Как мы будем справляться с огромным количеством информации в интернете и кто создаст следующий веб-интерфейс, который изменит наш опыт взаимодействия с ней? «Собака.ru» пересказывает лекцию исследователя новых медиа, профессора компьютерных наук Городского университета Нью-Йорка Льва Мановича в рамках сессии «Сколково start up village», в которой он рассуждает о будущем data-science и утверждает, что все интерфейсы и дизайн, которыми мы пользуемся сейчас изобрели еще русские авангардисты в 20-е годы прошлого века.
Как русский авангард поменял визуальную коммуникацию
Давайте сравним авангард 10–20-х годов прошлого века и то, что происходит сейчас: что значит изобрести культурный авангард сегодня. В 20-х авангардные художники, архитекторы и дизайнеры придумали новый язык, подходящий для нового общества, в основе которого лежали технологии. Рассмотрим конкретные примеры. На первом – Бернард Шоу, который фотографирует на камеру «Лейка». На втором — натюрморт для обложки советского журнала «Журналист», которую оформил гениальный художник и дизайнер Родченко. На ней мы видим объекты для коммуникации, среди которых и «Лейка». Первая компактная, портативная фотокамера «Лейка» была выпущена в 1925 году, и она изменила язык фотографии, стала новым типом коммуникатора, инструментом журналиста.
Журналистика в 20-е годы превратилась в довольно авангардную область, тогда появилось документальное кино — благодаря Дзиге Вертову. Например, стало возможным фотографировать с необычного ракурса, изменяя композицию кадра не только по горизонтали и по вертикали, «Лейка» давала возможность фотографировать объект очень близко, приближаться к нему. Вертов, как и многие его коллеги — Эйзенштейн, Эль Лисицкий — придерживался левых взглядов. Все эти видные деятели авангарда стремились «взорвать» буржуазное восприятие мира — когда все горизонтальное и вертикальное, симметричное — и показать реальность по-новому.
Ещё одно каноническое изображение — глаз в объективе, из фильма Вертова «Человек с киноаппаратом» 1929-го года. Здесь мы видим прообраз будущего человека-киборга, существа с искусственным интеллектом. Глаз камеры — механическое восприятие, видение машины — накладывается на восприятие человека. Вертов мечтал фиксировать окружающую его реальность со всех возможных ракурсов. Он хотел устанавливать камеры везде, где только можно, даже на аэропланы и заводские трубы. Но, разумеется, у него не было тех возможностей, которые появились у нас сейчас — мы можем сделать документальный фильм, используя записи с тысяч веб-камер.
Ещё один кадр из «Человека с киноаппаратом» отражает, метафорически и буквально, раздробленное, мозаичное восприятие мира человеком из большого города. В начале XX века города постоянно росли, увеличиваясь в 2 раза каждые 10 лет. Урбанистические перемены 20-х, возможно, были более радикальными, чем то, что происходит сейчас. 100–150 лет люди испытывали куда более радикальные социальные изменения, чем мы сейчас с нашими инновациями. Ветров изобретает монтаж, который показывает нам как человек ощущает себя в изменяющихся, растущих городах.
Новый язык появился также и в дизайне. Важно понимать, что у многих важнейших художников-авангардистов было инженерное образование. Эйзенштейн учился на инженера, Эль Лисицкий тоже. Эти люди привнесли в культуру engineering values — эффективность. Они хотели разработать новые формы визуальной коммуникации эффективные с точки зрения восприятия: все делать из простых геометрических форм, использовались большой шрифт без лишних «загогулин», увеличить разницу между размером заголовков, подзаголовков и остального текста. Учитывались и особенности человеческого восприятия, законы психологии. Многие дизайнеры и художники начала XX века, например, Эйзенштейн, заигрывали с behavioral sciences. Эйзенштейн пытался применить бихевиоризм, фрейдизм — все, чтобы манипулировать восприятием и организовать работу дизайнера по-научному. В основе приемов и эстетики работ того времени лежала идея рационализации. Экономичное восприятие, экономичная печать... Экономия ресурсов, в частности, энергии и времени, важны для нашего общества и сейчас. Но это не единственное, что нас волнует сейчас — важно разнообразие, случайности. Возможно самое важное не решить как можно больше задач за 12 часов, а организовать свою жизнь так, чтобы работать меньше?
Лисицкий создавал новый образ идеальных, рациональных советских людей — людей будущего, которые сливаются в аморфное общество. Эль Лисицкий был пионером такой области как музейные инсталляции. Он изобретает то, что мы сейчас называем interactive multimedia. Для выставки прессы в Кельне в 1927 году он делает динамические транспаранты. Здесь снова просматривается идея экономии, ведь с помощью таких транспарантов, «пролистывающихся» за счет вращающихся валиков, можно было показать больше информации на ограниченном пространстве. Лисицкий изобретает или предвосхищает такие вещи, как окна на экране компьютера, динамичное представление информации. А вот пример из другой сферы — архитектуры, наземный вестибюль станции метро «Красные ворота» в Москве. Его создал Ладовский — один из ведущих авангардных архитекторов, творивший в Москве.
