Мировые звезды цифрового арта 404.zero — про NFT, участие в одних фестивалях с Мариной Абрамович и востребованность в России

Медиахудожник и основатель галереи «24 x 4» Виктор Кудряшов поговорил с Александром и Кристиной о том, зачем им нужен криптоарт-рынок, как получить признание в России и почему лучшая публика — в Мексике.

Про NFT и будущее технологий

Кудряшов: Мне очень приятно встретиться сегодня с легендами медиаискусства в этом бетонном бомбоубежище с синтезаторами и колонками, которое ребята именуют «гараж». Кристина, сегодня ты выложила сториз в инстаграм о том, что курс криптовалюты эфира опустился вдвое, как сильно повлияли на вас эти изменения?

Кристина: Мы потеряли примерно вдвое. (Смеется.)

Кудряшов: Это неприятный, конечно, факт. Как вообще вы относитесь к эфиру? Многие говорят, что майнинг сильно вредит окружающей среде. Вот и Илон Маск часть своих биткоинов в доллары вывел по этой причине. Я знаю, вы трепетно относитесь к экологии и делаете искусство, от которого ничего не остается, чтобы не загрязнять ее. Почему тогда держите в эфирах свои сбережения?

Кристина: Мы не занимаемся майнингом, мы продаем свои видео и картинки за эфиры на известной платформе. Надо ж разобраться, что конкретно влияет на окружающую среду. Илон же делает свои батарейки для «Теслы» не из шоколада.

Кудряшов: Справедливое замечание.

Александр: Количество потраченной электроэнергии за один–два дня работы нашей инсталляции в реальном пространстве примерно равно количеству, необходимому на минтинг (процесс создания из видео или картинки токена в блокчейне. — Прим. ред.) NFT и все транзакции во время продажи токена. В целом человечество все равно либо ждет конец, либо мы все-таки дойдем до предела, когда надо будет резко переходить на чистую энергию. Крипта, мне кажется, это стимул для такого перехода.

Кудряшов: Когда начался NFT-хайп, я сидел в разных комнатах Clubhouse — царство ему небесное, и там услышал крутую мысль: «Какую бы хрень ты сейчас ни создал — благодаря блокчейну она запечатлена навсегда в твоей истории». Можно в клубе показать какую-нибудь фигню и забыть. Как выбираете работы для токенизации?

Кристина: Это хорошая тема, что надо избирательно относиться к тому, что ты сейчас выставляешь. Токен можно сжечь до того, как работа продалась, но если ее купили, — все, ничего уже не изменить и не спрятать: все видят, как делались ставки. Если было накручивание цены — это останется в истории навсегда. Выкладывать только лучшее из лучшего — основное правило для художника, мне кажется.

Кудряшов: Планируете ли концепты своих медиаработ выкладывать как NFT?

Кристина: Мы хотим прийти к тому, чтобы делать инсталляции так, как мы хотим — без малейшего вмешательства брендов, кураторов, продюсеров. Своих NFT-коллекторов мы хотим сделать сокураторами и сопродюсерами: они покупают концепт как NFT, а мы на эти деньги реализуем инсталляцию в реальности.

Кудряшов: Класс, надеюсь, у вас получится это провернуть.

Кристина: В NFT все непредсказуемо: сегодня продали, а завтра потеряли.

Кудряшов: Вы на сегодняшний день продали самую дорогую NFT-работу в России, расскажите про этот кейс?

Александр: Нас пригласили ребята из компании Collab поучаствовать в этом аукционе, и мы адаптировали старую работу Mars Miners. Нам хотелось показать это видео, но когда загружаешь в интернет, то компрессия все сжирает. Ребята взяли на себя продакшн — получился «телевизор» в раме, где картина менялась с каждой новой ставкой и результат записывался в реальном времени. В итоге получилось 30 минут loop-видео в разрешении 4K: включаешь телевизор в розетку, вешаешь на стеночку, и оно у тебя висит. Сам токен мы так еще и не передали, медиафайл, который к нему прикреплен, конечно, не 30 минут длится — это нереально технически.

Кудряшов: Эта работа где-то висит сейчас?

Александр: Ага, в офисе у юриста.

