Знакомьтесь, Ангелина Голикова — она сняла фильм «Кресты», первую российскую документалку для Netflix

Как родилась идея фильма

Я много лет работала в студии моего отца, режиссера-документалиста Сергея Мирошниченко «Остров». В нулевые она выпустила документальный фильм «Георгий Жженов: русский крест» про великого актера, который 27 лет отсидел в тюрьмах и лагерях. Один из эпизодов картины снимался в «Крестах», я видела, как его делали, знала историю тюрьмы — то есть информация об этом месте у меня была.

Я живу в Москве, но с Петербургом у меня тесная связь: здесь живет моя сестра, отсюда мой муж, нашей семье принадлежал дом на Лиговке, который отобрали во время Революции. Я часто здесь бываю, и однажды, подъезжая к городу в «Сапсане», увидела большое красивое белое здание. Спросила у женщины, которая сидела рядом со мной: «Что это у вас за научный центр такой? Или больница?» Она ответила: «Вы что, это тюрьма "Кресты", ее строили 20 лет. Скоро исторические здания в центре освободят, а заключенные переедут сюда». Я как документалист поняла, что это исторический, уникальный момент, который терять нельзя. Доехав до Петербурга, позвонила нашему художественному руководителю и сказала: «Надо снимать». Подобного масштабного одновременного переезда такого количества заключенных в нашей стране не было лет 50. Тем более, это не колония, а следственный изолятор — там есть и опасные преступники, и те, кто еще не получил наказание, и те, кто только готовится к отправке в тюрьму.

Мы через продюсера ВГТРК Марию Финкельштейн связались со ФСИН, оказалось, что переезд состоится уже через месяц — для документального кино это невозможные сроки. Но мы собрали команду и поехали снимать реальную жизнь в старых «Крестах», переезд и интервью с героями в новых зданиях. Работа над фильмом длилась два года — конечно, это происходило не нон-стоп, а периодами.

Финансирование проекта

Студия дала добро, на первом этапе «Остров» вложил в проект свои деньги. Мы предложили идею каналу «Россия 1» — у них не так часто запускаются документальные картины, но так как в основе у нас исторический контекст, они кино поддержали. Также мы получили грант от Министерства культуры.

Свой гонорар я тоже отдала на производство фильма. Когда мы дошли до этапа изготовления звука и цвета, то поняли, что у нас дефицит бюджета, и решили вложить все в картину. Я получила гораздо больше, чем могла бы заработать в деньгах: возможность поговорить с людьми, которыми восхищаюсь, например, с Андреем Звягинцевым. Он был на премьере в Москве и на полном серьезе обсуждал со мной мое кино — казалось, что я во сне. Возможно, именно благодаря «Крестам» меня позвали возглавить раздел документального кино платформы МТС-ТВ.

Из чего состоит фильм

Материала было собрано огромное количество: только переезд снимался с семи камер плюс коптеры. Это была целая военная операция с участием полиции и охраны: мы вместе со ФСИН рассчитывали точки, в которых будет проезжать кортеж из автозаков, они дали нам возможность узнать это чуть заранее. Все происходило ночью, шанс у нас был только один, мы бы не могли попросить 15 автозаков проехать снова. Было взято множество интервью с сотрудниками и заключенными — как бывшими, так и нынешними — подследственными, историками. Есть также документальные кадры обычной жизни тюрьмы — мы ставили себе задачу снять их не хуже, чем в игровой картине. Вставили несколько эпизодов хроники, в том числе приезд Владимира Путина в «Кресты» в 1990-е. Тогда в одиночных камерах сидели по 15-20 человек — полки были установлены в три яруса, спали по расписанию. Путин, войдя, сразу уткнулся в заключенного. Именно с этого визита и начали вести разговоры о необходимости строительства новой тюрьмы.

О работе в тюрьме

В старых «Крестах» я со съемочной группой провела в общей сложности три-четыре недели. Я чувствовала свою ответственность: и перед теми кто там сидит, и перед тем кто меня туда пустил, и перед собой, так как я взялась за такую важную тему — в России ведь полстраны сидели или работали в тюрьмах. И, безусловно, далеко не все люди там безопасны, есть и убийцы, и маньяки. В одном из интервью начальник тюрьмы говорит: «Человеческая жизнь для них ничего не стоит, еще одно убийство — это возможность продлить время пребывания в СИЗО и не уезжать в колонию, где условия гораздо жестче». Никто там не ходит в цепях и кандалах, сотрудникам запрещено носить оружие. Но страха у меня не было — когда ты режиссер, ты боишься только того, что у тебя не получится снять задуманное. Остальное неважно.

