В Эрмитаж привезли инсталляцию «Море безмолвия» отца видеоарта. Билл Виола и его соавтор и жена Кира Перов рассказали о человеческих эмоциях, проекте в лондонском соборе Святого Павла, вреде от Youtube и будущем видеоарта.
Почему вы решили показать «Море безмолвия» именно в Эрмитаже?
Билл Виола: В 2009 году фонд «ПРО АРТЕ» привозил работу «Квинтет памяти» в Петропавловскую крепость. В ней я показал пятерых персонажей в разных эмоциональных состояниях. Потом мне предложили показать еще одно видео из этой серии уже в Эрмитаже, но мы решили выставить здесь другую работу, созданную в 2002-м, — «Море безмолвия». Она тоже связана с демонстрацией человеческих эмоций и входит в диалог с эрмитажной коллекцией классического искусства, перекликается с живописью эпохи Возрождения. Вдохновение для создания этого видео я нашел в картине Иеронима Босха «Увенчание терновым венцом». Меня заинтересовали эмоции персонажей, их мимика и выражения лиц. В «Море безмолвия» участвуют девять актеров, и моей задачей было создать веер из чувств. Мы засняли на видео всего 45 секунд живых действий, а потом растянули их до десяти минут экранного времени.
Чего вы достигаете в своих работах с помощью вашего излюбленного приема замедленной съемки?
Б.В.: Иногда вы видите что-то, что вам действительно нравится, а это проходит мимо очень быстро. И в течение всей своей карьеры я только и занимался тем, что замедлял скорость вещей. Даже будучи мальчишкой, я чувствовал, что все происходит очень быстро. Для всего человечества время является самым давящим и угнетающим явлением. С помощью замедленной съемки я дарю зрителю время, растягивая во времени то, что на самом деле происходит моментально. Еще меня занимает, что с помощью такой съемки можно исследовать эмоции, пристально рассматривать их.
Почему человеческие эмоции стали центральной темой многих ваших видео?
Б.В.: Во-первых, на меня очень повлияла смерть моего отца в 1999 году. Но в это же время я был стипендиатом в институте Гетти (Getty Research Institute), каждый год там назначают новую тему для исследования, и в тот год это были «страсти». Я был единственным практиком, все остальные были теоретиками, а я изучал на семинарах научные обоснования печали, например.
Расскажите про ваш первый визит в Петербург в 2008-м, когда вы приехали на премьеру оперы «Тристан и Изольда» в концертном зале Мариинского театра, для которой сделали видеодекорации.
Б.В.: Это было так давно, я потерял счет времени. Кажется, у нас были проблемы с одним из проекторов.
Кира Перов: Нет-нет, все получилось очень красиво, концертный зал был только что после открытия. С акустикой работали японские специалисты, поэтому музыка и вокал звучали превосходно. С технической точки зрения все вышло замечательно, а постановка выглядела захватывающе.
Б.В.: Я помню, как мы проводили время с Валерием Гергиевым. Он уникальный человек и превосходный дирижер. В один из вечеров мы остались в Мариинском театре допоздна, сидели в ресторане и смотрели футбол, вышли на улицу только в четыре часа утра и, естественно, были под впечатлением от белых ночей.
Как получилось, что один из ваших последних проектов – это видеоинсталляция «Мученики» в соборе св. Павла в Лондоне?
К.П.: Мы установили рядом друг с другом четыре небольших экрана для четырех персонажей: трех мужчин и одной женщины. Главные герои этих видео — четыре природные стихии: земля, воздух, огонь и вода. В каждом отдельном эпизоде одна из стихий выступает как очень мощная сила и представляет собой борьбу мученика со смертью.
Б.В.: Понятие «мученик» есть в каждой культуре, не только на Западе — это тот, кто подвергается гонениям и мученической смерти, это универсальное понятие.
Каким еще универсальным понятиям вы отводите место в своих произведениях?
Б.В.: Мне интересна смерть, с ее потенциалом в перерождении. Несмотря на разницу в практиках и ритуалах, в целом это явление актуально для всех культур. Мы имеем дело с базовым понятием для всего человечества, с принесением кого-то в жертву. И даже если изъять «Мучеников» из пространства собора, то исчезнут христианские коннотации, а в центре останется сюжет борьбы четырех людей со стихиями. В своих работах я не стремлюсь рассматривать явления в рамках одной религии, скорее наоборот — важно то, что испытывают все люди и как они проходят через это.