Кудряшов: Технология NFT вроде бы должна помочь решить вопрос с авторством цифровых работ. Вы много раз сталкивались с тем, что ваши работы, мягко говоря, заимствовали и выдавали за свои. Какой случай был самым ошеломительным?

Кристина: На платформе Seditionart.com выложили самую известную нашу работу — такой серый генеративный цветок. Ее выложил какой-то мальчик из Санкт-Петербурга и по меркам платформы продавал ее весьма успешно — покупателям там выдается сертификат о владении работой (не NFT. — Прим. ред.). Продавал под своим названием.

Александр: Хорошее название, мы его потом использовали. В общем, эта платформа не особенно усердно следила за контентом, при том, что они выдавали сертификат.

Кудряшов: Что будет, когда ваши инсталляции в разрешении 8К будут «летать», а возможности видеокарт вылетят в бесконечность? Для меня, как для медиахудожника, суперразрешение не так важно, а вы —утонченные ребята, вам важен каждый пиксель.

Александр: Я очень жду этого момента с тех пор, как занимаюсь медиаискусством — чтобы изображение можно было делать так же легко, как писать музыку: нормальный компьютер тянет по 100 дорожек одновременно. Некоторые видеоработы мы даже не можем показать в интернете, потому что компрессия сжирает весь «сок», который там появляется.

Кристина: Эти ограничения душат нас, поэтому мы сейчас больше музыкой и инсталляциями занимаемся, а не чистым цифровым визуальным контентом. Мы не хотим переходить в CG с рендерингом многочасовым, когда нельзя в реальном времени отследить изменение изображения, подвигать, поиграться.

Фестивали в Австралии, Мексике и Канаде: каково быть в одном списке с Мариной Абрамович

Кудряшов: Когда мы общались с вами в предыдущий раз, вы грезили фестивалем Dark Mofo в Австралии. Вас туда позвали — что будете показывать? (Беседа была в мае, фестиваль прошел с 16 по 22 июня — Прим.ред.)

Кристина: На самом деле нас позвали еще три года назад: сначала мы не успели, потом не хватило бюджета, а на третий год случился ковид, и фестиваль отменили. Несколько месяцев назад нам написали и спросили: «Что хотите показывать? Arrival или что-то новое?» Arrival мы показывали много раз и решили придумать новую концепцию — организаторы дали нам большое помещение, есть, где разойтись!

Александр: Из-за ограничений приехать мы туда не сможем и будем делать инсталляцию удаленно. Бюджет на перелет и проживание потратим на прототип, а затем весь контент отправим на площадку — за продакшном будем следить тоже удаленно.

Кристина: Жаль, конечно, что не получится приехать, мы никогда не были в Австралии. Это круто стоять в одном списке с Мариной Абрамович, Редзи Икеда и другими.

Кудряшов: Именно круто стоять в одном списке? Потому что мне кажется, вас привлекает сама эстетика и концепция фестиваля.

Кристина: Сама концепция, конечно. Это про дарк, про смерть , про космос, про нас, про все это вместе взятое. Про Сашину математику высшую.

Кудряшов: А вы не хотите, как художники 1960-х, писать подробные инструкции, что и как расположить, какие кнопки нажимать, чтобы инсталляция монтировалась и жила без вашего присутствия?

Александр: Нет. Мы просто бумажную работу не любим, но у нас есть желание и интерес присутствовать при создании. Нам нравится инсталляции делать именно на площадке: писать звук, новые комбинации. Процесс монтажа тоже важен — неотъемлемая часть нашей работы.

Кудряшов: Инсталляцию Arrival вы показывали несколько раз — в Нью-Йорке, в Петербурге. У вас не бывает такого чувства, что надоело делать одно и то же несколько раз?

Кристина: Каждый раз на Arrival был новый звуковой сет-ап и световые комбинации.

Александр: Тем не менее, Arrival мы не хотим больше никуда ставить, хотя он нам очень залетал.

Кристина: Однажды мы пытались все спланировать, и нам стало скучно и стыдно. Мы ездили на фестиваль MUTEK в Канаду и очень переживали — мероприятие ответственное. Мы три дня готовились в отеле, четко прописывали, кто что делает. На десятой минуте выступления нам стало скучно, и мы решили так больше не делать. А самый крутой лайв мы играли на том же MUTEK, но в Мексике — там была самая отзывчивая публика.

