Юрий Стоянов: «Самое страшное — когда тебе еще не сказали "нет", а ты уже сам себе все запретил»

Как культовая передача 1990-х «Городок» стала референсом и начала новую жизнь в мемах и тиктоке

Вы просто нарасхват, а дуэт Стоянов — Калюжный все обожают: большой осен­ний запуск Premier — сериал «Тре­пачи» — построен именно на вашей динамической паре с Глебом. Как думае­те, это «Вампиры средней полосы» пере­загрузили вашу карьеру?

Я очень боюсь это анализировать, но да, се­риал стал народным. И я безумно благода­рен шоураннеру Леше Акимову, что сценари­сты писали роль Святослава Вернидубовича Кривича, главы клана вампиров из Смолен­ска, именно на меня. Причем не говоря мне об этом.

Саспенс! Вас не предупредили?

Сначала мне предложили сыграть Святосла­ва Вернидубовича. И только когда я согласился, признались, как на самом деле сочиня­ли роль! Оказывается, у сценарной команды «Вампиров» одним из референсов был наш «Городок»! И они все время пересматрива­ли его выпуски. А я-то думаю: что это у меня роль тысячелетнего вампира Кривича так лег­ко ложится, как масло на хлеб, — вообще ноль усилий.

И да, с одной стороны, между финалом «Городка» и Святославом Вернидубовичем у меня 60 проектов и 9 лет. Но с другой сторо­ны, действительно, все эти годы дефицит се­рьезных ролей существовал. А вот стали ли именно «Вампиры» перезагрузкой, не знаю. Я как работал, так и работаю.

Обычно комики хотят стать успешными драматическими артистами. У вас нао­борот: отслужив 18 лет в БДТ, вы ушли в сатиру и стали всенародно любимым юмористом. И долгие годы мы все люби­ли вас именно в этом амплуа. Сейчас но­вый уровень: драмеди-роли патриархов в вашем исполнении — сразу хит.

Святослав Вернидубович — не Джеймс Бонд, не рэпер, а шаркающий ногами плохо одетый старик с длинными ногтями и зачесанными вперед волосами. И это зашло! Обычно молодые смотрят молодых. А тут вдруг молодежи стали интересны те, кому 60 с гаком: считаю это и своей заслугой! Может, так сложилось, потому что интерес взаимен: я никогда не чу­рался ходить на шоу к молодым ребятам, хотя и избирательно. Нет, я не старался, как гово­рил Маяковский, «задрав штаны, бежать за комсомолом». Я шел, потому что мне было важно их понять. И если посмотреть стати­стику, то в YouTube шоу с моим участием набирают миллион просмотров, мне это очень приятно.

Могла бы сейчас существовать такая пе­редача, как «Городок»? Сатирический проект, но с пронзительной и лиричной интонацией занял бы первый номер на вкладке в тренде?

«Городок» сейчас невозможен по нескольким причинам. Но не потому, что эта передача не вписалась бы в тренды YouTube, из-за того что наши сатирические сюжеты могли быть грустными, да еще и с лирическим финалом. Дело в другом: «Городок» был партнерским проектом, придуманным двумя людьми, — моим другом Илюшей Олейниковым и мной. Ни в каком другом составе «Городок» быть не может. Мой партнер незаменим (актера Ильи Олейникова не стало в ноябре 2012-го, тогда же перестал выходить «Городок», существо­вавший с 1993 года. — Прим. ред.). Да и наш дуэт сложился уникально: мы выстрадали даже не сам продукт, а то, как шли к нему.

Представьте: начало 1990-х. Одна стра­на — СССР — умерла, вторая никак не мог­ла родиться. Люди жили безумно тяжело. А двум ребятам, нам с Илюшей, вдруг повез­ло: у нас была любимая работа, и за нее пла­тили деньги. Так «Городок» стал нашим «из­вините» перед теми, кому было по-прежнему плохо. А еще «Городок» — это попытка при­мирить прошлое с настоящим: объединить две страны — одна ушла, а вторую мы пока не понимали, хотя уже жили в ней. Мостик из минувшего в абсолютно непонятное будущее. Отсюда — лиризм и грусть «Городка».

То есть «Городок» — про сострадание?

