Мария Захарова: «Ушло то время, когда наш МИД мог бесконечно "выражать озабоченность"»

Ваш отец окончил восточный факультет ЛГУ. У вас ленинградские корни?

Нет, но родственники в Петербурге у нас действительно есть. Отец, получив в Ленинграде диплом китаиста, попал на работу в МИД, и в итоге я провела с ним и мамой в Китае в общей сложности более шести лет. Во время первой командировки родителей, в начале 1980-х, отношения СССР и КНР были еще очень плохими. Не разрешалось надолго выходить за территорию посольства — только в близлежащий магазин за продуктами либо в сопровождении дипломатов можно было выехать на машине. Но мама брала меня, и мы уходили гулять по городу, паркам, обошли все музеи и памятники. Училась я в школе при нашем посольстве, в которую также ходили дети аккредитованных в Пекине дипломатов соцстран, а во время второй командировки родителей даже ходила на уроки китайского языка в обычную пекинскую школу № 55.

Многие дети хотят стать дипломатами, а о какой профессии мечтают дети дипломатов?

Был миллион вариантов в диапазоне от балерины до космонавта. Я перепробовала в детстве все возможные кружки и секции: получила в Москве разряд по фигурному катанию, но мы уехали в Китай, и там я занялась танцами. Потом мы вернулись, и я пошла на художественную гимнастику и стрельбу. Мы снова оказались в Китае, и я увлеклась плаванием и волейболом, а параллельно театральным кружком, в котором мы устраивали поэтические вечера. Я смотрела на то, как работает мой папа, и довольно рано сформулировала для себя, что мне хочется заниматься тем же самым плюс международной журналистикой. Мама сказала: «Знаешь, ни то, ни другое не получится, потому что у нас ни дипломатия, ни международная журналистика — не женские профессии». Но говорят, что Бог слышит какое-то количество раз в день желания людей, — видимо, я высказала свое в нужный момент.

А разве поступление в МГИМО не было для вас как для дочери дипломата чем-то само собой разумеющимся?

Это миф о том, что дети дипломатов учатся только в МГИМО. Вы представляете себе, какое количество сотрудников в МИДе? И сколько у них детей? Никакого блата у нас не было, к номенклатуре родители никогда не принадлежали — мечтать о МГИМО казалось безумием. Я оканчивала школу в Пекине при посольстве в 1993 году. Только что произошел слом эпохи, слом государства. Учебники у нас были только те, которые в свое время прислали, невозможно было пойти в магазин и купить какую-то новую литературу, Интернета не было. Мы учили историю, географию, экономику СССР, а на вступительных экзаменах нужно было сдавать все эти дисциплины, но уже применительно к Российской Федерации. Родители за пару лет до этого потеряли все свои сбережения во время девальвации и сказали мне, что рассчитывать я смогу только на себя — средств на репетиторов не будет. Поэтому я понимала, что мне нужно идти на медаль. Мама, которая всю жизнь, за вычетом командировок в Китай, работала научным сотрудником в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина, предложила готовиться к поступлению на искусствоведение. Но я все же рискнула пойти в МГИМО, и мне повезло: я сдавала на вступительных экзаменах китайский язык в качестве иностранного и, конечно, конкурентов у меня было немного; сочинение писала на тему творчества Блока и Есенина — а я в старших классах увлеклась поэзией Серебряного века и знала об этом все. Как-то увидела в китайской антикварной лавке два вручную прошитых томика русских стихов еще дореволюционного издания, которые ничего не стоили, попросила маму их купить, и вдруг мне открылся новый и совершенно неизведанный мир.

Какая специальность значится у вас в дипломе?

Там написано: «Журналист-международник со знанием иностранного языка». Соответственно, китайского. В годы учебы я была ведущей межвузовского конкурса китайского языка, проходила в Китае преддипломную практику, у меня уже были публикации в журнале «Проблемы Дальнего Востока», я мечтала работать в МИДе по китайскому направлению. Но когда пришла со своим красным дипломом в высотку на Смоленской площади, мне сказали, что вакансий в соответствующем департаменте нет: «Вы свободны». Тогда это был крах всего, просто конец, я так горько не плакала, кажется, никогда в жизни. После долгих мытарств мне предложили место в пресс-службе МИДа.

А сегодня как вы оцениваете эту ситуацию?

Судьба.

Когда вы жили с родителями в Китае, дипломатическая профессия была привилегированной, а в начале 1990-х дипломаты стали по сути просто чиновниками с не очень большой зарплатой. Каково было в эти годы работать в МИДе?

