Дмитрий Нагиев, пиком в карьере которого считалась роль прапорщика Задова из «хоум»-ситкома «Осторожно, Модерн!», сделал ход конем: человек, последние двадцать лет стабильно желавший нам «удачи, любви и терпения», показал «бодрость духа, грацию и пластику», взяв Эльбрус рейтинга на канале ТНТ.
Сериал «Физрук» не только разошелся на цитаты и оказался самым успешным в истории телеканала, но и стал заслуженным бенефисом выпускника ЛГИТМиКА. Однако если колоссальную работоспособность и упорство главной звезды петербургского радиоэфира 1990-х обсуждали и прежде, то о втором пришествии Нагиева заговорили только в этом году. И теперь у Дмитрия есть выбор: уйти в вышину, став главным по наркому (народной комедии), либо в глубину, наконец сыграв свою главную роль — человека дождя, Форреста Гампа или спасителя Земли от неминуемой катастрофы. А пока Дмитрий думает, мы уже сделали фотопробы. Вдруг пригодятся.
Как вы вообще стали физруком Фомой?Прошли кастинг или роль была написана специально под вас?
Пробы — это всегда сложный момент в жизни актера. Но «Физрук» — тот редкий случай, когда я вообще их не проходил. Мне позвонили, пригласили пообщаться с продюсером и режиссером, я приехал, и за чаепитием мы при шли к консенсусу относительно героя, гонорара, вагончика и приятных бытовых мелочей для артиста. С этого момента я стал физруком. После моего согласия, как я понимаю, началась правка сценария, потому что изначально он не создавался непосредственно под меня.
Вы привносите в сценарий что-то от себя?
Мне не дано писать сценарий, я не вижу всего полотна целиком. Даже когда мы делали сериал про прапорщика Задова, я не сочинял ни диалоги, ни мизансцены. Я всегда придумываю исключительно шутки, и если из ста удаются две, значит, я уже неплохо поработал. «Физрук» — это оригинальный продукт, но за нашей спиной стоит американский скриптдоктор, человек, который создал Джима Керри. Он постоянно подсказывает нам, куда идти дальше. Иначе бы мы, как это и принято в России, каждый раз изобретали велосипед.
А на площадке случаются импровизации или это уже жесткое современное кино с зафиксированным форматом и сценарием?
Меня не зовут в жесткое кино, обычно я — армия спасения, как это получилось с сериалом «Кухня». Там уже сняли первую эфирную серию, в роли владельца ресторана был другой популярный артист, и создателям казалось, что в ситкоме про шеф-повара этот герой — чисто номинальный и второстепенный. Но они быстро увидели, что у них на этом месте дырка. И тогда режиссер Дмитрий Дьяченко приехал ко мне на площадку какого-то другого фильма и долго объяснял, почему именно я должен вступить в бой. Поначалу я отказывался и сопротивлялся, но не смог устоять против силы его убеждения. Примерно та же история произошла и с «Физруком»: эту роль предлагали известному хорошему артисту, но что-то не сложилось. Наверное, потому, что кино — это не театр, тут нужна сиюсекундная фактура, мгновенная харизма, которую можно использовать, правильно поставив свет и добавив в некоторые места звука.
Вы можете охарактеризовать своего героя Фому?
Мой персонаж и смешной, и трагичный одновременно. Если вы обратили внимание, он падает, постоянно получает от жизни по голове. «Физрук» — эксперимент, падение героя в сорока сериях. Такого еще не было, ведь это нехарактерный подход к ситкому, где персонажи обычно идут от успеха к успеху. И во втором сезоне, который зрители очень ждали, судя по ста пятидесяти миллионам только официальных скачиваний серий первого сезона, мы решили сделать еще один рискованный ход: герой продолжает падение. Никакого хеппи-энда, впереди только абсолютная бездна. Фома — выжимка из того образа жизни, к которому мы пришли после безвременья 1990-х. И возможно, где-то, как раньше говорили, на местах те самые годы тянутся до сих пор. Этот момент в истории страны может быть пересказан с попыткой пошутить, но смешного тут на самом деле не так уж много. Может, я витиевато говорю, поскольку ваш вопрос затягивает меня в омут философии, которая мне несвойственна.
