Жора Крыжовников о ностальгии по 90-м

О 1990-х
Время в разных местах движется с разной скоростью. В провинции оно иногда стоит на месте, иногда течет назад, но никогда не бежит. Там до сих пор идет дождь, который начался при Иване Грозном. Отчасти об этом и оба моих фильма, «Горько!» и «Горько!-2». С людьми из 1990-х, с этими «физруками», я в юности в клубах танцевал — тогда в любом самом наркоманском и культовом месте обязательно около колонны притоптывал крупный, физически развитый «авторитетный» предприниматель. Это было мирное сосуществование: ты к ним не обращаешься, они к тебе не обращаются. В 1990-е не было иерархии, не существовало «вертикали», ты мог сделать все, что угодно, было бы желание. Это касалось и бизнеса — мой папа в те годы ушел из НИИ, начал заниматься предпринимательством, и это было связано со свободным полетом его мысли. Он думал: «А не наладить ли мне сейчас бизнес по продаже крышечек для трехлитровых банок?». Ехал на завод, договаривался, покупал — все было связано исключительно с личной инициативой. Люди из 1990-х живы и сегодня — какая-то часть, те, кого не постреляли и не свинтили. Конечно, Витя Каравай из «Горько!-2» — это тоже человек того времени, который на своем авантюризме создал капитал, вляпался в проблемы, эмигрировал, вернулся и опять встроился в конъюнктуру. И у этих персонажей есть ощущение, что достаточно просто воли, напора — и все будет решено.

О сегодняшнем дне
Сейчас все обстоит совершенно не так, как двадцать лет назад: нужно соблюдать правила игры. А они есть везде — и в бизнесе, и в культуре, и в массмедиа. Везде появились свои правила, а также смотрящие, те, кто передает сигналы сверху. Мы постоянно ищем исторические параллели с тем, что происходит в нашей стране сегодня. И это достаточно распространенная ошибка: поскольку наша жизнь ограничена несколькими десятилетиями, мы стремимся находить подобия внутри очень небольшого отрезка времени. А на самом деле надо сверяться с Древним Римом и с Золотой Ордой. То, что творится у нас сейчас, скорее напоминает времена императора Тиберия. Если открыть Тацита, то можно прочитать о невероятной закрытости личной жизни этого императора, о неприятии им грубой, прямой лести. Вот и у нас ведь нет ни одной улицы Путина, ни одного памятника, хотя столько лет человек у власти. И в то же время он демонстрирует холодный расчет, уникальную концентрацию власти, которой не делится ни с кем. Вот что нужно изучать.

О «Горько!» и «Горько!-2»
Первый фильм «Горько!» был комедией узнавания, и мы обязательно вернемся к этому жанру. «Горько!-2» уже совсем другая картина, комедия положений. Узнавание всегда работает одинаково, человек должен закричать: «Да, да, точно, со мной так же было!» — и засмеяться. Ведь людям часто не хватает времени на анализ, это вообще наша профессия: анализировать, рассуждать. Мы должны показать человеку то, что позволит ему осознать информацию, подспудно уже сидевшую в его голове. Поэтому я все время, ежесекундно собираю, запоминаю фразы, слова, происшествия. Даже выдуманные, совершенно фантастические вещи в фильме кажутся достоверными за счет того, что ты добавляешь туда якоря реальности. Люди у нас в «Горько!» говорят, ходят, смотрят как реальные прототипы. Причем у одного героя может быть целый батальон этих прототипов: от каждого по чуть-чуть, а все вместе складывается в иллюзию правдоподобия.

Об индустрии
Мы живем в удивительное время: наша кино и телеиндустрия сейчас пробует новые для себя форматы, пытается повторить американские стандарты. Первый русский фильм-катастрофа «Метро» вышел в прошлом году, так же как и первый спортивный байопик «Легенда № 17». Военный фильм, рассчитанный на крупную аудиторию, тоже, это был «Сталинград». Комедия узнавания «Горько!» вышла год назад. Все только-только произошло. Теперь телевидение должно понять, что именно оно обязано говорить про сегодняшний день. А для этого нужно осознать, что все остальное перестало работать. Ведь был момент, когда у нас показывали только мексиканские сериалы, потом мы начали снимать про себя — и уже невозможно стало смотреть про латиноамериканские страсти, потому что это чужой опыт. Вот и для того, чтобы дойти до серьезной драмы, до нашего варианта «Карточного домика», надо нажраться сериалов про войну, про чекистов и понять, что в этом жанре больше ничего нет, нужно что-то другое.

О фильме
«Самый лучший день» «Старый друг лучше новых двух» — это не только название пьесы Островского, по которой мы сейчас снимаем кино с Дмитрием Нагиевым в главной роли. Старый друг, старые привычки, старые паттерны, старые любимые, старые враги — все старое для россиянина лучше новых двух. Хорошо ли это? В нашей музыкальной комедии Нагиев будет играть инспектора ДПС, у которого есть невеста — кассирша бензоколонки. В их судьбу врывается московская лярва, которая приехала покупать дом в провинции, она утаскивает его в бездну порока. Дэпээсник теряет работу, невесту, вынужден что-то делать со своей с жизнью. Тогда он решает стать звездой и едет в Москву на передачу «Поле чудес». Ведь как в его представлении можно вернуть женщину? Передать ей привет из телевизора. Все в нашем фильме танцуют и поют, а главный принцип выбора музыки — это караоке. Герои у нас исполняют популярные песни: тут и Алла Пугачева, и Григорий Лепс, и «Зеленоглазое такси», безусловно. Вообще, для меня поп-музыка — это удивительные артефакты культурной жизни. А сверхзадача заключается в том, чтобы хотя бы в одном музыкальном номере зал подпевал. Ну, хотя бы похлопал в такт. Хочется такого хэппенинга добиться.

О Нагиеве
Я уже работал с Дмитрием Нагиевым на сериале «Кухня». Он умеет отпустить тормоза и выглядеть по-настоящему смешным. Не боится дойти в клоунаде до крайних степеней, стать абсолютным дураком. И в этом состоянии ему удается быть еще даже отчасти трогательным. В нем брезжит какая-то диалектическая штука, как в Чарли Чаплине: недотепа, но трогательный. В последнее время, мне кажется, все поняли, что в Нагиеве все эти годы не спал, а жил и развивался острокомедийный артист, способный в то же самое время доносить что-то глубинное о человеке. Я нахожусь под сильным впечатлением от Дмитрия и поэтому просто счастлив, что он согласился у нас играть.

Текст: Семен Кваша