За всеми этими дизайн-примерами стоят одни и те же идеи:
- Эффективность коммуникации;
- Создание яркого образа, который захватывает зрителя сразу;
- Экономия средств;
- Использование простых геометрических фигур/тел;
- Использование асимметричной/динамичной композиции — все движется слева направо или справа налево;
Отмечу, что авангардисты изобрели метакод, а не только новые формы коммуникации. Этот метакод и сейчас заметен в окружающих нас вещах. Например, такая форма организации информации как таблица. Сейчас метадисциплина — это data science, которая используется и в бизнесе, и в науке, и в экономике. Если мы посмотрим на архитектуру окружающих нас городов, на визуальную коммуникацию, выставки, плакаты мы поймем, что это все – продолжение идей авангардистов 20-х. Мы по прежнему живем в той же самой эпохе. Все, что было придумано 100 лет назад — актуально и сегодня. Вопрос — почему?
Кто создаст новый интерфейс и при чем тут data-science?
Мы пользуемся графическими приемами, которые были изобретены 100 лет назад. Перед нами — небольшой экран, примерно такой же, как и 40 лет назад, когда появился IBM PC, а затем и первый Apple. Да, разрешение экранов у нас сейчас больше, но логика прежняя. Тач-интерфейсы — изобретение 60-х, мышка — конец 60-х, окна на экране компьютера — середина 70-х. Гиперссылки появились в начале 60-х годов, всемирной паутине исполняется 30 лет, самые популярные социальные сети появились примерно в 2006–07 годах. Люди, которые придумывали новые интерфейсы – interactive communications, Windows, мышь — писали о том, что наши возможности ограничены, и новые технологии, новые интерфейсы призваны их расширять и дополнять. Эти технологии отлично работали в 80-е и 90-е, но в итоге привели к тому, что нас окружает слишком много информации. За последние 20-30 лет количество информации, культурных объектов растет астрономически. Все это можно описывать как физики описывают Вселенную — у вас миллионы людей, которые что-то комментируют, отправляют триллионы сообщений, есть миллионы программистов, которые создают программные продукты. Главный вопрос: кто создаст этот новый интерфейс, качественно отличающийся от того, что мы сейчас имеем, а не количественно — больше пикселей.
Встает вопрос: нужно ли изобретать принципиально новый интерфейс для упрощения работы с информационным потоком, или нужно как-то биологически изменять, расширять возможности человека? Например, нашу память, наше восприятие. Я не думаю, что мы уже готовы полностью изменить мозг человека, то есть наша задача здесь и сейчас — новые технологии, новые методы работы с данными. Только изобретение нового интерфейса позволит решить главную проблему XXI столетия — проблему с переизбытком лишней информации. Под этим интерфейсом я подразумеваю принципиально новый тип взаимодействия между человеком и информацией. Не 3D-технологии, которые используются в видео-играх, а нечто наподобие тех методов, с помощью которых физики описывают устройство Вселенной. Что-то, что поможет нам проанализировать культуру XXI века. Я это называю «культурной аналитикой».
Информационные высказывания организуются в системы, напоминающие атомы в молекуле. Миром будет править тот, кто научится пользоваться статистикой — смотреть на тренды, на массивы данных, а не на разрозненные данные. По аналогии с авангардом начала XX века сегодня Data science — объединяющая всё метадисциплина. Анализ больших данных используется и в бизнесе, и в науке, и в экономике. Один из важнейших вызовов — создать технологии, которые научатся отделять оригинальную информацию от повторов. Может быть нужны новые формы агрегации информации? Сколько информации в сети оригинальной, а сколько повторений? Сколько в instagram оригинальных изображений, а сколько копий, которые используют те же ракурсы, те же повороты головы? Подумайте об интернет-сми, где одна и та же информация, например, новость, повторяется тысячу раз. Вот такой есть челлендж для программистов, data-scientists.
Есть вопрос: получается, что мы не управляем больше творческим процессом и превращаемся в селекторов, которые отбирают изображения, что создает искусственный интеллект. Не лишает ли это воли художника? Я считаю, что идея о том, что художник все создает с нуля — очень специфическая историческая идея. Раньше художник ходил в Академию, где учился рисовать типичные композиции, различные стереотипы, которые уже были в западном искусстве. Нет ничего страшного в том, что художник будет селектором. Если художник не рисует с нуля — это не значит, что он не креативен.
Комментарии (0)