Ирина Корина: «Сейчас наступило время ряженых и новых героев: зуб, чебурек, собака — ​они веселые и тревожные, но кто скрывается под их масками?»

Метод «театральной мемраны» и чувство тревоги

Твои инсталляции — порталы в волшебные миры и часто работают как иммерсивный спектакль. Например, в «Павильоне заблуждений» на фестивале «Архстояние» в Никола-­Ленивце вы с Ильей Вознесенским построили дом, где вместо стен — шторы из тюля. А в инсталляции «На отдыхе» в Третьяковской галерее на Крымском валу можно было присесть на стул среди надувных «отдыхающих» колонн. Вполне театральный прием! Что все это для тебя значит?

Мне всегда была важна театральная мембрана с четко очерченной границей изнутри и снаружи. Например, существует целый ряд зданий — школа, аптека, магазин, поликлиника, театр, музей, библиотека, — где есть парадная часть для всех, и внутренняя — скрытая, можно даже сказать, заалтарная, куда обычному человеку проход запрещен. В магазине — это некие дверцы, куда покупатель зайти не может, в то время как продавец стоит за прилавком как на авансцене. То же самое и в школе — учитель перед доской как будто выступает перед учениками, а еще ведь и «учительская», удивительное место, согласись? Это то, что я называю театральной мембраной. Все эти люди — аптекарь, библиотекарь — они публичные. Они целый день взаимодействуют с публикой, и их работа во многом схожа с игрой актеров в театре. Город состоит из таких сакральных пространств, в которых подобные «ведуны» помогают вам определиться с тем, что вам нужно.

Можно сказать, что ты трансформируешь пространство в своих проектах?

Для меня очень важно взаимодействовать с эмоциональным фоном зрителей, сбивать привычные координаты. Выставка «Припев» в фонде Stella Art Foundation была устроена таким образом, чтобы вы не понимали, где находитесь: то ли заброшенный магазин, то ли переход в метро, который сейчас на ремонте. Я бы сказала, что пространство стало жидким. В детстве время течет очень медленно, и мы привыкаем к тому, что нас окружает. Вот здесь наша школа, здесь аптека, а на этом месте всегда был кинотеатр — это наши ориентиры. И вдруг пространство начало меняться с безумной скоростью — ​на месте кинотеатра уже спортзал, а потом ресторан, салон красоты, винный магазин — ​и мы теряемся в потоке бесконечно сменяющих друг друга функций и названий, у меня это все вызывает чувство тревоги.

Вот ты говоришь про безумную скорость, но ведь ты сама постоянно в потоке и производстве новых тотальных инсталляций и проектов.

Ко мне одновременно обращаются художественные институции, кураторы, организаторы фестивалей с разными идеями, а как человек увлекающийся, я влюбляюсь в проекты и не могу остановиться. При этом мне непросто дается масштабирование, и я совершенно не умею пользоваться компьютером. Все проекты я рисую карандашом на бумаге или пальцем в телефоне и передаю ассистентам, так как мне гораздо важнее не потерять возможность взаимодействовать с материалом. Я люблю мять глину, прибивать, пилить, и я не хочу упускать рукотворные детали. Например, фотографирую Москву с необычных ракурсов, печатаю фотографии на ткани (в этом мне помогают ассистенты) и затем вручную пришиваю их. Но когда работаешь над большой инсталляцией, возможности все делать одной просто нет, это огромное производство, и каждый раз я ищу этот баланс внутри себя.

Путешествия в пространстве и гигантская карусель-шапито

Как ты ощущаешь время?

Как самое ценное и исчезающее. Время и материя — ​две мои основы. 

Первый куратор (современного искусства) — ​швейцарец Харальд Зееман был театральным режиссером (его легендарная выставка 1969 года «Когда отношения обретают форму» буквально перевернула представление о профессии куратора). А какие театральные приемы ты используешь?

Я до сих пор помню одно из заданий, которые нам дали на первом курсе ­ГИТИСа, называлось оно «клаузуры». Мы должны были перенести картины Магритта и других художников в 3D-пространство, создать такие эскизы внутри крошечных коробочек. Я никогда не мыслила на плоскости, для меня всегда было важно то, что происходит вокруг. И я так же отношусь к жизни — мы находимся в движении всю жизнь: встречаем преграды, препятствия, преодолеваем их — ​это путешествие в пространстве. В 2004 году галерея XL, с которой я сотрудничаю многие годы, переехала из полуподвала на Маяковке в новое помещение, в дом архитектора Ильи Голосова на Яузском бульваре. И в рамках выставки «Назад в будущее» я воссоздала архитектуру старой галереи — ​построила стены, из-за которых виднелись верхушки советских мозаик с классическими сюжетами монументальных сцен: космос, архитектура будущего, мирный атом. Увидеть нижнюю часть мозаики зритель не мог, при этом он как будто бы оказывался в старой узнаваемой галерее XL.

Для тебя важен диалог со зрителем?

Сегодня мы видим тенденцию: театр и современное искусство идут как будто навстречу друг другу, появляется все больше междисциплинарных проектов. Я бы сказала, что театр отменяет театр, в то же время появляется странствующий зритель — ​так и я всегда помню о том, что человек будет двигаться вокруг моих объектов и инсталляций. А многие работы требуют и движения «внутри» — ​сменить оптику и точку зрения, вспомнить о чем‑то неожиданном, возможно, что находится глубоко в подсознании — ​я часто использую узнаваемые бытовые предметы в качестве портала, меняю их функцию.

Например, меня всегда завораживали желто-­зеленые брезентовые палатки на улице и ярмарки выходного дня. Эти домики как такая первоформа. Ты видишь очертание дома уже издалека, а потом замечаешь, что в нем сидит хозяйка и продает мандари­ны. И в инсталляции «Вооруженный мечтой», которая была показана в московском «Манеже» и в Высшей национальной школе архитектуры в Нанте, я построила гигантскую карусель-­шапито, сшитую из этих палаток.