Над чем сегодня легче всего шутить? Судя по успеху «Физрука», такой вот осколок 1990-х в лице Фомы — это самое смешное, что сейчас может быть.
Вы снова ведете меня прямиком в бездну пустобрехства, от чего я бегу всю жизнь, как Мопассан бежал от Эйфелевой башни. Шутить с успехом можно на самые разные темы. Если посмотреть «Физрука» внимательнее, там есть робкие, но весьма доходчивые фразы, касающиеся и сегодняшнего дня. Есть хорошая фраза во втором сезоне, когда Фома приезжает к батюшке. Говорит: «Пришел с тобой поговорить. Понятно, не бесплатно. Как и раньше, когда мы с пацанами к тебе приезжали, сделав что-то нехорошее, — так вон ведь, наши купола по всей России блестят». И мне кажется, довольно своевременно шутить на эту тему в ситуации, когда мы медленно, но верно движемся в сторону Северной Кореи. Я, как человек, как гражданин, как патриот, именно в такой последовательности, не могу оставаться безучастным к тому, в чем мы с вами сегодня варимся. Я не имею права, как гражданин, который живет здесь и питается тем, что страна дала, что-то осуждать. Но могу по этому поводу расстраиваться, негодовать. Мне есть что сказать тем, кто принимает решения. В общем и целом я патриот, далекий от шапкозакидательства, пьяных криков на трибуне «Россия, вперед!» и «Порви его, Вася!». В сериале я пытаюсь облечь эту позицию в более легкую и доступную форму, потому что, как любит говорить Константин Львович Эрнст, «нас смотрят регионы». И наш язык должен быть им понятен, поэтому и бегу от эстетства.
Это очень хорошо вам удается в сериале. А могут ли «Физрук» или «Реальные пацаны» приниматься где-то за чистую монету, ведь наша страна такая большая?
Моя задача, чтобы этого не случилось. Мне хотелось бы, чтобы зрители видели, как не стоит себя вести, а не как Фома похож на Ваньку из соседнего подъезда.
Как вы относитесь к таким парням, как Фома? Вы ведь бываете на гастролях в не самых больших городах, встречаете там разных людей.
Честно говоря, я держу дистанцию. Чтобы не рисковать и не разочаровываться в большей массе населения, стараюсь ограничивать себя в общении. Если приезжаю на гастроли — пускай это будут гастроли. Позволю себе сесть и выпить с людьми, которых как минимум знаю, но не с людьми, подобными Фоме. Когда я играю его как героя, пытаюсь показать в нем то, что мне понятно и приятно, без человеческих мерзостей.
«Физрук» — какой-то особенный шаг в вашей карьере или все идет своим чередом?
Лет пять назад я бы сказал, что это нечто особенное. У меня ведь были спады. Так, в 2008 году, как мы помним, у всей страны наступил кризис, а у меня тогда закончилась «Каменская» и прервался контракт с каналом СТС по поводу «Осторожно, Задов!». Теперь же почти в одночасье случились «Две звезды», «Голос», «Кухня», «Физрук», и я стараюсь анализировать, почему так вышло. Может, потому, что я исчерпал свою коричневую полосу невезения? Может быть, пришло время? Поэтому я крайне благодарен «Физруку», это одна из любимых моих работ, но мне выпала честь поучаствовать и в других проектах.
Вы являетесь «хозяином» шоу «Голос», демонстрирующего очень качественную поп-музыку и зачастую неформатные для нашего телевидения направления — от джаза до рэпа. Как такая программа вообще стала возможной?
Эрнст не был бы Эрнстом, если бы периодически не рисковал и не выдавал на-гора продукты, которые рвут эфир. Я думаю, это заслуга Константина Львовича и Юрия Аксюты, директора музыкальных программ Первого канала.
Помогло ли вам это телешоу раскрыть себя с новой стороны?
То, что я учусь и расту с помощью «Голоса», — это точно. Я не выхожу в качестве гуру, каждый раз готовлюсь и каждый раз выношу уроки, потому что в чем-то попадаю впросак, не находя, что ответить, либо отвечая мимо кассы. Анализирую это и пытаюсь расти и меняться. Например, на слепых прослушиваниях этого сезона мне показалось, что следует немного уйти в тень и выдвинуть вперед весь маховик программы. Я позволял себе почти не шутить, и это была моя ошибка — нет, нельзя было этого делать. Ведущий даже на слепых прослушиваниях является создателем большой доли рейтинга.
