Актер Константин Плотников: «У меня нет культуры расслабления, сейчас этому учусь активно, но и то для новой роли»

На культовый спектакль-дискотеку «Плохого театра» «Квадрат», в котором ты играешь, после выхода «Короля и Шута» не попасть — билеты разбирают за несколько часов. Расскажи, о чем он.

Режиссер Дима Крестьянкин хотел сделать спектакль о 90‑х, но без мрачнухи. Поехал в свой родной город Тулу, встретился с друзьями детства, и они вместе набросали истории про то время. Подобрал актеров, которые у него ассоциировались с реальными друзьями (я играю Диминого друга Бороду), и буквально за две-три репетиции мы сделали спектакль. Я сначала не очень понимал, зачем нужен очередной рассказ про 90‑е. Все мы их прошли, что там интересного? И в какой‑то момент во время репетиции Дима сказал: «Слушайте, ребята, это спектакль не про 90‑е, это спектакль про детство. И это важно понимать, важно донести до самого финала, что мы играем про детство». Так и получилось. Думаю, поэтому этот спектакль стал таким популярным. А самое главное — в нем нет ни одной выдумки, это все абсолютно реальная история. Когда мы играли «Квадрат» в Туле, собрался весь город, реальные прототипы наших героев, люди, которые участвовали в сюжете, — друзья, учителя, родители. Проект вышел за рамки театра. Вот история Димы, как его били, как его унижали, и он, естественно, об этом никому не говорил. И учителя просто заливались слезами, они говорили: «Ребята, если бы вы нам рассказывали, как у вас проходило ваше детство, мы бы к вам совершенно по-другому относились». Такой момент сплочения, когда люди вдруг узнали что‑то интимное друг про друга и поняли мотивацию поступков.

А сами прототипы героев нормально отнеслись к такой честности про себя?

Да шикарно! Они, во‑первых, сами же накидывали сюжеты для спектакля. Я вот рассказываю очень грустную историю про Серегу по кличке Пурген, его унижали очень, били каждый день в школе, били бесконечно, втроем, вчетвером, впятером, били-били-били. И как‑то он сделал обрез настоящий, как в «Брате», и пошел с ним в школу, чтобы выстрелить гвоздем в лицо зачинщику этого каждодневного избиения. А вожак этот не пришел в тот день в школу. Случайное совпадение, просто заболел. И это уберегло Серегу от страшного поступка, который бы сломал ему жизнь. Через пару месяцев Серега перевелся в другую школу, для него этот ад закончился. Про спектакль он не знал, и после премьеры подошел ко мне, пожал руку и сказал: «Вот это я, Серега Пурген, спасибо тебе большое, это очень ценно для меня». И вообще все очень благодарили за честность, вот так.

Чем отличаются твои петербургские 90‑е на «Приморской» от 90‑х в Туле?

Вот это важный моментик. Ничем. Дима специально подобрал актеров, родившихся в конце 80‑х — начале 90‑х. Мы все играли в квадрат в спиленных воротах. Их ставили в какой‑то момент, а потом снова спиливали и отдавали в металлолом, по всей стране такое было. Все ели «Дошираки» и засыпали себе приправу в рот прямо, у всех были жвачки «Бумер», все играли в кэпсы, просто их по-разному называли. И телефонов мобильных в нашем детстве не было, так что если договоришься о встрече и не придешь, то человек будет сидеть один и ждать тебя. Когда мне Дима прислал текст, я читал и думал: «Ну да, ну да, так и было, то же самое, что и у меня, понятно». Просто спектакль про то, как я тусовался в детстве.

А битбокс, который исполняет твой герой, — это тоже из твоего детства или специально научился для спектакля?