Коллекции «бездомных» вещей и встреча со своим галеристом

Мы сегодня много думаем и говорим о понятии «дома», что оно значит для тебя?

Меня оно сильно беспокоит в связи с отъездом большого количества моих друзей. Теперь у меня на даче в Подмосковье целая коллекция «бездомных» спасенных вещей, которые друзья не смогли взять с собой по разным причинам. Это очень странные предметы. Например, остатки антикварной мебели, которая более 150 лет жила в семье и, так и не дождавшись реставрации, могла оказаться на улице. Моя тетя была ученым и походником, и из своих путешествий она привозила разные минералы, редкие камни, коряги, ветки. Когда они с семьей уехали, я приютила ее коллекцию у себя на даче, так там все и хранится, а что‑то становится частью инсталляций. Одну из веток вы могли видеть в мобиле на выставке в галерее MYTH.

Ты долгие годы работаешь с одной московской галереей, XL Gallery — ​как проходило твое погружение в российский арт-рынок?

Это все произошло естественным образом, в 1999 году, кажется. Я попала в самый первый набор Института современного искусства Иосифа Бакштейна (куратор и искусствовед, основатель Первой Московской биеннале современного искусства. — ​Прим. ред.), позже переименованного в Институт проблем современного искусства (проблемы прибавились). В конце обучения все студенты должны были подготовить выпускные работы, проекты своих будущих выставок. Мою работу отметила Елена Селина (историк искусства, куратор, арт-критик, сооснователь одной из первых галерей в Москве в 1993 году, ​XL Gallery. — ​Прим. ред.) и буквально сразу предложила выставку в своей галерее. Это был мой дебют, который был назван «29 трансформаций» — и ​с тех пор мы не расставались. В те годы в Москве всего‑то было три галереи: «Риджина» у Владимира Овчаренко, галерея «Айдан» у Айдан Салаховой и XL у Лены Селиной с Сергеем Хрипуном (сооснователем и директором XL Gallery. — Прим. ред.).

Как увильнуть от арт-рынка и борьба собак и зубов

Ты дважды принимала участие в Венецианской биеннале (в павильоне России в 2009 году и в основном выставочном проекте биеннале куратора Кристин Масель в 2017 году) — ​была ли ты представлена в западных галереях?

Меня часто приглашали в крупные музейные и биеннальные проекты, выставки проходили в музее Folkwang в Германии, в Mac Val в Париже, в Бруклинской академии музыки в Нью-Йорке, я регулярно сотрудничала с частными фондами. Но это почти всегда были некоммерческие истории с дорогостоящим продакшном — ​галереи, как правило, не могут себе такого позволить. И каких‑то определенных разговоров с западными галереями, которые привели бы к сотрудничеству, на том этапе не случилось. Но и я долгое время увиливала от коммерциализации всеми способами. Мне хотелось делать такие инсталляции и объекты, которыми невозможно обладать.

В петербургской галерее MYTH на вашей совместной выставке с московской художницей Ольгой Божко ​«Притча» у тебя было столько удивительных объектов! Керамические сцены борьбы собак и зубов, керамические вазы и маски зверей (слон так и просился домой). Как ты к этому пришла?

Стоит рассказать про прецедент этой выставки: моя материнская галерея в России — ​XL Gallery, и с другими коммерческими галереями я могу сотрудничать только на условиях общих договоренностей между всеми — так и вышло с «Притчей». Олю Божко представляет галерея Кати Ираги — ​Iragui. И наш совместный проект в Петербурге — ​это сила женских переговоров: ​Оля Профатило и Юля Вяткина из галереи MYTH, Катя Ираги и Лена Селина. Я очень люблю приезжать в Петербург, и особенно приятно это делать по рабочим причинам. А пока мы готовили проект, нам с Олей на несколько дней сняли квартиру, которая превратилась в настоящую студию, я что‑то шила, Оля вязала.

С малой формой я начала работать относительно недавно. Особенно много с материалом я взаимодействовала во время заточения на даче в ковид, моя подруга отдала мне печь, и я увлеклась глиной и керамикой. К выставке в Петербурге я работала в мастерских в «Сводах» «ГЭС‑2» (единственная программа в России — ColLab от «ГЭС-2», в рамках которой художники могут пройти опен-колл и получить бесплатный доступ к 8 мастерским с уникальным современным оборудованием, например, роборуке Kuka и жаккардовому станку ТС2, аналога которого нет в России. — Прим. ред.). Я обожаю экспериментировать: шить, обжигать, лепить. Ремесленные практики — ​это ведь про время, которого вечно не хватает.

Как бы ты описала художественный метод работы Иры Кориной? И что нам от тебя ждать — какой у тебя выставочный план?

Мне всегда важно оставаться в моменте времени, отражать и предвосхищать в своих инсталляциях то, что происходит вокруг. Долгие годы я работала с пластиком, он имитировал роскошь 2000‑х годов. Сейчас наступило время ряженых и новых героев: зуб, чебурек, собака — ​они веселые и тревожные, но кто скрывается под их масками? Ты никогда не знаешь, что на самом деле происходит.

Касаемо планов, я ни разу не инициировала выставочный проект, может быть, это стоит как-то поменять. Пока я только успеваю справляться с тем, что на меня сваливается — мне важно взаимодействовать с пространством и находить смысловые и визуальные ходы.

А так я бы хотела поехать на исследование в Японию и Австралию — ни разу там не была.

Интервью: Елена Юшина

Все статьи арт-дропа «Собака.ru» «Коллекционировать искусство» читайте здесь.