Счастливы, что у вас есть «Голос»?
Да, конечно. Во-первых, цифра один в правом верхнем углу телеэкрана дает некие предпосылки к тому, чтобы маленькие крылышки за спиной становились больше и чтобы нимб укреплялся. Во-вторых, «Голос» имеет рекордный рейтинг. Зрителю это ничего не говорит, но доля у нас — пятьдесят семь процентов.
Это значит, что пятьдесят семь процентов всех смотрящих в данный момент телевизор выбрали вашу программу.
Да, и это невиданная цифра в истории телевидения и тем более невероятная для программы Voice на Западе. Все это мне скорее нравится, чем нет. Хотя это очень, повторю, очень тяжелая работа, основанная на общении с людьми, импровизации, эмоциях. Я прихожу домой и капаю себе валокординчик, потому что еще какое-то время у меня молотит мозг, сердце, вибрируют другие места общего пользования. Мы снимаем «Голос» несколько дней подряд, потом разбиваем отснятый материал на несколько недель. Разумеется, до того, как начинаются финальные прямые эфиры. Есть важный момент, который не надо упускать. Да, «Голос» дает неизменно высокие цифры, но очень важно, что за нашей спиной стоят западные коллеги, правообладатели «Голоса», которые не дают шагать в сторону. В предыдущих сезонах был момент, когда я пытался растащить программу, выскакивал на сцену на слепых прослушиваниях, бил себя в грудь, все плакали, а я кричал: «Какое право вы имеете не взять этого человека в программу, он такой талантливый!». Жюри говорило: «Да-да, мы не правы, мы его берем». На что правообладатели сказали: «Еще раз, и вы будете вести другое шоу». Нужно сохранить драматургию, не уйти в болтологию или псевдозадушевность, и за этим следят супервайзеры формата. От них же поступили пожелания больше работать с русской песней. И стали исполняться вещи, слов которых я не помнил и как будто услышал их заново. Например, песня Пахмутовой о Гагарине «Опустела без тебя Земля», историю которой я не знал, пока маленькая девочка на детском «Голосе» не рассказала мне ее, стоя на сцене: «А он все летит и летит, и звезды дарят ему свою нежность… „Опустела без тебя Земля, если можешь, прилетай скорей. Если можешь, прилетай скорей“. А он не может, он умер». Я услышал это, и у меня потекли слезы. Это просьба в никуда, к человеку, который погиб. Или, например, песня «Баллада о матери», исполнявшаяся когда-то Софией Ротару: мать сидит смотрит фильм и видит в нем сына, которого уж тридцать лет нет в живых, она вскакивает и пытается закрыть его грудью. Вот такие вещи меня удивляют, это высокий уровень поэзии и музыки, и за это я тоже благодарен «Голосу». Рад, что у нас есть возможность в течение двух часов послушать самую лучшую музыку, которая была на Земле, и зачастую в хорошем исполнении. Как делается программа в целом, я не знаю — репетирую свое, готовлюсь, стираю, матерюсь, постоянно сочиняю подводки и крайне завидую тем, кому пишут сценарии, в особенности тем, кто выходит в эфир сразу после программы «Голос» и начинает шутить, глядя в бегущую строку. Вот, смотрите, у меня заготовки к детскому «Голосу», вот для взрослых. (Показывает текстовые документы в смартфоне.) Это не обязательно должно быть гениально, но это должно быть к месту, это должна быть веселина. Как говорил мой психолог: «***, погнали!».
Вы считаете, что чувство юмора — это накачиваемый мускул или в человеке от природы должна быть какая-то магия?
Я вообще ненавижу людей, которые постоянно шутят, все время, без перерыва и на любые темы. Есть такой феномен, как актеры-юмористы, от общения с которыми голова через пару часов начинает просто разрываться. Да, у них попадаются хорошие шутки, но невозможно и не нужно это делать круглые сутки. Я — человек, обладающий некоторым чувством юмора, но мне кажется, что чувство меры не менее важно. Юмор — это, безусловно, магия, но без подготовки она теряет свое качество и уровень. У меня иногда получается пошутить спонтанно, но чаще всего есть какие-то заготовки, чем-то нужно себе помогать.