Мы прошли тогда через страшные годы, по уровню оплаты были близки к нищете — когда я пришла в МИД, получала в прямом смысле копейки. Этого хватало на проезд на метро, а на ежедневные обеды в столовой — уже не очень. То есть ты просто не мог за счет своей зарплаты обеспечить себя элементарно необходимым. Все находили какие-то подработки: я, например, занималась переводами и водила в выходные группы китайских туристов по Москве. Жили мы тогда с бабушкой, пенсия у нее была мизерная. Родители помогали, они в то время снова были в командировке в Китае. Я думаю, нигде в мире никто не стал бы работать за такие деньги. Мы работали. Однако это было не столько материальное унижение, сколько моральное — концепция нашей внешней политики первой половины 1990-х годов заключалась в том, что МИД особо и не нужен, а посольства должны просто обслуживать визиты первых лиц. Многие уходили тогда именно от этого ощущения своей ненужности и абсолютного декаданса дипломатической службы. С приходом в кресло министра Евгения Примакова все начало меняться, очень многое сделали сменившие его Игорь Иванов и Сергей Лавров, и сегодня, конечно, у наших дипломатов совершенно другой уровень оплаты, нежели в 1990-е. Это важно, ведь у нас много ограничений: мы не имеем права заниматься бизнесом, коммерцией. Нам разрешены научная деятельность и преподавание. Правда при ненормированном рабочем дне и сегодняшних нагрузках это малореально. Вот я, например, преподаю в МГИМО по субботам, однако, честно говоря, сил на это все меньше. Но главное другое: вернулось осознание того, что дипломатия — это профессия, которая может стать призванием.

Первая в мире женщина-посол появилась именно в СССР — это была Александра Коллонтай, но затем вплоть до назначения Валентины Матвиенко послом на Мальте женщин в нашем дипкорпусе не было. Как вы представляли себе свою карьеру в МИДе?

Пока была маленькой, вообще об этом не думала — мне кажется, дети не засоряют себе голову ненужными страхами и опасениями. У них есть мечта. В годы учебы в МГИМО на моем курсе большинство составляли уже девушки, тогда ведь молодые люди шли в бизнес, все считали образование каким-то пережитком прошлого. Когда пришла в МИД, туда уже активно набирали женщин. Процесс их карьерного роста идет естественным образом, а не так, как, например, во Франции, где есть установка: количество послов женского пола должно во чтобы то ни стало сравняться с числом мужчин. В основе всего должен лежать профессионализм, я вам это говорю как представитель меньшинства. (Смеется.) Женщины должны подтверждать, что они имеют право на ту или иную должность, — не по разнарядке, не исходя из жалости к ним, а потому, что они умеют и могут. И мне кажется, что у нас дорога правильная. Это вопрос не к МИДу, но, может быть, нужно создавать более приемлемые условия работы для женщин, которые становятся матерями. Когда я уходила в декрет, для меня стало шоком, что, оказывается, у нас беременность приравнивается к заболеванию: тебе выдают обычный больничный лист, оформляют листок недееспособности. Соответственно, женщина получает в эти месяцы лишь фиксированную часть своей зарплаты. А ведь рождение ребенка предполагает колоссальные траты: врачи, лекарства, витамины, массажи, детская мебель, коляски. Я изучила историю вопроса, и оказалось, что женщины давно сражаются за изменение такого порядка, но пока результата нет. Мне кажется, это неправильно.

Как я понимаю, вы пришли в социальные сети без далеко идущих планов: завели аккаунт в «Фейсбуке», начали высказывать свои мысли, они получили резонанс, вас стали приглашать для участия в телешоу?

Да, именно так. Люди почему-то ищут во всем второе дно.

И в определенный момент глава государства, тогда Дмитрий Медведев, решил, что все госструктуры должны «общаться с народом», создавая аккаунты в соцсетях.

Да, был принят пакет законов об информации, которая должна быть у различных ведомств в Интернете. Сайты и всю работу на информационном направлении стали приводить в соответствие с этим законом. У нас тогда никто не понимал, как МИДу выходить в соцсети. Сели, пару недель ушло на продумывание концепции, и вот мы появились в «Твиттере» с двумя официальными аккаунтами министерства — русским и английским. Потом постепенно начали создавать корпоративную сеть таких аккаунтов для наших посольств, вышли в Facebook, Flickr и YouTube. В прошлом году как раз в Петербурге министр лично принял участие в церемонии запуска мидовской страницы в «ВКонтакте».

В вашем назначении официальным спикером МИДа не было желания «дать наш ответ» представителю Госдепартамента США Дженнифер Псаки?

