Алексей Герман: «После съемок Довлатов производит на меня впечатление ранимого человека»

Жена и дочь Довлатова жили на даче ваших родителей в Комарово незадолго до своей эмиграции из СССР. Вы этого не можете помнить — вам тогда и двух лет не было, но вы об этом по крайней мере знали?

Я бы не преувеличивал моей связи с семьей Довлатовых. Да, мой папа (режиссер Алексей Герман-старший. — Прим. ред.) знал Сергея Донатовича, но это было скорее шапочное знакомство, а не близкая дружба. Но мой дедушка (писатель Юрий Герман. — Прим. ред.) помогал брату Довлатова, когда у него были определенные проблемы, — вот это действительно было. О том, что Елена и Катя Довлатовы жили когда-то у нас на даче, я с потрясением узнал год назад.

Снять фильм о своем отце вам предложила Катерина Довлатова?

Когда-то мы познакомились с Катей благодаря нашему общему другу, Артему Васильеву, который в конце концов стал одним из продюсеров «Довлатова» вместе с Андреем Савельевым и Константином Эрнстом. Еще за несколько лет до начала работы над картиной она написала мне, что была бы не против, если бы я экранизировал произведения Довлатова, поскольку ей нравятся мои фильмы. Шли годы, мы переписывались, я долго не мог закончить свою очередную картину, потом у меня умер папа, затем мы с мамой (сценарист, главный редактор киностудии «Ленфильм» Светлана Кармалита. — Прим. ред.) завершали его фильм «Трудно быть богом», и за это время Станислав Говорухин снял «Конец прекрасной эпохи» по сборнику рассказов «Компромисс». Тогда я предложил Кате сделать биографию Сергея Донатовича в жанре фикшн. Сразу сказал и ей, и ее матери Елене Довлатовой, что, поскольку мой дед был известным писателем, а отец кинорежиссером, я очень не люблю, когда люди само­утверждаются за счет копания в чьей-то жизни. Я действительно почти всякий раз вздрагиваю, когда смотрю наши биографические сериалы.

Насколько тесно вы общались с Еленой и Катериной, работая над сценарием и во время съемок?

Они его читали, говорили, что, по их мнению, может в нем быть, а что нет. Но они изначально приняли точку зрения, что это выдуманная история про реального человека. При первой же нашей встрече уже не по скайпу, а «живьем», которая произошла в Армении, Елена спросила меня: «Что вы хотите сделать?» И я ответил, что хочу снять хорошее кино про хорошего человека. Видимо, сказал я это искренне, потому что мой ответ ее удовлетворил. Затем они приезжали в Петербург, видели актеров, мы гуляли вместе, регулярно созванивались. Но все же не стоит говорить о глубокой вовлеченности семьи писателя в процесс съемок — я хочу дать понять, что если что-то не получится, то ругать нужно только меня. (Смеется.)

Почему на пробах вы предлагали артистам читать Чехова, а не Довлатова?

Я на всех пробах для всех фильмов прошу читать именно Чехова. Мы отсматриваем несколько тысяч человек, и процесс выглядит так: сначала мы с артистом знакомимся, около получаса беседуем, задаем вопросы, иногда личные, иногда менее личные (что он любит/не любит, счастлив/не счастлив), а затем просим прочитать отрывок из Чехова, например из «Дяди Вани». Это всегда индикатор, может ли артист управлять собой, не пустые ли у него глаза. Кто-то может взять вес Чехова, кто-то нет. Если это удается сделать человеку пронзительно, мы готовы его привезти из Москвы ради двадцати­секундного эпизода, а в каких-то случаях даже придумать для него роль.

Почему вы выбрали эти несколько ноябрьских дней 1971 года из всей жизни Довлатова?

Мне важно было застать время присутствия в Ленинграде Бродского. Это был момент совсем незадолго до отъезда Иосифа Александровича в эмиграцию, а самого Довлатова — в Таллин. И это был определенный слом времени, переход из одного состояния в другое: им обоим уже за тридцать. Мне кажется, что люди в те годы очень рано взрослели и даже становились стариками, к сожалению.

Серб Милан Маричдо утверждения на роль не представлял себе, кто такой Довлатов. Насколько важно артисту понимать, кого именно он играл?

Милан — артист молодой, но, на мой взгляд, очень крупный, он просто органикой чувствует правду и неправду. Он может быть очень разным. Мощный актер не обязан быть специалистом по фигуре своего героя, это все равно «Я в предлагаемых обстоятельствах».

Бродский в исполнении Артура Бесчастного может считаться вторым по значимости героем картины?

Не сказал бы. Очень важные роли в фильме также у Данилы Козловского и Антона Шагина.

В фильме много героев, но, помимо матери, жены, дочери Довлатова и Иосифа Бродского, почти нет реальных людей, скорее это собирательные образы. Почему?

Потому что такие фигуры, как Евгений Рейн или Анатолий Найман, не могут упоминаться вскользь, каждый из них сам по себе достоин фильма. Именно поэтому часть героев мы не конкретизируем. Вдобавок люди из окружения Довлатова были очень индивидуальными, яркими. Сегодня крайне сложно найти даже внешне похожих на них, если это вообще возможно, да еще составить какой-то ансамбль. Лица тогда были другие — вплоть до того, что этнический состав был иным, ведь очень много людей уехало в 1970–1980-е.

Но вот актеров, имеющих портретное сходство с Брежневым и Фиделем Кастро, найти вам удалось?

Эта сцена сна Довлатова занимает в фильме минуты, а на поиски этих актеров мы потратили шесть месяцев. Но я понимаю, что меня будут критиковать не за внешнее сходство/несходство тех или иных героев, а за то, что в фильме нет стопроцентного совпадения с образом валь­яжного печального алкоголика, который Довлатов сам себе создал.