Это мое! У меня в 90‑е была тусовка очень разношерстная, из всех субкультур подряд, но рэперов было чуть больше, чем остальных. Они рисовали граффити и очень круто читали фристайл, понимаешь, стелили на ходу. Им говорят: «Давай про скамейку», и они тут же включались. Меня это и тогда поражало, и до сих пор я восхищаюсь такими людьми, которые умеют на ходу очень быстро сочинять и делают это остро. И я думаю: «Блин, я так не умею, что бы придумать? О, битбокс — нормальная тема». Я начал вбивать на ютьюбе, как битбоксить, один звук бубнил и бесил людей вокруг. Пока не научился, очень сильно раздражал всех.

Где вы тусовались?

У нас было много мест. Самое мое любимое было в парке Декабристов. В нем есть небольшой скверик, Анфисин сад. В нем росли яблони, мы их трясли, набирали в футболки яблоки, приносили маме, и она делала шарлотку. В этом скверике мы протусили огромное количество времени. Позже у первого супермаркета «Патэрсон» тусовали, там стояли зеленые стульчики от каких‑то кафешек, на них мы и собирались.

C готами из клуба «Арктика» у «Приморской» не схлестывались?

Не, мы же тоже в «Арктику» ходили. Со скинхедами были пару раз стычки, потому что с нами тусовался афроамериканец, настоящий черный чувак Эдик с белыми ладошками. И просто из-за широких штанов меня тоже, бывало, били.

Ты был крутым парнем?

Нет, вообще ни разу. У меня были по-настоящему крутые друзья. Сначала рэперы, которые сочиняли на ходу и круто читали. Потом я тусовался с правильными ребятами, они топили за справедливость и не любили скинхедов. Это были люди, к которым я стремился и которым поражался, каждому.

Стремление к независимости и в том числе к независимому театру — это оттуда?

Мы тогда старались быть честнее, дружнее, настоящими. Если идем драться, то готовы умирать. Если читаем рэп, то целый день. На максималках все. И в независимых театрах мне всегда виделась такая трушность. Меня этим поразил театр «Цехъ» и вообще мастерская Праудина. Приходишь к ним, а там все в кованом железе, и они сами куют по ночам, фигачат своими руками, делают декорации совершенно невероятные. Я погрузился в их работу, чувствовал, что вот это трушно. Так я загорелся независимым театром. Кроме того, я знал, что закончу учиться, когда мне будет 28. Это достаточно поздно, а в государственных театрах можно сначала протусоваться стажером два-три года, а то и вообще никогда не выйти на главные роли. Или играть в нелюбимых спектаклях. С одной стороны, у тебя будет театр-дом, труппа постоянная, друзья, близкие люди. Но при этом ты будешь вынужден иногда играть нелюбимые спектакли, иногда работать с не теми режиссерами. Не факт, может и наоборот сложиться, но эта скованность, в том числе по времени, в государственных театрах точно есть. А независимый театр позволяет сказать: «Слушайте, ребята, три месяца играть не смогу, извините, у меня съемки. Давайте сохраним спектакль, продолжим позже».

Что сейчас смотреть в независимом театре?

К своему стыду и сожалению, я очень мало хожу сейчас в театр. Но я хочу советовать не только независимые театры. Большой театр кукол на Некрасова, на мой взгляд, один из самых сильных театров в городе. Я очень люблю творчество Руслана Равилевича Кудашова и практически все, что я вижу в этом театре, сделано честно и круто. Там замечательные детские спектакли и совершенно потрясающие спектакли для взрослых. Еще советую моноспектакль «Газа», который поставил Анатолий Праудин в театре «Цехъ» с Виктором Бугаковым в главной роли. Конечно, все, что делает Димка Крестьянкин, не только «Квадрат». «Такой театр» мне нравится.

Есть ли какие‑то общие темы в театре, о которых все говорят?

Режиссер должен говорить про то, что он понимает, про свою боль, про то, что ему важно, хочется и так далее. А это все‑таки у каждого человека свое.

Ты учился в Театральной академии на курсе Сергея Бызгу, актера классического, репертуарного, а теперь работаешь только в независимых театрах. Как так вышло?