Конечно, нет. Вы поймите, я пять лет училась именно тому, чем и занимаюсь сейчас, — работе на стыке дипломатии и информации. Потом была редактором журнала «Дипломатический вестник», затем я пришла в МИД, в Департамент информации и печати, где долго поднималась по карьерной лестнице. Мы осваивали многие новые направления деятельности от создания архива стенограмм выступлений министра до оперативного мониторинга СМИ. Потом меня назначили начальником пресс-службы нашего постпредства при ООН, и я на три года поехала в Нью-Йорк. Основные мои обязанности были связаны с разъяснением иностранным журналистам позиции страны, с регулярным общением со СМИ и гражданским обществом. Вернулась в Москву, где передо мной были поставлены уже другие задачи, но тоже в этой сфере: возобновлять брифинги официального представителя МИДа, которые не велись несколько лет, и заниматься информационным обеспечением визитов министра за рубеж. Это многолетняя работа, которая базируется на многолетнем же обучении. И в конце концов в прошлом году я стала официальным представителем МИДа РФ. Другое дело, что в назначении на эту позицию женщины — впервые в российской истории — помимо профессионального доверия был, наверное, и политический момент, элемент признания за нами права занимать в МИДе любые должности, даже традиционно мужские. И это замечательно, что на первый план начали выходить именно профессиональные качества.

Чисто стилистически аккаунты МИДа в соцсетях ведутся другим, не официозным языком. Как вы к этому пришли?

Это не вопрос иного стиля, это вопрос расширения диапазона информационной работы — просто мы поняли, что есть разная аудитория и каждая предполагает свой стиль общения, хотим мы этого или нет. Ушло то время, когда МИД мог бесконечно «выражать озабоченность». И мой недавний стихотворный ответ писателю Дмитрию Быкову, который утверждал, что спикер МИДа говорит в «дворовом» стиле, — он был об этом. О том, что, если вы хотите о высоком и на высоком — для этого, например, есть статья Сергея Викторовича Лаврова в журнале «Россия в глобальной политике», есть пресс-конференции и ежедневные комментарии. Но если вы предпочитаете общение в блоговой тональности — мы готовы и к этому, пожалуйста. Предоставим информационный продукт любого уровня, на любого потребителя. Выбор каждого — к какому уровню стремиться. Сегодня огромными скачками развиваются средства массовой коммуникации, сама категория времени стала совершенно иной: мы живем уже даже не в глобальной информационной деревне, а в одной news room, в которой моментально оповещаются все и обо всем. Когда речь идет о кризисных моментах, какой бы из них ни обсуждался, везде присутствует слово «Россия». И мы не можем сегодня ждать, пока все поймут официальную ноту протеста, — это уже не работает. Потому что тогда тебя просто обыгрывают в информационном плане все остальные. Скорости совершенно другие. Раньше дипкурьер неделями вез документ, а сейчас все происходит за секунду. Еще в 2007 году, когда я работала в ООН, американцы уже тогда зачитывали в Совете безопасности актуальную позицию своего государства с «Блэкберри». Тут же, моментально. Везде все устроено, конечно, по-разному, но время для всех теперь течет одинаково. Битва идет на секунды.

Пионером среди крупных дипломатов, который прибег к разговорной речи в соцсетях, был шведский министр Карл Бильдт.

Да, он был одним из первых министров иностранных дел, который вел свой «Твиттер» в несколько желтоватом формате, и это всеми воспринималось позитивно. Нам ставили его в пример — мол, смотрите: оперативно, четко и все понятно, в отличие от ваших «озабоченностей».

Как сегодня зарубежные коллеги комментируют вашу работу?

Я боюсь показаться нескромной.

Не бойтесь.

Приезжают перенимать опыт, у нас уже очередь выстроилась из желающих. Существуют рейтинги работы разных стран в сфере цифровой дипломатии, мы занимаем в них ведущие места, и это без всяких средств — на продвижение в соцсетях не тратится ни копейки народных денег, все делается только за счет перераспределения работы и поиска новых ходов.

Вы дружите с иностранными коллегами?

Есть работа, а есть человеческие отношения, и, конечно же, возможны страстные дебаты за столом переговоров или эмоциональная полемика на камеры, но в то же время могут быть очень искренние беседы и даже совместное времяпрепровождение. Это и есть дипломатия — она в этом и состоит. Но существуют и принципиальные моменты: после того как наших летчиков сбили турецкие ВВС, конечно же, ты не пойдешь на какое-то мероприятие в культурный центр этой страны. Ты должен искренне относиться к тому, что делаешь. Невозможно качественно выполнять свою работу, если не веришь в то, чем занимаешься. Есть дипломатическая игра, но существуют еще и понятия порядочности и ответственности.

Как строились ваши отношения все с той же госпожой Псаки?

Они были деловыми и взаимоуважительными. Мы понимали, что «информационно обслуживаем» наших руководителей. И как бы ни бушевали страсти — все, что можно сделать максимально конструктивно, так и надо сделать.