Естественно. И это очень в традиции рос­сийского юмора: он не про гэги, заточенные только на хохот. Русский народный юмор ча­сто рождался из боли и желания рассказать, как плохо живется, но — комическими сред­ствами! С таким вот подмигиванием, прищу­ром и какой-то слезой в финале. Так что «Го­родок» — это не наше с Ильей Олейниковым ноу-хау, а именно традиция. И не только рос­сийская, кстати, но и чаплинская.

Или что-то из Бориса Рыжего — «Как хорошо мы плохо жили».

(Улыбается.) Знаете, в 1990-е на ТВ отсут­ствовало слово «нельзя». Новое (постсовет­ское!) телевидение еще не было построено, оно только начиналось и само про себя ни­чего не знало. Все было можно — не поощ­рялись только скука и бездарность. Не было форматов, и мы с Ильей Олейниковым, как и все тогда, их изобретали. И мы придумали «Городок» — как маленькое кино на телеви­дении. Не короткий метр, а именно маленькое кино. Кино о нашей вечной, безумной и не­взаимной любви к большому экрану, кинема­тографу. И полной в нем невостребованности (с распадом СССР разрушилась и построен­ная на плановой экономике киноиндустрия, фильмы практически перестали снимать. — Прим. ред.).

Вы думали тогда, над чем можно смеять­ся, а над чем не стоит?

Цензуры тогда на телевидении практически не было. Но существовала, хотя и не у нас в «Городке», самоцензура, и не знаю, что пе­чальнее на самом деле. Ведь самое страш­ное — когда тебе еще не сказали «нет», а ты уже сам себе все запретил. Правда, в мо­лодости я путал самоцензуру с воспитани­ем и нравственными принципами. Но дела­ли мы «Городок» безоглядно: не проклинали и не плевали в прошлое, смеялись над насто­ящим и побаивались будущего. На этих трех китах строился «Городок»! И по всем этим параметрам он стал невозможен. Но парадокс в том, что «Городок» жив и не устарел. Если бы устарел, то не был бы разобран на мемы и короткие сюжеты тик-током, соцсетями и вообще интернетом.

Раз мы заговорили о нравственных принципах: какие темы в юморе у вас под запретом? За что вы бы сами себя отменили?

Не все знают, что актер Эдди Мерфи изна­чально стендапер — и грандиозный. Так вот у Мерфи есть пародия на его друга — велико­го музыканта Стиви Уандера. И она вся стро­ится на том, что Уандер слепой. Буквально все шутки, которые можно из этой темы вы­жать. И да, я понимаю, что эта пародия очень талантливо сделана, я над ней смеюсь. Но я бы так не смог. Сработал бы внутренний тормоз, основанный на моих представлениях о том, что можно и что нельзя. Я не смог бы подкинуть кошелек нищему. Не смог бы за­ставить пробежать инвалида за деньги. Вооб­ще все, что связано с этой гранью — оскор­бить и посмеяться — для меня не существует.

Про что, как вам кажется, современный юмор?

Современный юмор построен, конечно, на биографии самого комика. Например, стен­дап — очень личная штука: это исповедь по природе своей, по жанру, сколь бы ни был издевательским ее текст. При этом стен­дап — не про глубину. Бывает, смешит удач­но, бывает — скабрезно и запредельно. Но ключевое — смешит, эти механизмы востре­бованы. Мы в «Городке» использовали со­всем другую механику, но что тут сравни­вать — времена меняются. Новое поколение не обременено нашими комплексами: моло­дые — свободнее. Но и не обременено нашим образованием, прочитанными книгами, уви­денным и выстраданным.

Почему новый сериал «Трепачи» стоит посмотреть всем начинающим стендаперам и при чем здесь Жванецкий

В новом сериале Premier «Трепачи» вы играете полузабытого писателя-сатири­ка Вячеслава Соколова: когда-то знаме­нитость в СССР, он на мели и сдает ком­нату начинающему стендаперу Дане в исполнении Глеба Калюжного. Вместе им удается достичь успеха в стендапе, потому что опытный автор помогает но­вичку писать и докручивать шутки.

Кстати, слово «Трепачи» для сериала пред­ложил я. Изначально проект называл­ся «Стендаперы». А мне нравится слово «треп» — оно очень теплое, наше и смыслы в нем заложены самые разные — есть и плю­сы, и минусы, и подводные камни. Я даже когда-то предлагал Славе Дусмухаметову (креативному продюсеру ТНТ. — Прим. ред.), человеку, который и создал современный юмор на телевидении, это слово использовать для передач со стендапом. Но тогда оно не за­шло, зато пригодилось здесь.