От «Голоса» можно кайфануть, находясь на съемочной площадке шоу?
Если тебе не кайфово, ты просто не должен там быть. Когда выходишь на сцену и хотя бы местами не получаешь удовольствия, ты распространяешь ложь, которая рано или поздно считывается зрителем. Вы вот наверняка хотите задать мне вопрос «Тяжело ли быть убедительным в образе секс-символа и мачо?», от которого у меня вянут уши.
Я не собирался вас об этом спрашивать.
Хорошо. Я всегда говорю: если мужчина лжет на экране о том, что он мужчина, это видно. Это к вопросу о том, куда пропадает масса артистов и музыкантов из журнальных списков «подающих надежды». Творчество вообще часто основывается на лжи. Например, делаешь вид, что ты смешной, а на самом деле просто прикинулся на время. Но зритель рано или поздно увидит, что ты не можешь смешить. Или притворился, что красавчик, а в жизни ты — чмо. Поэтому если бы я прикидывался, что мне нравится на «Голосе», это прочиталось бы.
Как я понимаю, это и есть залог вашей долгой карьеры.
Я просто стараюсь не лгать. Это не всегда удается и не всегда приносит плоды. Если бы я когда-то давно решил, что мой двенадцатисантиметровый язык может приносить пользу, вылизывая разные поверхности, может быть, мы с вами разговаривали бы, когда мне было чуть за тридцать, а не когда мне далеко за сорок.
Вы сыграли множество ролей, от трэш-комедийных до драматических. Но лично вам в будущем на чем хотелось бы сконцентрироваться?
У меня есть ощущение, что теперь я двигаюсь в правильном направлении. На данный момент мой график расписан до конца 2015 года, и это вселяет надежду, что я смогу показать зрителю что-то новое. Думаю, основной вал ролей еще впереди. Вот карлика я уже сыграл, это произошло в фильме «Гороскоп на удачу», который выйдет в следующем году. Тяжелые были съемки: я играл в зеленом костюме, только лицо было свободно, а потом за мной повторял телом все, что я сыграл, настоящий карлик. Затем моя голова на компьютере «догоняла» его тело. А сейчас я снимаюсь в фильме «Одной левой» — изображаю скульптора, в руку которого вселилась женская душа. Это трагикомедия, сложнее которой я ничего не играл. Рука живет своей жизнью. (Правая рука Нагиева действительно начинает шевелиться и ползать по дивану.) У меня разрывается голова от этой роли, я постоянно нахожусь в сильнейшей концентрации. Никогда такого не делал, но вам покажу. (Снимает джинсы, на левой ноге выше колена синяк размером не менее тридцати сантиметров в длину.) Я настолько зажался, что порвал мышцу. Меня закололи, вызвали скорую. А ведь, казалось бы, комедию снимаем. Это дебют режиссера Виталия Рейнгеверца — продюсерский центр, в котором трудится Миша Галустян, наконец решил, что красавчик Галустян не должен играть все главные роли. Но это не все. Юрий Арабов написал на меня сценарий «Охота на бизонов» по мотивам «Утиной охоты» Александра Вампилова, это для меня честь. Я уже сыграл в фильме «Клетка» Эллы Архангельской по «Кроткой» Достоевского и опять же по сценарию Арабова. Он также появится в прокате в следующем году, но несколько приятных для меня слов от Александра Сокурова, видевшего картину, уже прозвучало. Поймите, я тщеславный человек, но уже умею владеть своим тщеславием и трезво оценивать себя со стороны.
В Петербурге вас можно изредка увидеть только в спектакле «Кыся», работаете вы в основном в Москве. Стали ли москвичом?
Я не переезжал в Москву целиком, не было такого. Возвращаюсь в Питер постоянно. Сейчас сложно сказать, где мой дом, потому что у меня триста съемочных дней в году в Москве. Например, мой сын говорит, что Москва — это такой Мордор. Если бы я думал так, жил бы там как в аду. Но я везде создаю приятную для себя обстановку.
