Как Иван Янковский сыграл роль-прорыв — одного из лучших гроссмейстеров в истории Анатолия Карпова в фильме «Чемпион мира»

Чтобы выиграть, нужно победить себя

Это самый сложный фильм, который мне до­велось делать когда-либо в жизни — было все от разочарования в профессии до нервного срыва. В картину я влетел всего за две недели до съемок — параллельно снимался в сериале «Топи» Владимира Мирзоева, где играл ракового больного. Смешивать две роли так бы никогда не стал, но здесь пришлось: надо было срочно учить, играть, разбираться в партиях, узнавать, что такое эндшпиль, защита Алехина, открытый и закрытый варианты «испанки». Все партии, которые я на экране разыгрываю с Хабенским, — настоящие, мы с ним разучивали их на память и играли одним дублем. В общем, в это же время я мотался на съемки «Топей» в Беларусь, людей начал валить ковид, был первый локдаун. Повсюду полыхало, а меня еще и на эту войну утвердили: не с танками и пистолетами, а на шахматной доске.

В «Чемпионе мира» мы следим за судьбой двух бойцов, людей в тяжелых обстоятельствах — каждого в своих. Анатолий Карпов зациклен на том, что его считают «бумажным» чемпионом — он получил звание, не доказав его в игре (действую­щий чемпион Бобби Фишер отказался от поедин­ка, и титул перешел к Карпову. — Прим. ред.). Весь Советский Союз ждет победы, на Карпова давит партия, у него заболевает отец, рушится брак, а принципиальный соперник Виктор Корчной (Кон­стантин Хабенский. — Прим. ред.) — его бывший товарищ. Правильно режиссер Алексей Сидоров выстроил драматургию сценария: Карпов и Корч­ной — оба люди противоречивые, но вам не навя­зывают готовое решение, не заставляют выбрать одну сторону и болеть только за нее. Глобально «Чемпион мира» вот о чем: чтобы выиграть, че­ловек должен победить прежде всего себя. Когда цель — победа несмотря ни на что, семья отходит на второй план, и это неверные приоритеты. Когда выстраиваешь их правильно, и чемпионом мира оказываешься, и дом не теряешь. Надо отказаться от эгоизма, обрести себя, тогда выйдешь победите­лем.

Режиссер Алексей Сидоров прямо-таки в боевые условия меня окунул — нужно было быть в постоян­ном фокусе, нервном напряжении, в битве с самим собой, обстоятельствами, надеждами людей. Внутри у тебя ураган эмоций, но ты должен оставаться не­пробиваемым: проиграл или выиграл — не пока­зываешь ничего. Неудивительно, что, не выдержав давления, Карпов в какой-то момент кричит на жену: «Неужели ты не понимаешь, я не могу тратить на тебя нервную энергию?!» За броней у гениального шахматиста — непрерывная изматывающая работа разума, которая лишает сна и сводит с ума.

Помню, как сам постоянно прокручивал в голове ходы и реально был просто опустошен. Потом заболел ковидом и не мог вспомнить даже адрес своего дома, а нужно было воспроизводить наизусть многоходовые партии. Работа над ролью наложилась на болезнь, и я вообще закрылся: был высосан морально и физи­чески, меня полностью забрало в мир шестидесяти четырех клеток.

Роль Карпова — это вызов, который я искал

Самое главное, что я понял про легендарного гроссмейстера — он любил сам процесс игры. Ему надо было все время играть: в «дурака», в бильярд, в ша­рики — неважно. И эта его любовь резонирует со мной больше всего. Момент, когда ты можешь отключиться от всего вокруг себя и поиграть — это очень детская штука, она идет из времени, когда ты еще возился в песочнице с машинками.

Чувство соревновательности мне тоже понятно: надо выиграть, но иногда и проиграть приятно. После поражения не расслабляешься, а ищешь новые пути к победе. Мне нравится, кстати, отношение Карпова к проигрышу: виноватым в нем он считает только себя. Хотя, возможно, где-то ему не дали доиграть, где-то создали неблагоприятные условия, но он никогда никого не обвинял. Проиграл — значит, проиграл, в следующий раз надо выиграть. Карпов очень, мне кажется, аристократично относится к поражениям.

