Российское высшее образование ждут серьезные перемены. На фоне санкций и обострения в международных отношениях глава Минобрнауки РФ Валерий Фальков заявил о намерении страны выйти из Болонской системы высшего образования и планах разработать свою собственную вместо нее. Как это решение повлияет на конкурентоспособность отечественных вузов? Что ждет российских студентов и выпускников? И как может выглядеть новая вузовская система? Обо всем этом в нашем материале.
На этой неделе министр науки и высшего образования Валерий Фальков рассказал о том, что Россия готовится отказаться от участия в Болонской системе. Это заявление стало тем более неожиданным, что ровно за два месяца до этого пресс-служба Минобрнауки прямо заявляла, что такой шаг даже не обсуждается.
Впрочем, в последние месяцы все больше чиновников и политиков выступали за выход из Европейской системы высшего образования. Об этом говорил секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев, за это ратовали экс-телеведущий и депутат Госдумы Петр Толстой, лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов. В этом же духе высказывался и ректор МГУ Виктор Садовничий. Повлияли ли эти высказывания на позицию министерства, неизвестно. Тем не менее оно, очевидно, изменило свою позицию по Болонскому вопросу.
Что такое Болонская система
Начало Болонской системе было положено в 1999 году, ее целью было создание единого пространства высшего образования в Европе. Россия присоединилась к этому процессу в 2003 году. Традиционно с этим связывают введение в нашей стране двухуровневой системы: бакалавриата и магистратуры вместо пятилетнего специалитета. Однако это не совсем корректно.
«Бакалавриат и магистратура у нас в России появились задолго до Болонской конвенции, когда ее еще в зародыше не было, — напоминает профессор Института образования НИУ ВШЭ Виктор Болотов, — если говорить о Петербурге, то Герценовский университет уже в 1993—1994 начал делать программы для магистров и бакалавров. Да, Болонская система сделала этот принцип доминирующим, хотя по некоторым направлениям специалитет остался».
Двухуровневую систему бакалавриат + магистратура нельзя даже назвать основным элементом болонской системы. «Это только один из обязательных критериев, — поясняет начальник управления качества и развития образовательной экосистемы СЗИУ РАНХиГС Татьяна Павлова, — также там есть система, позволяющая соотносить учебные блоки одного университета с аналогичными элементами программы в других университетах, поощрение академической мобильности, единое приложение к диплому, позволяющее признать этот диплом в других государствах».
А вот многие вызвавшие споры нововведения в российском образовании с Болонским процессом как раз не связаны. «Общество автоматически записывало в Болонский процесс все, что происходило с российским образованием: тесты, компетенции, даже ЕГЭ, хотя никакого отношения они к нему не имеют. И при выходе России из нее эти вещи могут никуда не исчезнуть», — добавляет профессор факультета социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Соколов.
Что изменится с выходом РФ из Болонского процесса?
Если Болонский процесс направлен на унификацию образования в разных странах, то выход из него станет шагом в обратную сторону. Это может, в частности, создать проблемы с привлечением иностранных студентов, считают эксперты. «Предположим, наши вузы отменят бакалавриат и магистратуру, — рассуждает Михаил Соколов из ЕУ в Петербурге, — что будет с бакалаврами из другой страны, которые хотели приехать к нам учиться? Могут они поступать, скажем, в аспирантуру, или им надо идти в специалитет и тратить еще пять лет? Непонятно».
Также российским вузам сложнее будет конкурировать не только за иностранных студентов, но и за ведущих преподавателей. «Хуже станет с контактами с ведущими учеными, — сетует Виктор Болотов из НИУ ВШЭ, — не секрет, что приглашенных лекторов из других стран уже стало меньше. Конечно, через год-два это все нормализуется, невозможно сегодня жить, вырезав кусок мировой науки. Мы, в конце концов, не Северная Корея, тем не менее, сложнее будет всем».
«Возможность создания международных образовательных программ обеспечивается в том числе единой системой образования, когда приглашенным преподавателям со всего мира понятно, что это за программа, что она, к примеру, магистерская. Тогда им понятен алгоритм», — добавляет онкоэпидемиолог ЕУСПб Антон Барчук.
Впрочем, считает Татьяна Павлова СЗИУ РАНХиГС, отказ от Болонской системы не помешает поддерживать контакты со странами, которые и так не входили в нее. «Если вы посмотрите на карту, то Европа занимает не самое большое место в мире и есть много других стран, с которыми можно будет взаимодействовать, получать позитивный опыт и в области образования, и в области научных коммуникаций, и в области культуры».