Что с вами было бы, останься вы в Петербурге?
Все мои проекты с какого-то момента делались если не в Москве, то для Москвы. Взять хотя бы программу «Однажды вечером», в которой мы с Сергеем Ростом старались раздеть звезд. Мы ведь в 1996 году вели переговоры с петербургским каналом, чтобы показывать ее тут. Но вердикт совета канала был таков, что Петербург должен нести в массы совершенно другой продукт, — мы пришлись не ко двору. В итоге наше шоу стало успешным, но на канале СТС в Москве. Получается, что город раскидывается небездарными людьми, причем это я не о себе: многие начинали свой поход в большой шоу-бизнес, большой кинематограф или на большие театральные подмостки отсюда, ощутив свою ненужность Петербургу. Я бы не хотел сейчас выглядеть как брошенная жена. Все, что ни делается, все к лучшему. Констатирую и рассуждаю, но ни в коей мере не брюзжу. Парадокс Петербурга еще и в том, что, создавая новых звезд, которые зажигаются уже в Москве, он продолжает тащить за собой старый хлам. Некоторые персонажи уже точно должны были бы оказаться на свалке истории, но те, кто принимает решения в городе, пока голосуют за них.
Сейчас вас воспринимают как лицо сериала «Физрук» и шоу «Голос», но в Петербурге вспомнят и радио «Модерн», и особенно «Осторожно, Модерн!».
Это дела давно минувших дней. Проработав на радио «Модерн» семь лет, я ушел с него в 2000 году, когда появился так называемый формат и мне запретили ставить ту музыку, которую я хотел, — до этого все диджеи на «Модерне» не только вещали у микрофона, но и буквально были диск-жокеями, то есть сами выбирали песни для своего собственного эфира. И кстати, уже через полгода после этого ошибочного решения владельцев суперуспешное некогда радио закрылось за отсутствием достойного рейтинга. Что касается программы «Осторожно, Модерн!», то она появилась в 1995–1996 годах. Анной Пармас, Андреем Балашовым и Михаилом Галкиным была придумана коллекция из пятнадцати персонажей, которых мы потом много лет играли вдвоем с Сережей Ростом в женском и мужском облике. Прапорщику, что называется, повезло: он выпятился вперед и победил меня. На этом фоне и произошел разлад с Ростом, которого он не пережил: когда канал СТС в 2004 году предложил отсечь все лишнее, сосредоточиться на приключениях одного прапорщика и назвать сериал «Осторожно, Задов!», Сережа исчез.
А во времена «Модерна» вы чувствовали себя состоявшимся актером, звездой? Такой, что можно ни о чем больше не думать?
Это два разных вопроса. Чувствовал ли я себя городской звездой? Да. Меня узнавали на улицах, я заезжал на поребрики, разворачивался на мосту и меня не штрафовали гаишники. Я делал все, что, как мне казалось, должна делать городская звезда. А про жизнь удалась — это другой момент. Передо мной всегда стоял образ Ди Каприо или Де Ниро. Или хотя бы Гоши Куценко, который на тот момент снялся в «Антикиллере», хотя был уже лыс. А мне лысина не могла и в страшном сне привидеться. Но чтобы не гневить Бога, я всегда считал, что счастлив в данный момент времени. Тем не менее я и сейчас вам не скажу, что «жизнь удалась» именно так, как я ее себе придумал. В одной из хороших литературных вещей написано, что лучшие жонглеры жонглируют восемью шарами. И был только один, который мог жонглировать девятью. Так вот ты, жонглируя восемью, всегда будешь мечтать о девятом шаре, а он, единственный в мире, кто жонглирует девятью, всегда будет мечтать о десятом. Десятого шара не существует. Сегодня я счастлив, что моя жизнь сложилась вот так. И в моей голове есть этот десятый шар.
Ну, десятый шар — это карьера с голливудскими условиями, когда можно полтора года готовиться к роли и выбирать из двухсот сценариев самый интересный.
Да, это мечта! Фильм вышел, ты проехал полмира, погладил по голове африканских детей и получил похвальную грамоту почетного гладильщика.
Интервью: Дмитрий Первушин
Фото: Саша Самсонова
Комментарии (1)