Ученица Льва Абрамовича Додина и звезда МДТ выходит на сцену в роли Аркадиной в «Чайке» и Катерины Ивановны в «Братьях Карамазовых». А в кино появляется избирательно, зато всегда масштабно и в новых амплуа! В триллере о подростковом шутинге «Цикады» Лиза играет легкомысленную маму не по годам самостоятельного сына. А в сериале «Великая. Золотой век» Боярская примерила корсеты и противоречивый образ Екатерины II. Проект-маст-си для любителей исторической точности снимали в парковых экстерьерах Царского Села и в интерьерах Екатерининского дворца. В версии Лизы Екатерина Алексеевна уже не робкая Золушка-Фике при дворе Елизаветы I, а самодержица со стальными нотами в голосе, доказавшая, кто тут кому теперь не пара, Петр III.
Елизавета Боярская — лауреатка премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга» в номинации «Кино».
За чашкой чая в «Астории» с видом на Исаакиевский собор и в непосредственной близости от подаренного городу Екатериной II Медного всадника с Лизой поговорил историк, краевед и главный носитель петербургской идентичности Лев Лурье.
Чем Екатерина II похожа на Катерину «Леди Макбет» Измайлову
ЛУРЬЕ: Что вы думаете про своего персонажа в кино, молодую Екатерину II?
БОЯРСКАЯ: Вы имеете в виду о самой Екатерине Алексеевне или о персонаже? В нашем сериале «Великая. Золотой век» она ведь предстает и вполне зрелой — охвачен период в 12 лет: с момента ее воцарения на престол в 33 года.
ЛУРЬЕ: О самой Екатерине Алексеевне.
БОЯРСКАЯ: Она была настолько разносторонним человеком — чего я только про нее не читала! Одни пишут, что Екатерина II — узурпаторша, и успехи ее — только во внешней политике, а во внутренней не было ничего хорошего. Другие утверждают, что ее правление — золотой век в истории России. Столько она успела всего за достаточно длительный срок царствования совершить — и хорошего, и ошибок. Очень многогранная, а потому неоднозначная личность.
ЛУРЬЕ: Она же такая Катерина Измайлова — мужа убила.
БОЯРСКАЯ: И это тоже. Екатерину II можно рассматривать с любой стороны и рассуждать, какая она была мать, любовница, политик, пиарщик и светская дама. Она могла примерно все: и книги сочиняла, и пьесы, и с Руссо и Вольтером переписывалась (как поклонница идей эпохи Просвещения, Екатерина состояла в переписке с европейскими философами-современниками, в том числе советовалась по некоторым вопросам, например, по поводу всеобщей вакцинации от оспы. — Прим. ред.). В ней одной смешалось огромное количество абсолютно разных качеств. Да, это женщина, которая не любила сына и, по сути, убила мужа (вернее, под ее началом был переворот). Но было бы очень просто сказать: «Екатерина — жестокая». Или: «Она хорошая».
ЛУРЬЕ: Я понимаю. Мы помним, что она ведь и Маше Мироновой из «Капитанской дочки» помогла освободить возлюбленного. Просто политика — такое занятие, в котором без цинизма не обойтись.
БОЯРСКАЯ: Да-да-да. Мне в ней еще интересно, что же это за человеческие качества, которые могут заставить женщину всем этим заниматься.
ЛУРЬЕ: Думаю, в этом есть и актерство: быть на виду. Политика — это сцена и аудитория.
БОЯРСКАЯ: И она с этим блистательно справлялась.
ЛУРЬЕ: При этом Александр Сергеевич, например, ненавидел Екатерину Алексеевну. Так же, как и его тезка Грибоедов.
БОЯРСКАЯ: Как и Радищев.