Мы с Анатолием Евгеньевичем встречались, но боюсь, не могу раскрывать, о чем конкретно говорили — мне не давали такого позволения. Если в общих чертах, меня волновала эмоциональная сторона: что человек чувствует, когда на него оказывают такое колоссальное давление. Он подробно описал ключевые моменты, которые с ним происходили во время поединка с Корчным в Багио, как он тогда себя ощущал.

На съемках ко мне как-то подошел режиссер Алексей Сидоров и говорит:

— Слушай, мне не нравится, что ты делаешь.— Я что, поправился?— Нет, просто тебя не понимаю.— В каком смысле?— В любом.— Почему? — Не знаю. Понимаешь, Карпов — это настоящий сибиряк, мужик.— Да, я совсем из другой породы. Почему тогда я его играю?— Не знаю.

У меня истерика. Ну как? Что после такого делать? Я пошел в вагончик и стал отыгрывать комбинации. Обессиленный напряжением, которое возрастало на съемках и в жизни, я просто в слезах переставлял фигуры, играл за черных и за белых сам с собой. И Алексей Леонидович проходит мимо вагончика, смотрит на меня и говорит: «О! Вот это характер!» Вот такие военные условия, школа Алексея Сидорова. Я ему очень благодарен как своему педагогу, мастеру, который натянул на меня эту шкуру, хоть в ней было и некомфортно.

Роль Карпова не похожа ни на одну мою другую работу в кино — в «Тексте», «Топях», «Заводе» Юрия Быкова. Собранный, молчаливый, Карпов — машина Советов, играющая в шахматы. Это перевоплощение — тот самый новый вызов, который я давно искал.

Со своей внешностью я не могу играть определенный набор персонажей. То есть могу, но другое дело — поверят ли в меня зрители. Вот Юрий Дудь говорит во время интервью Алексею Серебрякову: «Вы, Алексей, обычному русскому человеку напоминаете себя: пьете, вам тяжело». И про себя думаю: «А кого я ему напоминаю? Не пью, у меня все хорошо. Как тогда играть обычного русского человека?» После выхода прекрасного фильма «Завод» Юрия Быкова, где я был рабочим, мне доводилось получать вопросы: «Почему у вас такие руки аристократические?» ***(Блин! — Прим. ред.), у меня такие руки, потому что я родился в такой семье. Как-то же это склеилось с тем, что я играю по той роли. Трансформация героя — не только его работа. В Голливуде, когда бе­рут звезду класса А, — это уже счастье для фильма: его возьмут играть и рабочего, и бича, и повара, и моряка. Дальше с ре­жиссером начнут придумывать образ — решать, надо худеть или толстеть, должен ли ты быть лысый, с усами или с бородой. Над тобой будет трудиться целая команда. На меня столько людей не работает, увы. И Мартин Скорсезе мне не звонит: «Ты будешь таксистом! Значит так, завтра у тебя в расписании по Москве кататься — раз­возить людей. Подумаем, как ПТСР твой передать — может, заикаться будешь?» Все это — определенная совместная ра­бота, у нас же нечасто приходится видеть желание ее делать. Я-то готов: могу и по­толстеть, и похудеть, и постричься, только жду звонка — набирайте!

Я вжился в роль с помощью Mamba Mentality

Спорт и актерская профессия созвучны. Фильм или выпуск спектакля для меня как забег на дистан­цию, в котором нужно прийти на финиш первым и поставить рекорд. Конечно, актеры не гири в зале тягают, но именно для меня в профессии есть что-то спортивное. Да, театр и кино — не соревнования, но я так устроен, что для меня это конкурентная штука. Хотя бы потому, что надо уметь оставаться интерес­ным зрителям на протяжении всей карьеры.

Я рад, что удалось поучаствовать в фильме про спорт: он в полной мере дает возможность показать зрителю: то, что обычно видят в спортсменах — только верхушка айсберга. А внутри там такие мучения происходят с человеком! Готовясь к соревнованиям, он не спит, сходит с ума, теряет вес.