А если сравнить этот проект с вашей инсталляцией «Океан без берегов» в церкви Сан-Галло на 52-ой Венецианской биеннале в 2007-м?
Б.В.: Меня всегда интересовала тема границы, порога между жизнью и смертью, бытием и небытием. Инсталляция в Венеции была вдохновлена изречением суфийского поэта и мистика Ибн Араби: «Человек – это океан без берегов, который не имеет ни начала, ни конца, ни в этой жизни, ни в следующей». Я впервые взял в руки его книгу, когда выпускался из колледжа и был шокирован его идеями: он не разделял религий и языков, он мыслил весь мир единым. Идея видео в Сан-Галло заключалась в представлении воды как метафоры переходного состояния: человек, находящийся по ту сторону полупрозрачной стены, был снят на черно-белую зернистую пленку, а когда он постепенно проходил через воду, изображение становилось цветным и резким. Получается, что вода — это граница двух миров.
Вы упомянули, что «Океан без берегов» вы снимали и на пленочную камеру, и на цифровую. Это не противоречивое для вас сочетание техник?
Б.В.: После окончания университета я осознал, что в видео можно делать что угодно, никто меня не ограничивал. Надо сказать, я был счастлив, когда наши преподаватели, вопреки устоявшейся системе, говорили: «Делайте что хотите!». С технической точки зрения мы можем снимать и на высококачественные цифровые камеры, и на пленку. Самое сложное — это соединение этих форматов. Отдельная тема — что и каким образом мы хотим заснять, что мы хотим сказать через определенный способ съемки. И это намного важнее для меня, чем технический аспект. Я храню все свои старые камеры и очень люблю их, для меня они не хуже, чем современная цифровая техника. В 2000-е видеосъемка еще не была развита настолько, чтобы растянуть 45-секундный ролик на десять минут, поэтому мы снимали «Море безмолвия» на 45-миллиметровую пленку, а потом растягивали его, разбивая каждую секунду съемок на 300 кадров. Использование того или иного оборудования всегда обусловлено творческими задачами.
Будучи видеохудожниками, являетесь ли вы адептами Youtube?
К.П.: Youtube — это огромная для нас проблема. Огромное количество людей идут на Youtube затем, чтобы увидеть то, что, по их мнению, есть произведение искусства. Когда же я захожу туда, меня одолевает печаль: качество документаций оставляет желать лучшего. Один из авторов, снимая нашу большую проекцию, держал камеру то горизонтально, то вертикально, постоянно ее переворачивая. Надо сказать: вот это ужасная документация, из-за которой теряется весь смысл работы. И нам всегда очень обидно, когда 60 000 человек смотрят и комментируют действительно плохое видео.
Б.В.: Понятно, что Youtube — это возможность посмотреть, в числе прочего, мои работы. Работу в оригинале посмотреть не так-то просто, поэтому в Петербурге на своей открытой лекции мы показали много видео.
К.П.: Университеты и колледжи арендуют наши видео для показа на занятиях, но лучше всего смотреть их на выставках, вживую, в определенной обстановке. Даже фотография в книге не отражает замысла. Мы контролируем циркуляцию наших видео, поэтому многие из них выпущены ограниченным тиражом.
Ваши видеоработы довольно интеллектуально нагружены, в них много отсылок к философии и мировому искусству. Как вы относитесь к другой ветви видеоарта — к активистскому, социально вовлеченному и политически ангажированному искусству?
Б.В.: Это очень важный вопрос для будущего видеоарта. Разделение произошло в 1970-е. Социальная традиция зародилась, когда появилось кабельное, то есть независимое, телевидение. Молодые люди могли сделать репортаж о событии независимо от центральных телеканалов, обеспечивая альтернативный взгляд, например, на политические демонстрации, Это был большой прорыв. Но и тогда, и сейчас съемки такого рода нельзя назвать искусством, видеоартом: все-таки это документация. Различая эти два направления, можно провести параллель с поэзией и газетным репортажем.
Благодарим Фонд «ПРО АРТЕ» за помощь в организации интервью.
Текст: Наталья Карасева
Комментарии (1)