Что я испытывала там? Как сказал Бродский: «Ограничение пространства при полном избытке времени». Чувствуешь, что у тебя очень много времени, при этом ты заперт в замкнутом пространстве. Зрители говорят, что это ощущение им передалось. Мы выходим из «Крестов» за всю картину только два раза: во время переезда и когда старый начальник тюрьмы запирает ее на ключ.

После двухнедельных съемок я приехала в Москву и пошла в Большой театр на премьеру балета «Нуреев». Тогда еще не было пандемии, в зале было много людей, все нарядные, в платьях и бриллиантах. А я сидела и понимала, что не смотрю балет, а приглядываюсь к тому, кто там сзади шевелится. Ощущение, что ты все время среди подследственных и заключенных, остается, от него не получается сразу избавиться.

О чем этот фильм

В фильме герои рассуждают, что такое тюрьма. Одна сотрудница, работающая в музее, говорит, что тюрьма — это как мужчина. Ты либо влюбляешься в его суровую харизму, либо нет. А кто-то говорит, что тюрьма — это женщина, Фемида. Для меня это скорее анализ твоей души, сверка взглядов и целей с самим собой. Там неизбежно пересматриваешь свои резкие суждения о людях, по-другому смотришь на ссоры и споры, которые ведешь в обычной жизни. Понимаешь, что на самом деле ничего нас не защищает от того, чтобы оказаться там. Случается огромное количество непредсказуемых ситуаций, далеко не всегда там находятся люди, которые 100% виноваты. Я думаю, тюрьма — это максимальная исповедь самому себе.

Я хотела показать, что пережила наша страна — на фоне тюрьмы хорошо видны исторические события. Как сказал один из героев: «Все катаклизмы, происходящие в стране, в первую очередь отражаются на тюрьме».

Главный герой картины — это сами здания, которые пластикой говорят о пережитых событиях, о боли, которую люди здесь испытывали. То, как были выстроены там быт и взаимоотношения, во многом обусловлено архитектурой. Например, там не было лифта, а этажи связывали между собой винтовые лестницы. Чтобы доставить еду на четвертый этаж, хозобслуга была вынуждена выстраиваться в цепочку и по одному боком подниматься по лестнице, держа правой рукой один бак, а левой — другой.

Мне было важно показать, что если у тебя нет внутреннего духовного стержня, то тебе будет сложно где угодно — как на свободе, так и в тюрьме. Когда попадаешь внутрь такого места, понимаешь, что ничего материального у тебя больше нет, какая на тебе одежда, не имеет никакого значения.

Наверное, одна из самых ценных мыслей для меня — что это ощущение тюрьмы и беспомощности есть и у многих людей на свободе. Они делают, что им говорят, не думая о том, что их жизнь конечна.

Кто работает и сидит в «Крестах»?

Сотрудники, с которыми мы общались, отсидели в «Крестах» бОльший срок, чем заключенные. Да, у них есть возможность ночевать дома или уходить на выходных, но бывший начальник тюрьмы сказал нам: «Я отбыл 27 лет чистого срока». Он находился там с утра до вечера, через него прошли тысячи людей, каждый — со своей историей, в которые он был вынужден погружаться.

Что касается заключенных, то меня впечатлило, насколько молодые люди там сидят, в основном — из-за наркотиков. Нам стоит понимать, что у нас явно происходит какой-то сбой. Это дети — 18-летние ребята, у которых уже сломана жизнь. Такими же вопросами задаются и сотрудники ФСИН: они видят, что заключенные вскоре возвращаются, но с уже более серьезными преступлениями. Часто — потому что больше некуда идти.

Подследственные, конечно, очень разные. Я осознанно не выбирала людей, совершивших страшные преступления. Меня интересовали в первую очередь думающие, анализирующие люди, кто-то из них вскоре вышел, кто-то — остался в «Крестах» отбывать срок.

В каком состоянии старые «Кресты» и какое впечатление они производят

Не секрет, что здания строили заключенные — на этом месте уже была тюрьма, в которой они продолжали сидеть в тот момент. Сооружение, конечно, уникальное — его создавали таким образом, чтобы один надсмотрщик мог просматривать весь этаж, все его четыре отсека. Объединялись два креста церковью — заключенный мог вообще не выходить на улицу, все переходы осуществлялись через внутренние помещения.

В каком состоянии «Кресты»? Смотря с чем сравнивать: если с 1990-ми, то, конечно, стало лучше. При этом здание очень старое: как я понимаю, был принят новый закон о необходимом количестве квадратных метров на каждого заключенного в СИЗО, и «Кресты» по этой норме не подходили.