Между спортивной и актерской игрой много параллелей. В роль в «Чемпионе мира» мне по­могал вживаться Mamba Mentality: так называют менталитет великого баскетболиста Коби Брайанта (по прозвищу Черная Мамба. — Прим. ред.). Цар­ство ему небесное, он разбился в авиакатастрофе со своей дочкой. Великий Коби — моя ролевая модель. Я вдохновлялся его философией игры — менталитетом убийцы, который читает противни­ка, ничем себя не выдавая. Садясь за шахматную доску, я не покажу эмоций, но когда подниму глаза, тебе будет очень холодно и страшно. Не знаю как, но, кажется, пару раз партнеры на площадке терялись и забывали текст, когда я на них так смо­трел — взглядом холодного и расчетливого убийцы. Может, конечно, они просто плохо заучили текст, но, по-моему, что-то такое все же было.

С детства я сам увлекаюсь самым разным спортом — для меня это прежде всего удоволь­ствие. В последнее время я абсолютно счастлив в теннисе, реально нашел в нем себя. Мне хорошо быть просто человеком, который пытается на корте точно отбить мячик. Я получаю кайф и от спортивного интереса, играя с друзья­ми, и от самого процесса — красивого и эстетичного.

Шахматы сравнимы с теннисом. Во вре­мя игры ты наедине с самим собой, сво­ими мыслями, страхом, техникой. И ты делаешь все, чтобы выжать максимум из момента — мне это очень близко.

Раньше я парился. Сейчас мне класть на чужие ожидания

Знаете, что у меня лучше всего полу­чается? Класть на чужие ожидания. Я в этом прямо мастер. Реально, могу дать свой номер, если кому-то нужно в этом убедиться. Мне плевать на то, чего от меня ждут, — я никому ничего не должен. Играю в театре и кино лишь потому, что получаю удовольствие. Пока. Когда его не будет, просто перестану появляться на экране и на сцене.

Актерство как писательство: не от хорошей жизни пишут «Гамлета» или «Войну и мир». Это способ решить противоречия в отношениях с собой, жизнью, властью, с любимой, с дру­зьями, с общественной точкой зрения, наконец. Ожидания не оказывают на меня никакого давления. Раньше — да, парился. Типа я «фамильный», мне надо соответствовать, поскольку у меня фамилия Янковский.

Самое главное, что я могу сказать про фильм «Чемпион мира», — на съемках этой картины мы познакомились с моей женой (Дианой Пожарской. Она сыграла роль жены Анатолия Карпова. — Прим. ред.), и теперь у нас прекрасный сын. Я их очень люблю: свою семью, свою жену, своего сына.

Не знаю, как примут фильм, но в целом такие переживания я перерос. Когда у меня родился сын, все эти мысли — они не забивают голову. Вообще, какие могут быть расстройства, когда ты снимаешься в кино? Ну, что-то не получилось. Даже если фильм тебе кажется неудачным, или он не собрал какие-то фантастические кассы, будут люди, которые напишут, подойдут и скажут, что фильм для них что-то открыл. Если есть хотя бы один человек, которому через картину что-то сформулировалось, стало понятным — это победа. В любом случае, каждой своей ролью рискую только я — а не, скажем, тот человек, который сидит на диване и говорит, что мой дед как актер был лучше. Это я получаю эти стрелы в спину, я стою коленями на гречке. Что ж, стрелы — вытаскиваю, встаю с гречки и иду дальше. Может, кто-то когда-то и думал обо мне как о «бумажном» чемпионе, которому что-то досталось без борьбы, но я научился плевать на чужие ожидания.

Год, который наложился на съемки «Чемпиона мира», очень много дал мне на будущее. Жена, сын — они меня поменяли, и ко всему остальному я стал относиться легче — повзрослел.

Что бы я хотел взять из роли «Чемпиона мира» с собой? Уверенность в том, что ты со всем справишься в любом случае. И память о дорогих мне моментах. Скажем, когда перед отъездом на турнир Карпов прощается с папой, садится в машину и плачет. Мне было сложно смотреть на Федора Добронравова, который так тепло со мной прощался, было тяжело его покидать. Я думал об отце, о деде, сел в машину и расплакался: вот она, другая сторона взросления — становишься сенти­ментальным.

Текст: Анастасия Павленкова

Фото: Яна Давыдова

Волосы: Кристина Гулая

Стиль: Иоан Белый

Ассистент стилиста: Екатерина Подлесных

Благодарим Екатерину Царик за помощь в организации съемки.