Бызгу, конечно, работает в театре Комиссаржевской. Но у него помимо всего прочего есть детская студия, он снимается в кино, ведет свой курс в Театральной академии. Он никогда не призывал идти в один театр и служить там всю жизнь, потому что так актер превращается в офисного работника. А Бызгу воспитывал художников, всегда говорил, что из своей жизни нужно делать искусство, мыслить творчески даже в бытовых мелочах.

Ты поэтому ведешь ютьюб-канал дворника «Двор в чистоте» и записываешь выпуски онлайн-спектакля «Мир неидеален» в образе белого клоуна?

Белого клоуна я придумал в Театральной академии. Меня очень привлекал образ условно свободного художника, который ни от кого вообще не зависит, у него своя история, пусть небольшая, он может прийти на любую площадь, поставить колонку, надеть костюм, загримироваться и сделать кусочек искусства. Мой любимый актер Джеймс Тьерре играет номер с пиджаком, пытается его надеть минуть пятнадцать, и от него глаз не оторвать, так круто он это делает. Он заточен на искусство, не на деньги. Вот это его тема. Я не могу сказать, что придерживаюсь этого образа до конца. У меня семья, надо зарабатывать и прочее, но сама эта трушность меня очень привлекает.

А что касается «Двора в чистоте», для меня работа дворником кайф медитативный, я во время работы много чего успеваю придумать, сочинить. После окончания съемок «Короля и Шута» появилось время сделать условный сериал без сценария. Я писал тексты с суперглубоким смыслом к каждому ролику о работе дворником. Я не знаю, кто считал эту иронию, я даже не знаю, сколько человек прочитали эти тексты, но меня очень прикалывало делать двухминутные ролики про реагентный песок, а писать при этом текст космический про существование человека на земле, про смысл жизни. После выхода «Короля и Шута» количество подписчиков и просмотров резко подскочило (эпизод про уважение к труду дворников посмотрели 300 тысяч человек. — Прим. ред.). Сейчас снова стали меньше смотреть. Но я все равно буду продолжать, меня это радует и веселит.

Это, кстати, важный вопрос — песок или соль?

На канале есть специальный выпуск про то, как мы делаем смесь. Мы стараемся взять меньше реагента, чтобы обувь не разъедало, и больше песочка, чтобы не скользить. Реагент делает поры во льду, и его потом проще скалывать ломом, поэтому у реагента есть свои преимущества, но, конечно, нельзя его сыпать много. Машины сыплют столько, что разъедает все просто вместе с ногами людей. А мы сыплем аккуратненько, по чуть-чуть.

Что нужно изменить в уборке, чтобы город наконец стал чистым?

Городскими масштабами мыслить я, к сожалению, не умею, но точно понимаю, что людям надо мусорить меньше. Можно бесконечно говорить о том, что мусорок мало, а можно просто донести свою бутылку или фантик до урны. Культуру внутри надо воспитывать. Просто быть добрее друг к другу, честнее и дисциплинированнее.

Ты молодой отец. Как считаешь, чему ребенка нужно учить обязательно, а что должно прийти само?

Мне кажется, самое главное, чему мне нужно научить свою дочь, — это умению говорить о своих чувствах, не стесняться их. Умению общаться, не бояться чего‑то хотеть и понимать, что многого можно достигнуть, если не строить стены вокруг своего образа мыслей и взглядов. Умению не застревать, а всегда находить способ для дальнейшего движения. А дальше пусть делает свои выборы. Я готов направлять, помогать, но решения она должна принимать сама.

Твой герой Михаил Горшенев в одном из эпизодов «Короля и Шута» говорит: «Я коней двину, если играть перестану». А что для тебя актерство, какую часть в жизни оно занимает?

Как бы это ни было ужасно для моих близких, я фанатик. Все время себя корю за это. С одной стороны, смотрю на других театральных деятелей с обожанием и думаю: «Блин, я недостаточный фанатик». А с другой стороны, глядя на свои семейные взаимоотношения, думаю: «Блин, я какой‑то безумный фанатик». Пока шли съемки «Короля и Шута», я четыре месяца дома не появлялся. То есть вечером приходил, но головой оставался на съемках. Прикол в том, что я все время в процессе: «Так-так, надо сесть смонтировать “Дворника”. Надо все переделать, я давно за этим не слежу. Что‑то я давно ничего нового не придумывал, надо сейчас взять книгу, которая даст мне пищу для размышлений». Все время вот так голову свою терзаю. И у меня, к сожалению, нет культуры расслабления. Я сейчас этому учусь активно, но и то для новой роли.