Кудряшов: Потому что они наследники майя?

Кристина: Я не знаю, с чем это связано. Когда мы только вышли и еще не начали играть, я подняла глаза и увидела огромное количество людей, которые кричали: «Давайте! Давайте! Давайте!» В Канаде было не так: все зрители сидели в театре с грустными лицами. (Смеется.)

Про популярность в России и мире

Кудряшов: Вы только в последние полтора–два года стали известными в России. Почему многих музыкантов и художников не почитают на родной земле и только с мировой популярностью приходит популярность в России?

Александр: Да хрен знает, Витюша. Я не знаю, почему нас не звали в Россию.

Кристина: Нас позвали на одно мероприятие, мы пришли на площадку, а там чуваки пьют пивко. Мы просидели на жаре два часа: нигде — ни в Европе, ни в Америке — так не бывает. Все понимают, что приехал художник, нужно проверить все оборудование, чтобы не было неожиданностей.

Александр: Если попытаться разобраться в причинах, у нас не было таких фестивалей, как MUTEK, еще 8 лет назад. А в мире уже проходили аудиовизуальные фестивали с музыкой, искусством и хрен пойми чем. Там есть куча государственных программ по поддержке искусства к тому же.

Кристина: Мы сначала с Сашей не понимали, когда фестивали нам писали: «Вам ваш культурный фонд выделит деньги?» Мы отвечали: «Ребята... нет, наверное, извините. Либо вам придется самим нас выкупить, либо ничего не выйдет».

Кудряшов: В 2019 году вы набрали много подписчиков в Инстаграме после публикации концепта инсталляции Arrival, вас начали репостить, писать в международных изданиях. Тупой, может быть, вопрос, но что надо делать, чтобы популярности достичь?

Александр: Никогда не сдаваться. Фигачить много.

Кристина: У нас были разные периоды, были провалы — особенно 2020 и 2021 год, когда пришло много отказов, много месяцев никто не звонил и никуда не звали. За полтора года мы сделали только игру и Arrival — это было очень тяжело. Чтобы стать популярным, надо работать, как проклятый. Сейчас слишком большой выбор художников разных: музыканты, CG, генеративные художники. Выход один — много работать.

Кудряшов: Кристина, тебе помогает твой бэкграунд в маркетинге?

Кристина: Никак не помогает. Однажды мы выложили видео в Инстаграм, и я сказала Саше, что это хреновый видос, а он оказался максимально виральным, и я до сих пор не понимаю почему. Это было видео с концептом инсталляции Arrival как раз.

Почему видеоигра про постпандемический мир — это травматично

Кудряшов: В прошлом году вы выпустили видеоигру In Search Of The Right World о постпандемическом мире, о которой очень много писали, но фидбэка от вас не было.

Кристина: С нами связывались гейм-продюсеры и критики. Они писали: «Ребята, конечно, все выглядит круто, но большинство компов не тянет, версии для MacBook нет, в чем вообще посыл? Мы хотим играть, мы не хотим просто смотреть».

Кудряшов: Это ж геймеры, у них у всех заряженные компы.

Кристина: Мы на это рассчитывали: геймеры играют скорее в тяжелые длинные игры, а вот наша — на 30 минут, им она, скорее всего, будет неинтересна. Мы же сделали не игру, а скорее аудиовизуальный перформанс: привнесли туда всё, что увидели во время пандемии, записали музыку.

Кудряшов: Дальше планируете с играми работать или пока что на «стоп» поставили?

Александр: Пока не планируем.

Кристина: Игра получилась хоть и короткой, но очень тяжелой. Мы все-таки делали акцент на визуалах классных. У нас нет бюджетов и времени игру оптимизировать.

Александр: Делать игры — достаточно травматичный опыт. Не так-то это весело.

Текст: Виктор Кудряшов

Фото: Виктор Кудряшов, архивы пресс-служб

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии

«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»:

ДЛТ

старейший универмаг Петербурга и главный department store города

и

ювелирную компанию Mercury