ЛУРЬЕ: Это такая власть троекуровых против власти дубровских. Павел I — это Дубровский, а Екатерина II — Троекуров. И замечательная идея была у нее про превращение своей опочивальни в высшую партийную школу. Такая проверка кадров — это не про сексуальные вещи, а про обретение соратников. И фавориты у нее всегда не переменные, а последовательные. То есть не сразу несколько, а всегда только один, пусть и всего на неделю. Не понравился — получил тысячу душ крестьян, графское достоинство и на всю жизнь обеспечен, а потомки становятся Ланскими, Заводовскими и так далее. А кто-то был и долго, как тезки Григории Орлов и Потемкин.
БОЯРСКАЯ: Да, и так в их лице появлялся абсолютно надежный человек, на которого можно опереться и которому можно доверять.
ЛУРЬЕ: Это то, что любил и Леонид Ильич Брежнев — бережное отношение к кадрам. Идея в том, чтобы не создавать себе врагов из окружения, поощрять их и смотреть сквозь пальцы на плутовство и казнокрадство. Так ты сразу приобретаешь много голосов.
БОЯРСКАЯ: А соратники для Екатерины Алексеевны были очень важны. Собственно, у нее же прав на престол ноль целых ноль десятых.
ЛУРЬЕ: Ее право на престол доказано разве что надписью, которую она сделала на Медном всаднике — «Петру Первому Екатерина Вторая». Это миф, что она является продолжательницей Петра. Они совершенно не похожи, разве что оба деятельные и способные. У Екатерины нет его желания все делать руками и рвать зубами. Она и воинственной не была.
БОЯРСКАЯ: Мне кажется, важно, что Екатерина — немка (урожденная София Августа Фредерика — дочь князя Ангальт-Цербстского и племянница шведского короля Адольфа Фридриха, родилась на тот момент в немецком городе Штеттине, перешла из лютеранства в православие и получила имя Екатерина Алексеевна перед обручением с Петром III. —Прим. ред.). Это проявляется во всем: как она вела политику, какой была активной и деятельной. Это про дотошность, педантизм, постоянное желание внутреннего развития. Екатерина бесконечно читала, интересовалась буквально всем. В ней нет лени или размеренности, которая была, скажем, в Елизавете Петровне. Жизнь быстротечна, и ей хотелось успеть во всем. В том числе в театральных постановках — она сама их сочиняла и даже иногда участвовала. Азартная женщина!
ЛУРЬЕ: Большой театр запустила.
БОЯРСКАЯ: Да-да. Ей как будто хотелось все попробовать. Пусть даже и ошибиться, как получилось с Уложенной комиссией — она ее создала, но ничего путного не вышло. Ей постоянно надо было работать, работать, работать. В воспоминаниях одного польского автора я читала, что Екатерина просыпалась раньше своих слуг и тут же начинала писать.
ЛУРЬЕ: Есть такой замечательный текст, вы его, конечно, читали. Ее собственные воспоминания, абсолютно лживые.
БОЯРСКАЯ: Да, это то, как она хотела бы, чтобы ее воспринимали.
ЛУРЬЕ: Абсолютно! Что Петр III был такой идиот, пьяница и кретин, что не убить его просто было невозможно. А еще там очень здорово описано ее пребывание в будущем Екатерининском дворце в Царском Селе! Клопы, блохи, вши, анфиладная система — невозможно укрыться. Вся эта бессмысленная, раздражающая, бесшабашная роскошь елизаветинского времени — огромные залы, которые невозможно было натопить. Барокко, придуманное Растрелли, Екатерина ненавидела: огромные окна, нет типового строительства, всё напоказ. В Европе так уже не строили сто лет! И вот она якобы сама стирает, наводит порядок и внедряет свой немецкий орднунг. Такой роман воспитания получается.
БОЯРСКАЯ: Но при этом ей и правда удалось как пиарщику сделать так, чтобы о России заговорили в Европе как о просвещенной стране. Этого она добилась через переписки со всеми великими умами своего времени. Хотя в стране, как мы знаем, все равно оставалось крепостное право.