Поменяла ли работа над фильмом отношение к тюрьмам в целом?

Когда думаешь о мужике, который зарубил жену топором, нет ощущения, что с ним должно происходить что-то другое. Но когда видишь молодых ребят, которые курили косяк, неизбежно думаешь, что это несправедливо и, главное, может не помочь, а сделает только хуже. Но я для себя не сформулировала ответ, что я бы предложила взамен.

Первый показ

Первый показ фильма прошел уже в новых «Крестах» — для меня это был принципиальный момент. Пришлось долго этого ждать, потому что уже началась пандемия. Я хотела показать фильм одновременно заключенным и сотрудникам — мы собрали их в нескольких помещениях, я ушла в зал с осужденными и смотрела кино с ними. Во время просмотра они все время разговаривали с экраном, воспринимали кино как человека, который с ними спорит, пытались ему что-то сказать. А потом они плакали в этих белых стенах с новым ремонтом и сказали мне: «Мы по-прежнему носим эти баки». Хотя, конечно, стоит сказать, что бытовые условия у них сейчас лучше, чем у моего сына были в детском лагере.

Про покупку фильма Netflix

Права на фильм принадлежат телеканалу «Россия 1», и именно они приняли решение попробовать предложить «Кресты» вместе с несколькими другими картинами платформе. Так совпало, что именно в этот момент Netflix начал заходить в Россию — и они выбрали наш фильм и купили в том виде, в котором он был, мы ничего не меняли.

Многие молодые документалисты сейчас говорят мне: «Теперь мы поняли, что нас может купить Netflix». И я рада — Netflix же не меня лично купил, а качественный продукт, который сделала большая команда. Уверена, что можно снимать классное кино в России и продавать его международным платформам.

Думаю, в ближайшие два года документальное кино в России совершит качественный скачок именно благодаря платформам. Мы постоянно конкурируем с зарубежным контентом, поэтому нашим режиссерам придется серьезно напрячься и делать кино на уровне. Думаю, это хороший толчок для российской документалистики — долгие годы денег в ней остро не хватало. А сейчас можно подключать сервисы, это может обеспечить взлет индустрии. Тем более, поколение моих студентов (Ангелина преподает во ВГИКе — прим. ред.) — им 20-22 года — мыслит быстрее, чем я, может придумать более смелые решения. Я надеюсь, что они будут участвовать уже в международной гонке.

О будущей судьбе зданий

Когда заключенных увезли, мы вернулись на Арсенальную набережную для съемки — там перестали топить, мыть, убирать. И остывшие здания были похожи на скелет огромного животного, как в «Левиафане». Я надеюсь, что город будет заниматься ими — как и любые другие исторические постройки, без регулярного ухода они начнут разрушаться.

Герои фильма высказывают и предположения о том, что здесь будет дальше — хотели даже делать офис или гостиницу. Звучит смешно, но я была во Французской Гвиане — там страшную тюрьму, настоящую каторгу, переделали в туристический центр. Люди платят большие деньги, чтобы переночевать в камере.

Но наиболее вероятная версия — это создание здесь музейного комплекса. Думаю, это то, чего достойны эти здания, потому что здесь сидели великие люди, повлиявшие на историю Петербурга. Возможно, кадры, снятые нами, могли бы войти в экспозицию. Мне кажется, часть помещений можно использовать как площадку для арт-проектов: в центре креста арки величественные, как в храме.

Планы

Мы хотим сделать из этого проекта сериал — снять картины и о других важных тюремных зданиях страны. Я там, правда, буду уже не режиссером, а художественным руководителем. Рассказывать будем о тюрьмах, в которых, как и в «Крестах», большое значение имеет архитектурная концепция, которая задает особый характер места.

О себе

Еще с 15 лет я помогала своему отцу Сергею Мирошниченко на съемках, а сразу после выпуска из университета (а заодно и рождения ребенка) уехала в экспедицию по Ангаре и Енисею для его фильма «Река жизни» — работала там продюсером. Документальное кино, конечно, цепляет. Оно накладывает на тебя огромную ответственность, ведь ты запечатлеваешь действительность и в каком-то смысле меняешь ее. Конечно, отец меня вдохновил — он красивый, интересный, умный, еще и «Эмми» у него стоит на полке, как он может не вдохновить. Хотя сам он всегда говорил, что режиссура — это неженская профессия. Я успела снять около 20 фильмов, они очень разные, потому что в одно время меня беспокоила одна тема, в другое — другая. Сейчас мне было бы интересно снять кино об одиночестве современного человека.