Как продавать ковры, быть гопником, дивой и четырехногим перформером — рассказывает художница Данини

Твои ковры — окошки Windows «Не выходи из комнаты» и Ельцин, нарисованный в пейнте, мгновенно разошлись по рукам коллекционеров на ярмарке Cosmoscow, а также по соцсетям и даже попали на сайт Meduza. Поздравляю: теперь ты медийный художник. Проект о ностальгии по 2000-м, которая сейчас в моде, — осознанный шаг? 
Я не делаю проект с расчетом, что он попадет в медиа, я не бью в одну точку постоянно, чтобы люди ассоциировали меня с определенной эстетикой или темой. Да, я стала более видимой, потому что много и долго работала. Банально, но нужно быть активным, чтобы тебя замечали. Однако я не выстраиваю стратегию, я делаю то, что мне хочется. Например, я придумала огромную инсталляцию в виде компьютерного пасьянса «Косынка», в который все играли в детстве. Я не знала, как реализовать такой большой проект, и идея долго пылилась. Потом уже я узнала о биеннале «Артмоссфера», где в итоге реализовался проект. Но бывает и такое: я делаю перформанс от и до на свои деньги, потому что мне необходимо прямо сейчас реализовать его в определенном месте и контексте.

Если бы эти ковры не были «меметичными», похожими на мемы, то вряд ли бы на них обратили внимание, как думаешь?
Понятно, что эстетика 90-х и 2000-х задевает многих, потому что это наше общее ближайшее прошлое. И я, человек с таким же прошлым, и работаю с тем, что мне близко, без всякого расчета. Мемы — это классный источник вдохновения, это коллективная практика обмена информацией, в которой много энергии. Мемы распространяются как клетки, очень быстро, активно, и прямо попадают или не попадают в твоё восприятие. И при этом они свободны от авторства. Мне нравится делать что-то, что может выглядеть как мем.

Но ведь тебе важно понравиться кураторам, коллекционерам, людям, которые принимают решения?
У меня с детства комплекс человека, который хочет нравиться всем бесконечно. Я очень искренне переживаю и расстраиваюсь, если вдруг не понравилась суперрандомному человеку в Интернете, которого я никогда в жизни не узнаю. Мне важен любой отклик на мою работу, и это не зависит от того, находится ли человек в контексте арт-сообщества или нет. Но и, конечно, мне не пофиг, что скажет классный куратор. Я много общаюсь после своих перформансов с людьми — их комментарии помогают проанализировать собственную практику,  потому что она во многом интуитивна.

Пока ты жила в Петербурге, то была богемной дивой в блестках и лишь изредка  гопником, а теперь  перевоплощаешься в четырехногое существо без головы. Что случилось?
Для меня важно бесконечное чередование, сочетание диаметрально противоположных вещей. Я по-прежнему обожаю наряжаться и краситься, но хочу реализовывать свое внутреннее самоощущение, которое иногда соответствует гопнику или четырехногому чудовищу. У меня в какой-то момент случился микрокризис: я совсем перестала ассоциировать себя с собственной внешностью. С другой стороны у меня есть обсессивная бесконечная зацикленность на том, как я выгляжу: не могу даже спокойно выйти из дома в магазин — я десять раз переоденусь, накрашусь или наоборот всё сотру. Вообще я не разделяю жизнь и искусство, жизнь и перформативные практики, для меня это всё один бесконечный жизненный процесс. Могу одеться гопником на день рождения подружки, потому что опять хочется побыть им в этот вечер.

Происходило с тобой что-нибудь совершенно безумное во время перформансов?
Один раз, когда я делала «пип-шоу», то перевоплотилась в существо с четырьмя ногами, но оказалось, что костюм был очень тесным и жестким. Перформанс мы делали вместе с моей подругой и художницей Саломеей: я неожиданно появлялась во время дискуссии и прерывала ее. Она играла на басу очень громко, а я танцевала в галерее «Винзавод». В перерывах между появлениями Саломея помогала мне снять этот костюм, чтобы я смогла отдышаться перед следующим выходом. И вот мы прячемся за стену, и я жду, когда Сало снимет с меня костюм, ведь я уже на последнем дыхании, но она вдруг уходит. В этот момент у меня начинается паническая атака внутри этой жопы с ногами, мне начинает казаться, что моя голова сейчас взорвется, я упаду и перестану дышать. Одновременно мне становится дико смешно из-за этого чувства, потому что это максимально нелепо — упасть в обморок на  месте или умереть, потому что твоя голова находится в заднице. В итоге я успокоилась, но это были очень страшные, очень интенсивные и смешные секунды.

То есть быть перформером — травмоопасно не только психологически, но и физически?
Я бесконечно получаю нелепые травмы: например, отправляюсь в образе гопника на день рождения, потом двое суток провожу в накладной лысине, и у меня воспаляется и распухает лоб. Я иду в травму на третий день с распухшим лбом, пытаюсь объяснить, что со мной произошло, не вдаваясь в подробности. Я недавно подсчитала, что пять раз была в одном и том же московском травмпункте с какой-то нелепой проблемой, о которой мне хочется как можно меньше рассказывать. Пытаюсь делать вид, что это вообще не я, хотя врачи, наверное, каждый день видят людей с такой нелепой ерундой. Травмы после вхождений в образ во время перформанса — это очень смешная категория увечий, конечно.

Ты переехала в Москву и теперь выдаешь один проект за другим, сотрудничаешь с модной галереей Fragment. Получается, в Петербурге художник может быть только нытиком-маргиналом?
Как человек, выросший в Петербурге, я чувствовала себя тут слишком комфортно, не ощущала ответственности на себе, а ждала, когда что-то будет происходить вокруг. Восхищаюсь такими художниками, как Ася Маракулина, которые приехали из других городов — они знают, что и зачем делают. У них нет проблем с бесконечным внутренним нытьем: почему ничего не получается? И они на своём примере доказывают, что проблема тут не в Петербурге.

Как ты перешла от страданий к работе?
В какой-то момент я поняла, что необязательно делать проект уже зная, что он будет реализован и где-то показан. Наоборот — нужно находиться постоянно в режиме художественного процесса, разрабатывать идеи, а не думать: куда мне приткнуть свою деятельность, куда меня возьмут? А, может быть, вообще никуда не возьмут. Ты можешь годами сидеть никому не нужный, но это жизнь художника: либо ты делаешь, либо нет.

Что делать художникам, которые надолго зависли в режиме «говна на диване»?
Если ты находишься в режиме «говна на диване», то возьми и перенеси его в свою художественную практику, поработай, сделай что-то — ведь это твое искреннее состояние, естественное. Вряд ли получится его запихнуть куда-то, захлопнуть и резко стать классным, активным, успешным и узнаваемым. Даже если ты чувствуешь себя маленьким и жалким, с этим можно поработать, попытаться использовать свое состояние как материал. Но есть важный момент — надо понимать, чего ты на самом деле хочешь. Так что, проверь для начала. Может, тебе всё это и не нужно. Лол. 

Текст: Александра Генералова
Худрук: Яна Милорадовская
Фото: Алексей Никишин
Стиль: Эльмира Тулебаева
Визаж: Полина Еланская
Волосы: Мария Туева