Как актеров загоняют в одно амплуа мушкетеров
ЛУРЬЕ: Вы начинали свой путь в искусстве, насколько понимаю, с танцев?
БОЯРСКАЯ: Когда-то да. Я долго занималась балетом — с пяти и до шестнадцати лет. Но профессионально не продолжила, не было данных. А театр, понятно, всегда присутствовал в моей жизни. Родители служили и служат в Ленсовета, а я росла за кулисами, это была моя вторая детская. Я все впитывала, но не думала о том, чтобы пойти в актрисы до самых выпускных классов, пока внутри все не досформировалось.
ЛУРЬЕ: Почему? Отталкивал закулисный быт?
БОЯРСКАЯ: Скорее папина популярность. Это было излишнее и оголтелое внимание. Я понимала, что не хочу, чтобы ко мне вот так относились. В детстве мне всегда хотелось поскорее забрать его домой, чтобы он был просто папой и никем другим — не персонажем в шляпе.
ЛУРЬЕ: Мне кажется, что эта популярность в какой-то степени направила его театральную карьеру по одному пути — плаща и шпаги. А у него была, например, и гениальная роль в «Старшем сыне» по Вампилову (в фильме Виталия Мельникова с Николаем Караченцовым, Евгением Леоновым и Светланой Крючковой в касте Михаил Боярский играет приятеля главного героя Сильву. — Прим. ред.). Он прирожденный трикстер, мог бы быть условным Остапом Бендером или Хлестаковым. Заложенное в нем ядро великого харáктерного артиста и худрук Ленсовета Владимиров, и особенно кинематограф не стали использовать после успеха «Мушкетеров».
БОЯРСКАЯ: И «Собаки на сене». Да мне вообще кажется, не только касаемо папы, что в нашей культуре очень сильно прилипают амплуа. Если посмотреть на фильмографию голливудских актеров, они играют в абсолютно разных и полярных историях.
ЛУРЬЕ: Абсолютный гений — Георгий Александрович Товстоногов в этом смысле. Он понимал, что Кирилл Лавров — обаятельный, и не давал ему играть положительных героев. Он был у него Молчалиным в «Горе от ума», Соленым в «Трех сестрах». И это получалось дико эффектно.
БОЯРСКАЯ: Это и для артистов полезно, такая тренировка внутреннего аппарата.
ЛУРЬЕ: Но Ленсовета все равно был новаторским театром, хотя и абсолютно противоположным МДТ Додина, БДТ — они, по Белинскому, театры-храмы, бывшие в сговоре со зрителем. А Ленсовета — первый буржуазный театр в СССР, сделанный для массового зрителя. Шоу-бизнес в каком-то смысле, и в этом нет ничего плохого. В превращении советского общества в потребительское, что в конце концов привело к огромным изменениям, роль сыграли сапоги-чулки, финские пальто и театр Ленсовета. То есть простые радости жизни, не связанные с идеологией.
БОЯРСКАЯ: Да, очереди в Ленсовета всегда были огромные.
ЛУРЬЕ: Там были ваши отец и мама…
БОЯРСКАЯ: И Алиса Бруновна!
ЛУРЬЕ: Конечно, а еще Барков — красавец. Дьячков и Петренко — оба великие артисты.
БОЯРСКАЯ: И Анатолий Равикович. Компания у них была просто великолепная — я мало что видела вживую в силу возраста, но и на записях заметно, какие прекрасные, обаятельные и страстные были эти музыкальные спектакли.
Цветаева, гуманист Толстой и скверный человек Достоевский
ЛУРЬЕ: Что думаете про современную театральную жизнь в Петербурге? Какие спектакли порекомендуете?