Вам пришлось изучать стендап для подготовки к роли? Или вы были в материале?

Я давний зритель стендапа: на концерты не хожу, но смотрю много записей. И выше все­го сейчас я ставлю женский стендап! Считаю, именно женщины лидируют. Мужской стен­дап стал фекальным, грубым, самовлюблен­ным, с перебором мата и грязи. Да, он пре­вратился в бизнес и хорошо продается, но искусства там стало мало. А в женском стен­дапе есть невероятная трепетность и точ­ность. Я умираю от смеха, когда их слушаю.

Как думаете, почему именно сейчас жен­ский стендап стал номером один?

Женщинам есть что рассказать — и наконец они могут высказаться, ведь раньше их мало слушали. Это, если хотите, женский реванш. Он очевиден в режиссуре, операторском ис­кусстве и вот в стендапе. Женщин-авторов, рассказывающих на сцене свои шутки, пре­жде почти не было. Даже возникло идиот­ское предубеждение, что женщины и профес­сиональное чувство юмора идут рядом, но не вместе.

В «Трепачах» есть мысль, что стендапе­ры — наследники по прямой писателей-сатириков. Вы согласны?

Вообще бывают писатели, бывают сатири­ки, а бывают тире. (Смеется.) Кстати, вы знаете, кто назвал Жванецкого лирическим сатириком?

Нет.

Георгий Александрович Товстоногов, глав­ный режиссер Большого драматического те­атра, в котором я 18 лет проработал. Тов­стоногов обожал Михаила Михайловича. А Жванецкий — безусловно крупнейший наш стендапер. Во-первых, Жванецкий пи­сал авторский материал. И этот материал был выстрадан. А во-вторых, мы не можем пред­ставить рассказы и миниатюры Михаила Ми­хайловича вне его интонаций и исполнения. Он самый парадоксальный, великий и гени­альный писатель (и человек!) для меня. Я бы поставил здесь точку. Жванецкий — гений. Дальше идут талантливые коллеги.

Интересно, сам Жванецкий понимал, что он отец стендапа?

Мы с Михаилом Михайловичем никогда не говорили про его отношение к стендапу, хотя он все это застал. Знаю, что Сеня Аль­тов, например, очень приветствовал появле­ние Comedy Club, как и я. В сатириках нашего поколения не было страха перед новым спо­собом шутить. Независимо от возраста, ког­да ты встречаешь что-то талантливое, то есть желание не поучить, а поучиться.

А у вашего героя, советского сатирика из «Трепачей», есть желание поучиться чему-то у молодого стендапера, персона­жа Глеба Калюжного?

Мой герой загнан в крайние обстоятельства. Мы застаем его, когда-то известного писате­ля-сатирика, в стадии абсолютной невостре­бованности. Ему это все не нужно. Во всяком случае, он себя в этом убедил. Кроме того, это еще и история человека, потерявшего партнера — из-за смерти товарища сатирик Соко­лов уходит со сцены. В этом есть пересечение с моей биографией, но это абсолютное совпа­дение, я не участвовал в написании сценария. В отличие от меня реального, этот Соколов абсолютно потерялся. Он полуспившийся, де­классированный — и в этой точке встречает­ся с стендапером Даней. Видит, что тот пишет несмешно, с неудачными формулировками и включается в правку текстов. Так он поти­хоньку начинает что-то понимать про сегодня. А в какой-то момент и сам выходит на стен­дап-сцену! И учится он у юного стендапе­ра одному — желанию жить, достигать и еще раз рискнуть.

Вы говорите, что не участвовали в сце­нарии «Трепачей», но какие-то шутки, лексика там — абсолютно ваши.

Да, в «Трепачах» есть сцена, когда я просто попросил включить камеру и сыграть.

Какая?

Когда вдруг ни с того ни с сего заслуженный сатирик Соколов начинает рассказывать маль­чишке, которого он знает всего один день, как ему устроят поминки в Театре эстрады. Мне показалось, этот пьющий человек должен вдруг подумать: а вспомнит ли вообще кто-то о нем на похоронах? Мой монолог начал­ся фразой «На сцене людей будет больше, чем в зале», а закончился возгласом: «Сволочь ты!» И это абсолютная стопроцентная импровизация одним дублем.

Как сложился дуэт Стоянов — Калюжный (спойлер: речь пойдет о дедовщине!)

