь продюсер, научили в шести вузах и после этого оставалось только приступать к съемкам?

Нет, этому сложно научить. До нас доносили скорее чисто технические, ремесленные вещи: составление договоров или смет на постановку. При всем уважении к преподавателям, это было не очень эффективно, потому что к моменту, когда эти знания могут тебе реально пригодиться, ты их уже забываешь. Но вуз открывает другие возможности. Так, Школа-студия МХАТ — это огромное сообщество крайне интересных людей, где ты постоянно «варишься» в главном театре страны. Я убежден, что тот, кто хочет что-то оттуда получить, всегда найдет, что взять. А вот старательно ходить на все лекции, вести конспекты в тетрадочках и получать пятерочки на экзаменах — так это не работает.

Но вы же получали пятерки хоть иногда?

Я всегда был где-то между тройкой и двойкой. А последние три года учебы вообще пропускал почти все занятия, потому что уже работал на программе Первого канала «Вечерний Ургант». Все мои попытки объяснить в вузе, что я учусь вообще-то на продюсера и на телевидении работаю прямо по своей будущей специальности, что я организовал и оплатил гастроли студентов Школы-студии МХАТ в Петербурге на Новой сцене Александринки, заканчивались пожеланием профессоров: нет, ты приди на лекцию, отметься в журнале.

А как вы попали в «Вечерний Ургант» и чем там занимались?

В этот проект даже на стажировку устроиться очень сложно, и вот с этим как раз помогла Школа-студия МХАТ, которая всегда стремится пристроить своих студентов туда, куда они хотят попасть: мой педагог по продюсированию был знаком с выпускающим продюсером «ВУ» и замолвил за меня слово. Но меня бы все равно не взяли, если бы не случайное стечение обстоятельств: команда «ВУ» уезжала на целый месяц в Сочи вести вещание с Олимпиады-2014 в усеченном составе и люди нужны были просто позарез. Я предложил за свой счет поехать в Сочи. Естественно, за две недели до начала Олимпиады уже невозможно было найти свободный номер в отеле или снять квартиру, жил я на окраине города, в часе езды на автобусе от места съемок, в найденной через знакомых комнате вместе с двумя другими совершенно незнакомыми мужиками. Чтобы ничего у меня не свистнули, чемодан я каждый день забирал оттуда с собой. Так, как тогда в Сочи, я не работал никогда в жизни — пахал за четверых, себя не жалел. Мне удалось понравиться руководству программы, но даже тех, кто очень хорошо зарекомендовал себя на практике, практически никогда не берут в штат «Вечернего Урганта», который укомплектован блестящими специалистами в своей сфере, — это лучшая команда, которую я видел в своей жизни, просто идеально отлаженная. В ней сплошь суперпрофи, подобранные один к одному. Я сказал, что буду трудиться бесплатно. И пару месяцев именно так и фигачил, а потом мне стали платить. Я проработал там два сезона, до конца 2015 года. Не уставал, постоянно испытывал ощущение драйва, это был лучший опыт в моей жизни. Сначала был человеком «руки-ноги»: в этой должности ты бегаешь, что-то приносишь, выполняешь мелкие поручения. Потом стал администратором: тут ты решаешь мелкие организационные вопросы, встречаешь зрителей, но уже не мотаешься по всей Москве за шерстяными носками для какого-нибудь скетча. А потом я дорос до продюсера всех репортажей, которые снимаются за пределами студии в Останкино, — это сюжеты и Аллы Михеевой, и Александра Гудкова, и всех других корреспондентов. Ты договариваешься о съемках, тебе уже звонят агенты актеров, заискивают, ищут твоей дружбы, просят тебя пристроить своего подопечного куда-то. Ты начинаешь общаться с известными людьми.

Так вы крутой!

Ну… там все такие, знаете. Не только профессиональнее, но еще и веселее коллектива, чем на «ВУ», я не встречал нигде — это очень большая семья со всеми вытекающими последствиями.

И почему же вы ушли с этой райской работы?

Все, кто заняты на «ВУ», имеют параллельные источники дохода — кто-то пишет сценарии для корпоративов, кто-то их ведет, и все капитализируют свои умения и навыки. Это совершенно нормально, и руководство программы все прекрасно понимает, отпуская работать на стороне. В какой-то момент и я захотел зарабатывать больше денег, чем мне мог платить Первый канал. У меня появился свой продакшен с режиссером, оператором и еще несколькими сотрудниками, и мы начали снимать сначала клипы — например для Ирины Дубцовой, Влада Топалова, Натали, — а затем еще и рекламу. Совмещать такое производство с «Вечерним Ургантом» со временем становилось все сложнее. Я стал допускать огрехи, а снижать градус — это очень плохо, нужно либо отдаваться чему-то полностью, либо уходить. В это время за съемку одного клипа я начал зарабатывать свою трехмесячную зарплату на телевидении, и мне было уже не разорваться. Вот и все.

После ухода с телевидения вы спродюсировали в прошлом году в Москве мюзикл «Летучий корабль», поставленный Егором Дружининым, а в Петербурге — спектакль «Иллюзии» по пьесе Ивана Вырыпаева. Вы наверняка смотрите в Москве и Петербурге все важные театральные премьеры?

Стараюсь. Люблю зрительский, народный в хорошем смысле слова театр и не люблю сложный, заумный. Часто прихожу на модный спектакль и ничего не могу понять. Для кого и для чего мы ставим пьесы? Если мы хотим что-то сказать людям, значит, нужно говорить на доступном им языке.

Что вы называете народным театром?

Ну, например, спектакли Петра Наумовича Фоменко. Недавно смотрел его «Волков и овец», которым уже пятнадцать лет, а они остаются просто фантастическими. Вот это в точку. Это затрагивает проблемы и переживания, близкие каждому.

То есть все это время вы говорили не об антрепризах, которые показывают в домах культуры. Понятно. Вы всегда интересовались только работой?

Нет, ну почему же. Например, в юности всерьез занимался бильярдом. Даже успел немного подзаработать на этом. Не могу сказать, что у меня было тяжелое детство и я катал шары, чтобы прокормить своих мать и сестру. (Говорит плачущим голосом.) Конечно же, это не так. Но надо отдать должное моим родителям, они никогда не совращали меня большими карманными деньгами. Нет. Когда мне было лет тринадцать, папа, любивший поиграть в бильярд, предложил: «Пойдем постучим». Постучали, вроде бы стало получаться, я начал заниматься с тренером. А дальше пошло-поехало: со сверстниками за медальки играть стало уже не так интересно, как со взрослыми за вполне солидные деньги. Но к моменту окончания школы я понял, что надо либо строить профессиональную карьеру бильярдиста, либо завязывать с этим.

Что-то готовите сейчас?

На старте следующий фильм, новый мюзикл с Егором Дружининым и два спектакля по пьесам Ивана Вырыпаева. Но рассказывать обо всем это подробно пока рано.