У тебя получился очень объемный образ Горшка — внутренне глубоко травмированный и в то же время независимый и трушный человек. Расскажи, каково было погружаться в роль?

Я максимально окружил себя всем, что было связано с Мишей, каждый день шерстил ютьюб в поисках его интервью, постоянно слушал музыку, которую он слушал, находил литературу, которую он читал, погружался в идеи анархизма через Кропоткина и Бакунина. Естественно, много слушал «Короля и Шута». И вел несколько дневников. Один — карта сериала, который помогал мне ориентироваться, что за чем идет хронологически. А вторая тетрадка — дневник жизни Михаила Горшенева, куда я выписывал всю информацию, которую можно было найти касательно его семьи, становления группы, личных событий. Всё-всё-всё, включая слова-паразиты и обороты, которые он использовал.

Эта роль помогла мне понять одну важную вещь. Нужно стараться меньше смотреть за тем, что думают и говорят другие люди, и больше заглядывать в себя и делать то, что нравится по-настоящему. Этого много у Миши и недостает мне. Не факт, что я полностью научился, но по крайней мере я знаю, к чему стремиться.

Размышляешь о том, что в «Короле и Шуте» осталось недоделанным?

Да, в каких‑то сценах, наверное, я хотел бы по-другому сыграть. Но в целом на работу команды смотрю с абсолютным восхищением, думаю: «Как круто, вы такие молодцы, как вы так сделали?»

Говорят, над сериалом работала фантастическая команда.

Да! Я так радовался каждый день, когда я ехал на площадку! Все друг к другу с такой любовью относились, при том что уставали дико. У меня же первая главная роль была, а все меня поддерживали — и режиссеры, и операторы, и костюмеры, и гримеры, вообще все. Безумно благодарен за это.

Какие роли сейчас предлагают играть, а что хотелось бы?

Был момент, когда все говорили: «Не засядь в одном амплуа, не застрянь, это очень опасно. Ты будешь играть только безбашенных панков». Нет, присылают роли разные, учителей например, что меня очень радует. А вообще очень бы хотелось сыграть человека с тяжелым психическим расстройством, грань поискать.

Разве счастливых людей не сложнее играть, чем травмированных?

Мы будем говорить про утопию здоровых людей? Нет таких. Мы все травмированные. Травма или на поверхности, или чуть-чуть глубже и надо покопаться. Просто кто‑то маньяком становится, а тот, кто в меньшей степени травмирован, близким по чуть-чуть подсирает.

Работа в благотворительном проекте помогает тебе стать счастливее?

«ЧудоМобильДетям» придумали когда‑то Бека Цулукидзе и Женя Санников. Актер, казалось бы, бесполезная профессия, но вот приезжаем к детям, и они радуются. Этот спектакль тяжело играть эмоционально, но я чувствую каждый раз, что сделал что‑то правильное. Возможно, это эгоистично, но альтруизм как форма эгоизма все равно приносит пользу, так какая разница, эгоист ты или нет?

Текст: ЮЛИЯ СУСЛОВА

Фото: ВАЛЕНТИН БЛОХ

Стиль: ДАРЬЯ ПАШИНА

Ассистент стилиста: ЕЛИЗАВЕТА НАЗАРЕНКО

Визаж и волосы: ПОЛИНА ПАНЧЕНКО

Свет: НИКОЛАЙ БАЛЯСНИКОВ, SKYPOINT

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии 

«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2023:

Ювелирную компанию ALROSA Diamonds

Премиального петербургского девелопера Группу RBI

Компанию LADOGA

Официального дилера премиальных автомобилей EXEED Центр РОЛЬФ Витебский