БОЯРСКАЯ: Мне очень понравилась «Оптимистическая трагедия» Рыжакова в Александринском театре. Какое-то время она не шла, потом снова начали показывать — я посмотрела недавно, перед Новым годом. А из премьер в меня попали «Холопы» в БДТ. Просто изумительный спектакль! Идет более четырех часов, но я даже на антракты не выходила — не могла оторваться (во время двух антрактов «Холопов» действие на сцене продолжается, происходящее в том числе транслируют на экранах в фойе. — Прим. ред.). Мне было интересно наблюдать за персонажами, за каждой переменой мизансцен и декораций. Я восхищаюсь, как из полузабытой пьесы драматурга Гнедича удалось создать такое актуальное, интересное и выстраданное высказывание.
ЛУРЬЕ: А что вы сейчас читаете?
БОЯРСКАЯ: Сейчас — ЖЗЛ про Марину Цветаеву. Раньше я играла в постановке «1926» режиссера Аллы Дамскер, построенной как симбиоз переписки Цветаевой с Пастернаком и ее поэмы «Крысолов». Мне «1926» очень нравилась, и Цветаеву я обожаю, она близкий мне автор и поэт, поэтому мне пусто без этого спектакля, хочется вернуться к нему, как-то переосмыслить, возможно, заново его родить.
ЛУРЬЕ: Это было концертное выступление или в Малом драматическом?
БОЯРСКАЯ: Мы выступали на музыкальных площадках: в Петербурге — в Малом зале Филармонии, в Москве — в Доме музыки. В спектакле есть такой персонаж — условный Рильке. Его играл изумительный скрипач, вокалист и дирижер Дмитрий Синьковский. Поэтому внутри постановки было много музыкальных произведений. А до нового погружения в Цветаеву из художественной литературы я читала «Ложится мгла на старые ступени» Александра Чудакова.
ЛУРЬЕ: Какой писатель первым произвел на вас сильное впечатление?
БОЯРСКАЯ: В подростковом возрасте я посмотрела «Лолиту» с Джереми Айронсом и взялась читать Набокова. Это было потрясение! Может, потому, что книга казалась сексуальной, будоражащей и запретной. Я читала и закрывала роман, потом снова открывала и еще раз перечитывала. Еще мне были очень близки «Детство», «Отрочество» и «Юность» Толстого. И «Хаджи-Мурат» тоже. Я люблю Толстого.
ЛУРЬЕ: Больше, чем Достоевского?
БОЯРСКАЯ: Я их по-разному люблю. В связи с работой над «Карамазовыми» (спектакль Льва Додина, в котором Елизавета играет Катерину Ивановну. — Прим. ред.) мы, конечно, много читали Достоевского, его переписки и дневники тоже. Но Толстой во мне больше отзывается.
ЛУРЬЕ: Во мне тоже. Я люблю Достоевского, книжку написал про него, но в Толстом есть человеческое понимание людей. Как будто сразу режиссерский разбор. Ты осознаешь, и он сам объясняет, почему Наташа Ростова поступила так, а не иначе.
БОЯРСКАЯ: Да, особенно это удивительно в отношении женщин. Казалось бы, как он мог залезть в голову юной Ростовой или Анны Карениной и понять их природу так хорошо? Это поражает. А Достоевский, как будто не спрашивая, открывает все гнойники, и от этого больно. Но в этом и его особенность, честность и правдивость. Толстой как будто более человеколюбивый, что ли.
ЛУРЬЕ: Достоевский просто очень скверный человек.
БОЯРСКАЯ: Не без этого.
ЛУРЬЕ: Со всеми его фобиями и маниями. Другой вопрос, что у Достоевского — это мало кто понимает — феноменальный юмор! Он дико смешной, когда хочет таким быть. В каком-нибудь генерале Иволгине у него гоголевское начало проступает замечательно.
БОЯРСКАЯ: Еще про юмор и иронию. Не помню, в каком классе изучают «Евгения Онегина», но в школе я не сумела его оценить: прочитала — и все. Зато сейчас, сколько бы я ни возвращалась к «Онегину», мне кажется, что совершеннее произведения не существует. Для меня это абсолютная величина, глубина и восторг. Я с таким удовольствием перечитываю с любой страницы!