На «Вампирах средней полосы» у вас с Глебом сложился отличный динами­ческий дуэт, построенный на оппозиции мудрости с опытом и молодости с поис­ком себя. И в «Трепачах» эта экранная химия продолжается.

Эта даже не химия, а простая партнерская при­вязанность и любовь друг другу. Хотя должен признаться: наши отношения в «Вампи­рах» строились вначале жестко. Глеб на тот момент был еще не профессиональным акте­ром, он только начинал сниматься и в сериале ему досталась одна из главных ролей — юного блогера Женька, который только учится быть вампиром и хорошим человеком (да, такой па­радокс!). Если бы я сюсюкал с Глебом вне съе­мочной площадки, ему было бы сложно в ка­дре. Чувствовался бы перепад: в кадре любовь главы клана вампиров Кривича — грубая, ха­моватая, с подзатыльниками. Немного дедов­ская. Так что вне кадра Глеб меня побаивал­ся: я, и правда, был с ним жестковат. Но потом объяснил ему, режиссеру и продюсерам, что так надо. А переросли эти отношения и, быть может, какие-то мои советы в такую тихую спокойную недекларируемую привязанность.

Ваша нежность по отношению к Глебу очень чувствуется, даже когда смотришь на вас на экране.

Глеб — удивительный по-человечески маль­чик. Его пример подтверждает, что звез­да — это прежде всего неординарный, не­похожий на других человек. Интересный, тот, кого хочется узнать и наблюдать за ним. Не количеством сыгранного это определяет­ся. У Глеба невероятный уровень деликатно­сти и уважительного отношения ко всем лю­дям, независимо от их статуса и возраста. Глеб — мальчик из большой семьи, которую он обеспечивает. У него удивительная интел­лигентнейшая мама. Идут годы, растут его гонорары, количество ролей, но Глеб не ме­няется. Он такой же. Значит, мы имеем дело с умным и не просто талантливым, а интел­лигентным и совестливым парнем.

Вы говорили, что давали Глебу профес­сиональные советы. Какие?

У него остается проблема — он и сам это по­нимает! — актерского образования. Надо учиться! Да, Глеб владеет профессией намно­го лучше, чем любой студент вуза. Но обая­ние молодости проходит, а глубинное пони­мание профессии никто не отменял. Должно быть не только что-то интуитивное, нащу­панное, но и вложенное в тебя. Веками пере­даваемое от учителя к ученику. Без этого — очень тяжело в актерстве.

Мы узнаем, что Юрий Стоянов — скульптор и еще вернется к нам в роли главы клана вампиров

В ближайшее время мы ждем вас в сери­але «Мамонты», где вы снялись с Лизой Ищенко из «Алиса не может ждать» На­талии Мещаниновой. А где еще?

Да, будут «Мамонты» с Лизой — замеча­тельной девочкой удивительной органики. Я играю ее дедушку — пенсионера, которо­го обманывает телефонный мошенник, украв все его деньги, и он решает его найти. По весне 2024-го начнем снимать продолжение «Вампиров средней полосы» — третий се­зон. Еще планирую появиться в ситкоме для канала «Россия» вместе с Машей Ароновой. А недавно закончили сезон «Артиста» — мне очень понравилась эта история.

Это проект, где вы играете мужчину, ко­торый вынужден переодеться в женщи­ну — няню?

Я после «Городка» не играл женщин прин­ципиально. Так что «Артист» стал для меня профессиональным вызовом. И опасностью! Одно дело играть женские образы в юмори­стической программе, где тебя всегда прикры­вает партнер: зритель воспринимает твою ге­роиню через его к ней отношение. И совсем другое дело перевоплотиться в женщину, ко­торая нянчит маленьких детей. Ведь их обма­нуть безумно трудно — они чутко чувствуют фальшь. Будут ли они верить, что это не дядя Юра переодетый, а няня? Вот это очень важ­но. Но у моего героя нет другого выхода!

Какие комедии новейшего времени вы бы рекомендовали посмотреть — если взять, например, минувшее десятилетие?

Я очень люблю фильм «Страна ОЗ» Василия Сигарева, который посмотрел еще на «Кинотав­ре». «Горько» Жоры Крыжовникова — хорошая комедия, ей как раз 10 лет в 2023-м. Комедий­ный сериал о гиках «Жуки» — светлая, веселая, лихая и хорошо рассказанная история. Фильм «Батя» с Владимиром Вдовиченковым мне по­нравился, потому что это картина, в которой точ­но переданы время и атмосфера: что ели, о чем шутили и как одевались в 1990-е. Но вообще я не являюсь целевой аудиторией комедии.