Что будет со стажировками и признанием дипломов?
Если вузам будет сложнее привлекать зарубежных абитуриентов и преподавателей, российским студентам станет труднее выезжать на стажировки в Европу или искать там работу после выпуска.
«Сложности могут возникнуть в академической мобильности со странами, входящими в Болонский процесс, это в основном европейские государства, — отмечает Татьяна Павлова из СЗИУ РАНХиГС, — также затруднено будет трудоустройство наших выпускников в этих странах, за счет того, что там не будет автоматического признания наших дипломов. Их надо будет подтверждать. С другой стороны, если вы нацелены уезжать на Запад, никто не запрещает получить образование там, или, получив его здесь, подтвердить там. Мобильность же можно развивать внутри России и со странами, например, Азиатского региона».
Другие эксперты, опрошенные редакцией, также не думают, что отказ от Болонской системы отрежет российских студентов от возможностей стажировок, а выпускникам закроет дорогу в зарубежные компании. Куда большую проблему они видят в самом отказе от идеи бакалавриата и магистратуры. «Бакалавриат в 4 года — это шаг для повышения гибкости образования, что важно в современном мире», — отмечает Виктор Болотов из НИУ ВШЭ.
«Большинство людей в 17 лет выбирают направление обучения довольно-таки наугад. В результате, проучившись четыре года на океанолога, ты можешь решить, что совершенно не хочешь быть океанологом, зато в тебе проснулся интерес к поэзии Серебряного века. Магистратура дает возможность повзрослевшим и уже лучше разобравшимся в себе и мире людям сменить направление, в том числе радикально. Если она исчезнет, то что делать человеку в такой ситуации? Единственный вариант, который останется, если отменить магистратуру – второе высшее, платное и длящееся пять лет. На такое большинство людей в 22 года уже не пойдет, так что для них возможности как-то скорректировать курс закроются», — говорит Михаил Соколов из ЕУ в Петербурге.
Как будет выглядеть новая российская система образования?
Помимо выхода из Болонского процесса министр науки и высшего образования также анонсировал создание собственной российской системы. «К Болонской системе надо относиться как к прожитому этапу. Будущее за нашей собственной уникальной системой образования, в основе которой должны лежать интересы национальной экономики и максимальное пространство возможностей для каждого студента», — заявил Фальков.
Однако, как отмечают некоторые из экспертов, пока не понятно, как именно будет выглядеть эта новая система. «Много людей хотят, чтобы мы вернулись к специалитету. Второй вариант — ничего внутри не менять, продолжать учить по действующим программам, тогда все останется как было. Третий вариант — использовать этот переход, чтобы дать нашим студентам плюсы: к примеру, сделать систему 2+2+2, когда первые два года студенты учатся по широким профилям, грубо говоря — гуманитарии, инженеры, естественники. Затем два года направления по специальностям: журналист, физик, историк. И затем два года магистратуры», — говорит Виктор Болотов из НИУ ВШЭ.
При этом, считает Михаил Соколов из ЕУ в Петербурге, быстро уйти от сегодняшней системы высшего образования и, скажем, вернуть специалитет не получится. «Со времени переход на бакалавриат и магистратуру появились целые профили, для которых никто образовательных стандартов под специалитет не завел. И если с медиками все будет сравнительно просто, у них в целом так и не бакалавриата, то с программистами, биоинформатиками или разного рода обществоведами вроде урбанистов будет очень сложно», — отмечает он.
Примерно о том же говорит и Антон Барчук. «В той области, где я работаю — в науках о здоровье, в эпидемиологии — очень мало современных образовательных программ в России. К сожалению, мы не являемся лидерами в современной эпидемиологии, биостатистике и вынуждены опираться на лидирующие иностранные университеты. И мне будет довольно сложно строить образовательную программу в полной независимости от той системы, которая существует в современном зарубежном образовании», — заключает он.
Михаил Соколов
Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге:
«Наконец, даже если наши дипломы не буду привязаны к Болонскому стандарту остается последний вопрос: а учить-то чему? Все тому же, что и раньше? Тогда зачем что-то менять? А если чему-то своему, то кто это свое придумает? Если мы будем преподавать суверенную политологию, то кто для нас напишет учебник по суверенной политологии? Или по суверенной экономике?»
Комментарии (0)