ЛУРЬЕ: Не могу сказать, что это мое любимое произведение Пушкина. Я как раз больше ценю прозу и «Бориса Годунова». Такое ощущение иногда, что «Евгений Онегин» написан очень молодым человеком. Но что касается легкости и умения распоряжаться русским языком, с Пушкиным никто не сравнится.
БОЯРСКАЯ: Абсолютно никто. При всей любви к Пастернаку, Блоку, Цветаевой и Бродскому. Хотя они, конечно, другие. У Пушкина все так просто, что обескураживает. Но эта простота — такая изящная и точная, что попадает в самое сердце. Лев Яковлевич, у меня тоже вопрос: а кого вы посоветуете из современных поэтов? Прозаиков я знаю, а вот в поэзии зависла классической.
ЛУРЬЕ: Из современных поэтов — самый сильный Сергей Стратановский. Хотя относительно современных он уже немолодой человек. Если не читали, очень советую — в «Издательстве Ивана Лимбаха» выходило его избранное.
Про непоротое поколение тридцатилетних
ЛУРЬЕ: Я школьный учитель по специальности, много лет им работал — наша классическая 610-я гимназия организовалась в 1989 году. Поэтому вплоть до последнего времени я видел сменяющиеся поколения молодежи. А школа у нас такая — «сектантская», как и Малый драматический театр: после выпуска мы не расстаемся, я потом за всеми наблюдаю. Вы немного моложе моей дочки, это класс 2000 года.
БОЯРСКАЯ: Да, я в 2002-м выпустилась и поступила на курс Льва Абрамовича Додина в Театральную академию.
ЛУРЬЕ: Мне кажется, у вас совершенно удивительное поколение: непоротое и вежливое. Вы почти не застали голодные 1990-е, в профессию и вузы пошли в тучные нулевые. Что бы вы сказали про своих ровесников?
БОЯРСКАЯ: По нам правда заметно, что детство мы провели в другой атмосфере. Когда мне было шесть лет, я впервые оказалась с семьей в Лондоне и Париже: разумеется, тогда я ничего не знала про железный занавес, а вот родителям казалось фантастикой, что они могут позволить себе поехать с детьми в Европу. Когда я поступила к Льву Абрамовичу, мы тоже сразу же с 2002 года и до ковида ездили на гастроли от Милана и Токио до Нью-Йорка и Вашингтона.
ЛУРЬЕ: Вы люди мира.
БОЯРСКАЯ: Да, поэтому мы практически все знаем иностранные языки, английский уж точно. Я еще владею немецким — сейчас скорее помню, но когда-то говорила свободно.
ЛУРЬЕ: Как и Екатерина II.
БОЯРСКАЯ: Точно! Это помогло в понимании ее образа. Еще важное отличие нашего поколения — мы становимся родителями после 30 лет и совершенно осознанно. Когда ты сам состоялся, многого добился, сделал свою жизнь комфортной, наполнен знаниями и готов тратить время, силы и любовь на ребенка. Сейчас папа — это как мама, только мужчина: полноценный воспитатель в семье, а не тот, кто просто приносит деньги и максимум может погулять с ребенком пару раз. У моих ровесников не принято поднимать руку на детей, мы договариваемся с маленьким существом и всего добиваемся диалогом.
Текст: Елена Анисимова
Фото: Соня Сивкова
Визаж: Ангелина Астанина
Волосы: Мария Швец
Свет: Владислав Скобелев, Михаил Ланцов, Skypoint
«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2024:
Эксклюзивного партнера, производителя премиальных украшений с российскими бриллиантами — ювелирный дом MIUZ Diamonds
Газпромбанк — Официальный банк премии
Торговый дом «Рятико» с брендом ReFa — роскошным уходом для вашей кожи
«Моменты. Repino» — клубный малоэтажный жилой комплекс от девелопера «Абсолют Строй Сервис»
ASKO — мировой премиум-бренд по производству бытовой и профессиональной техники
Комментарии (0)