Вас задела история с якобы некорректным переводом высказывания представителя Госдепартамента США Марка Тонера?

Понимаете, мы не должны переводить с английского исходя из своих политических взглядов — из того, «за Киев» мы или «за Донбасс». Или, как шутили в Советском Союзе, «в соответствии с последними требованиями ВЦСПС». Я всегда воспринимала подобное поведение как низшую степень профессионального падения. Поэтому когда в некоторых российских СМИ стали писать, что представитель Госдепа «ничего такого» и не сказал, что его неправильно перевели в нашем МИДе, мне стало не по себе. Выражение «Put up or shut up» переводится однозначно грубо: «Делай или заткнись». И оно было обращено не к конкретному дипломату, не к МИДу, а к целой стране. Конечно, нельзя проходить мимо подобных случаев. Причем в нашем ответе не было ничего обидного: мы просто сказали, что, если такой стиль принят у вас, то вы там вот так и разговаривайте, а к нам так обращаться не надо. Что уж там говорить, если руководство Госдепартамента США заявило, что принимает наши претензии и примет соответствующие меры. Приятно знать, что нашлись люди, не испытывающие симпатии к нашей внешней политике, которые все-таки предложили разделять политические предпочтения и английский язык.

В комментариях к вашим постам зачастую бывают нелицеприятные отзывы со стороны как ваших недоброжелателей, так и сторонников. Наверное, вы иной раз внутренне морщитесь?

Я очень эмоциональный человек, поэтому и не по-дипломатичному открытый и такой в чем-то революционно резкий, когда говорю о том, что нарушает мои жизненные и профессиональные принципы. В то же время если я считаю, что кто-то просто не прав, то я всегда постараюсь найти дипломатичную формулировку, в любом случае с уважением отнесусь к иной точке зрения. И в обыденной жизни я такая же: не приемлю подлость, несправедливость. По всем остальным случаям, я считаю, есть компромисс. Но, например, полемика в «Фейсбуке» по поводу Сталина вылилась в грандиозную историю. Когда я увидела, что все больше и больше людей с аватарками генералиссимуса высказывают свои взгляды, то написала, что не могу принять поддержку от людей, которые приветствуют все, что в те годы происходило. И я получила от них гораздо более жесткий удар, чем от людей либерально настроенных. Моя позиция четкая: я не приемлю никаких репрессивных методов, считаю, что всегда и во всем нужно следовать закону, что есть только демократический путь развития, только свобода слова и плюрализм мнений — для меня это основополагающие жизненные понятия. Да, я сказала о том, что вожди, которые убивают своих граждан, горят в аду в два раза ярче, нежели те, которые убивают чужих. Но при этом я считаю, что приравнивание Советского Союза 1930-х годов к фашистской Германии — это преступление. По одной простой причине: был Нюрнбергский процесс и он сказал, кто преступник. Никаких иных исторических трактовок быть не может. Современный мир построен на решениях Нюрнберга — и точка. И подвиг советского народа в Великой Отечественной войне не подлежит проверкам, расследованиям, анализам. Тема закрыта.

Дочка следит за вами по телевизору?

Ну, насколько это возможно в пять с половиной лет. (Смеется.) Но сейчас я перестала принимать участие в теледебатах по нескольким причинам. Во-первых, теперь я официальный представитель МИДа и это уже другой статус. Во-вторых, это требует времени, которого нет: поездка на телевидение отнимает минимум четыре часа твоей жизни. Ради чего? Ради того, чтобы суметь перекричать всех и вставить несколько фраз. Я общаюсь с журналистами один на один, даю интервью, причем хожу не только туда, где мне задают удобные вопросы. Диапазон очень широк: ВГТРК, РБК, «Дождь», «Голос России», радио «Свобода», онлайн-чат Би-би-си и так далее. Мне интересна моя работа, а это часть моей работы.

Куда вы предпочтете отправиться в субботний вечер?

В субботний вечер я стремлюсь пойти домой с работы. (Смеется.) Загородные поездки. Музеи. Театры. Собрала даже коллекцию китайских керамических чайников. Я люблю балет, в детстве как завороженная смотрела все трансляции из Большого театра по черно-белому телевизору «Юность». Обожала всех наших звезд: Екатерину Максимову, Майю Плисецкую, Наталию Бессмертнову, Людмилу Семеняку. Из современных балерин очень люблю Диану Вишневу — современный балет в ее исполнении, это что-то фантастическое. Главное, чтобы свободное время в принципе случилось, а чем его наполнить — это точно не проблема.

Текст: Виталий Котов

Фото: Алексей Костромин

Благодарим за помощь в организации съемки Whiskey Room ресторана «Блок»