Без его участия не обходился ни один новогодний «Голубой огонек», без его песен – ни одна дискотека. Лицо и голос советской эстрады шестидесятых-семидесятых, он и сегодня записывает новые песни, но публика неизменно просит спеть «Не плачь, девчонка».
Вы сейчас даете концерты?
Иногда. Только в случаях, когда мне нравится публика, перед которой предстоит выступать. Я могу даже согласиться на выступление в каком-то кабачке или на дне рождения, если знаю людей, меня приглашающих. Между артистом и публикой должно быть взаимопонимание. Иначе и публика останется неудовлетворенной, и ты будешь раздражен, можешь даже надерзить.
Вас часто просят петь старые песни, хотя у вас есть новые. Как вы относитесь к такому ретроградству?
Оно любого артиста убивает. Конечно, будешь петь то, что просят. Старая музыка узнаваема, она приносит доход. Но настоящий артист так устроен, что у него есть потребность не только развлечь публику, но и дать ей что-то новое, чему-то научить. Я все-таки за высокую, а не чисто развлекательную роль искусства. Мне часто хочется спеть своим слушателям какой-то старинный, классический романс. Мои концерты ведь всегда состояли из двух отделений: в первом я пел романсы, а во втором – эстрадные песни. Другое дело, что в советское время к романсам относились скептически, считали их буржуазной музыкой. Как-то я выступал в Капелле, в первом отделении исполнял романсы, так меня из зала окрикнули: «Эдуард, а когда же нормальные песни будут?» Я растерялся, говорю: «А разве это не нормальные песни?» Люди и сейчас просят шлягеры вроде «Моряк вразвалочку», «Как провожают пароходы», «Потолок ледяной», «Хозяюшка», «Не плачь, девчонка». Этим песням я даже дал новое прочтение – сделал для них новые аранжировки, изменил ритмы, сделал темп более жестким. Жизнь ведь сейчас стала динамичной, скоротечной. А песни должны отражать ее ритм.
А как вы относитесь к ремиксам и ремейкам ваших песен?
Я очень хорошо воспринимаю все эти новые обработки, даже выступал дуэтом с Богданом Титомиром: он пел мой «Потолок ледяной», а я – его «Девочку в красном», мы подхватывали друг друга. Правда, молодежь этого рэпера не слушает. Я как-то ехал в электричке, разговорился с молодыми ребятами, они мне сказали, что Богдан Титомир – отстой.
В середине девяностых у вас был свой проект – «Хиль и сыновья».
Сейчас они работают самостоятельно, без меня. У меня уже новый коллектив – я, сын Дмитрий и внук Эдуард. Мы иногда выступаем вместе.
Заниматься музыкой – это у вас семейное?
Да. Сын окончил Консерваторию, он музыкант и композитор. А внук учится в Капелле, но мы с супругой, Зоей Александровной, не очень хотим, чтобы он делал карьеру классического музыканта. Это сложно и абсолютно не прибыльно. Профессиональному творчеству сегодня негде развернуться. В любом городе гонят только эстраду под фонограмму. Какое же это искусство? Это большая репетиция. Искусство попадать в собственную фонограмму, как говорит мой сын. А настоящая музыка сегодня забилась в камерные помещения. Жена моя хоть и не музыкант, но мы вместе с ней работаем – чтобы не разрушить семью, ездили на гастроли вместе. Мы и по характерам сошлись, и дополняем друг друга. Она была и до сих пор остается ведущей моих концертов, помогает мне и как режиссер, и как хореограф. Поэтому я некоторые песни – особенно веселые, задорные – даже в советское время исполнял не стоя столбом, как было принято, а мог как-то пританцовывать.
Вы ведь выпускник Консерватории. Как пришли на эстраду?
Это стечение обстоятельств. К эстрадным песням я не проявлял особого интереса, пока не увидел, как поет Клавдия Ивановна Шульженко. Это была магия голоса, жестов, чувств, настоящий театр. Я понял, что не обязательно иметь сильный голос, чтобы быть хорошим певцом эстрады. Правильно используемый микрофон может донести до зрителей не меньше эмоций и способен показать силу артиста.
Как вы создавали свой артистический имидж?
А нам имидж диктовали. Заставляли надевать черный костюм, черный галстук и белую рубашку. Помню, поехал с композиторами Василием Соловьевым-Седым и Андреем Петровым на конкурс в Рио-де-Жанейро. Я исполнял там песню «А люди уходят в море». Выступал в матросском бушлате, чтобы создать образ моряка. Потом, когда приехал в Москву, надеялся так же выступить по телевидению. Но мне сказали: «Вы что, с ума сошли?» Я стал отстаивать этот костюм, объяснял, что выступал так в Рио-де-Жанейро. А мне в ответ: «Центральное телевидение – это вам не Рио-де-Жанейро».
Вы были кумиром эпохи. А как относитесь к современным кумирам? Символом российской эстрады сейчас считают Диму Билана.
Я много всего повидал в жизни, очень ко многому присматривался на Западе. Мне стыдно, что у современной российской эстрады такое лицо. Это наш позор. Таких, как он, – сотни. У него не голос, а какой-то противный «козлетончик».
Вероятно, изменилась аудитория.
А мне кажется, что аудиторию формируют исполнители. Какая аудитория может вырасти на Билане и куче рэперов? Поколение музыкальных уродов, которых музыка учит не базовым ценностям, а бытовухе. Мне грустно от такого положения вещей.
Комментарии (0)