Вот сейчас поподробнее!

Я почти каждый день смотрю для себя какой-то фильм или эпизод сериала. То есть в году получается от 300 до 700 фильмов или серий. И для меня худшая рекомендация, если в жан­ровом определении проекта написано «Коме­дия». Прозанимавшись столько лет этим де­лом, я не зритель комедий! Разве что драмеди! Хотя когда я вспоминаю, почему решил стать артистом, то одной из мотиваций точно были фильмы Чарли Чаплина.

Мы сейчас беседуем с вами в идилличе­ском ресторане на берегу реки с кроли­ками, павлинами и козами. И при входе тут как раз стоит фигура Чаплина!

Это я поставил! Это ресторан моего товари­ща, и я подарил ему Чаплина. А скворечник и маленькая скульптурная композиция «Се­мейные ценности» — олень, олениха и олене­нок, сделаны моими руками.

Ого!

Да, я рукастый по дереву. (Улыбается.)

Мастер-класс, который вы ждали: как не выгорать и научиться чувствовать жизнь (важно: скворцы прилетели!)

Как при плотном съемочном графике все успевать и не выгореть?

Для этого нужна умная жена. Моя Елена — еще и мой агент! Да, прежде у меня были сторонние директора, но кроме процента от го­нораров их не интересовало практически ничего. А Елена внимательно следит, чтобы соблюдался баланс моего интереса профессионального, коммерческого и чтобы семья тоже была не обделена.

Сейчас мой график расписан до декабря 2025 года. Иногда приходят такие интересные предложения, что сердце кровью обливается отказывать. Но Елена садится рядом со мной, раскатывает бумажную простыню, на которой расписана моя жизнь, и демонстративно пока­зывает — ну не влезает! И еще говорит: «Нет, не отдам, лучше пойдешь в мастерскую, бу­дешь строгать там свои столики, стулья, полоч­ки, подставочки и рамочки». Так что мое иде­альное расписание — полностью ее заслуга.

А как сохранить легкость и не расте­рять себя?

Должно быть интересно жить. И особенно это важно, когда случаются самые тяжелые минуты не только твоей жизни, но и страны, и мира. Надо себя очень точно почувствовать: кто ты и где. Можно уйти в семью, политику, неприятие, отрицание. Можно — в профес­сию и очень много работать. Тут каждый на­ходит сам для себя этот вектор.

Но вот я ловлю себя на мысли, что живу очень быстро. Хочется иногда помедленнее. Я ровно на 10 лет моложе моего друга и то­варища Илюши Олейникова. Он мог иногда долго рассуждать, какие в этом году лето, вес­на, как они протекают. Не хотел торопить вре­мя. Я говорил: «Да какая разница, какое лето, главное — чтобы было не жарко и мы мог­ли снимать». А он, наверное, задумывался, сколько еще осталось таких весен, зим. Вот уже и это лето пролетело — я уезжал на съем­ки, малина и крыжовник еще не зацвели даже. Сейчас вернулся — а их уже склевали птицы.

Раньше я всегда промахивал описание при­роды в есенинских или пушкинских стихах. А ведь для этих великих поэтов описание того, что происходит с деревьями, с ветром, было очень важно. И они все очень рано ушли. Знае­те, сейчас я не пропускаю эти строчки. А читая прозу, не бегу к диалогу. Я останавливаюсь. И медленно читаю, чтобы пропустить через всего себя. Да, ты часть всего этого, но сколь­ко раз еще увидишь, как листья распускаются? Прилетит ли в этом году в твой скворечник, ко­торый ты сделал своими руками, скворец? Или нет? Это становится важно.

Прилетел?

И прилетел, и привел скворчиху, и все там в порядке. Даже кошки туда не залезли. Замечательно же! Сейчас я вам его покажу. (Улыбается.)

Идея: Яна Милорадовская

Фото: Валентин Блох

Текст: Елена Анисимова

Креативный директор: Ксения Гощицкая

Стиль: Дарья Пашина

Визаж и волосы: Алексей Радченко

Ассистент стилиста: Юлия Базрова

Продюсер: Мария Зайцева

Ретушь: Жанна Галай и Анастасия Билык