А вы считаете, что лирический герой Довлатова — выдуманный Сергеем Донатовичем персонаж?

Конечно! Я убежден в этом.

И именно поэтому не намерены поддерживать в фильме мифы о прогулках Довлатова по улице Рубинштейна в тапочках от своего дома у Пяти углов до Невского проспекта?

Елена утверждает, что он никогда в таком виде на улицу не выходил. Вместе с Катериной они постоянно говорят об одном: в жизни Довлатова бывало разное, но он вставал утром и много работал, что-то у него получалось, что-то нет. Он мог и блестящие стихи написать, но, может быть, не писал их, потому что понимал, что Бродский — поэт лучше. Он двигался в сторону Стейнбека и Чехова, пытаясь соединить традицию русской литературы и американский лаконизм. У него были сложные взаимоотношения с частью современников — он не всех уважал. После возвращения из армии, где он охранял зэков в Республике Коми, боялся заходить вечерами в темные подъезды, потому что насмотрелся всякого. Он был очень нежным и многогранным — вот что хотят вдова и дочь писателя донести о нем до нас. И имеют на это право. Это и их жизнь.

Режиссер, который годами готовится к съемкам биографического фильма, успевает досконально изучить своего героя. Что думаете о Довлатове вы?

Есть такой фетиш у тех, кто снимает байопики: «Мы встречались с людьми, знавшими героя, мы читали книги о нем». Это все очевидно. Да, мы и встречались, и читали. И выяснили в результате, что у каждого, кто знал Довлатова, свое представление о нем. Все воспоминания современников — это такой сборник анекдотов, в конце которых следует вывод: мы не ожидали, что он станет настолько серьезным писателем. Внутренняя работа этого писателя была глубоко скрыта от посторонних глаз и даже от глаз друзей. После съемок фильма Сергей Донатович производит на меня впечатление человека очень ранимого и разного.

Насколько я понимаю, несмотря на название «Довлатов», фильм является еще и попыткой сделать портрет эпохи. Как происходил процесс ее воссоздания?

Он шел тяжело и омерзительно. (Смеется.) Большую часть времени я живу в Питере, но, как выяснилось, я преувеличивал историческую сохранность очень многих мест в городе. Я написал массу сцен, которые оказалось просто невозможно снять, даже если речь о коридорах и гримерках БДТ периода его расцвета или даже просто об улицах города: в здании театра прошел евроремонт, и теперь двери, стены полы стали совсем другими, а множество домов выкрашены сегодня в жизнерадостные розовый и фисташковый цвета, которые невозможно было себе представить в Ленинграде 1970-х. Даже желтый сейчас и желтый тогда — разные.

И как же вы справлялись с этой проблемой?

А мы просто убрали очень многие сцены, которые невозможно было снять достоверно. Так, для сцены в просмотровом зале «Ленфильма», где Бродский стихотворно дублирует польский фильм, мы нашли и похожий зал, и тот самый фильм, на который даже выкупили права. А вот БДТ решили просто не снимать. От попытки показать «Сайгон» мы тоже отказались, создав в кадре какое-то свое собственное кафе. На поиск подходящих мест для съемок у нас ушло около полугода, и за это время с картины ушли шесть ассистентов по поиску локаций. Когда стали разбираться с одеждой, выяснилось, что подлинных вещей сорокалетней давности сохранилось, как ни странно, очень мало, а сшить костюмы зачастую крайне сложно — ткани сегодня совершенно другие. Тогда моя жена, художник-постановщик картины Лена Окопная, стала ездить по барахолкам в Петербурге, Москве и за границей. Мы кинули клич, и люди стали приносить аутентичные вещи на «Ленфильм», за что им большое спасибо. У нас же не было много денег, поэтому декорации квартир или редакции газеты мы строили в расселенных зданиях — павильоны стоят дорого.

Фильм, видимо, не предполагалось приурочить к юбилею?

К стыду своему могу сказать, что я вообще не брал в голову 75-летие Довлатова в силу своей безалаберности. Подготовка к съемкам началась задолго до юбилея, а в прокат фильм выйдет только в следующем году.

«Довлатов» — копродукция России, Польши и Сербии. Как это сотрудничество помогает созданию картины?

Преимущество копродукции в дополнительном финансировании и расширении творческой группы — у нас польский оператор Лукаш Зал, несколько прекрасных польских актрис, одна из которых снялась в роли жены Довлатова. Разумеется, участие Польши и Сербии в производстве картины подразумевает и ее прокат там, хотя сейчас у нас много заявок на дистрибуцию и из других стран.

Вы как-то упоминали об определенном «эмбарго», которое было неформально введено на приглашение российских фильмов на ряд западных фестивалей. Но на ваши картины эта политика ведь не распространяется?

Безусловно, это было, и, мне кажется, подобное отношение к себе со стороны ряда международных фестивалей чувствовали все наши режиссеры — с участием в фестивалях во Франции или Чехии нам было сложнее, а в Германии проще. На Берлинский фестиваль наш фильм «Под электрическими облаками» был отобран просто первым — приглашение пришло через два дня после просмотра его отборочной комиссией в июле, а фестиваль был в феврале.

Сейчас говорить об участии «Довлатова» в одном из кинофестивалей еще рано?

Ну конечно рано. На каждый из смотров категории «А» претендует пять-шесть тысяч фильмов, и даже если организаторами присылается приглашение на участие в нем, то они просят не объявлять об этом до проведения официальной пресс-конференции. И в любом случае это всегда лотерея: позовут — не позовут.

Текст: Виталий Котов

Фото: архивы пресс-служб