Число зараженных новым коронавирусом Covid-19 превысило 82 тыс. человек, более 2,8 тыс. скончались. На фоне новостей об эпидемии падают финансовые рынки по всему миру. «Собака.ru» попросила экономиста, доцента НИУ ВШЭ Александра Скоробогатова объяснить, чем нам это грозит: обвалится ли рубль, что будет с мировой экономикой, если болезнь не удастся победить в ближайшее время, и какие меры можно предпринять, чтобы минимизировать потери.
Что уже потеряли Китай и другие страны из-за коронавируса?
Китайская экономика уже потеряла 0,5% своего роста из-за коронавируса. Если мы переведем эти 0,5% в номинальные денежные величины, получится приличная сумма, но если ее разложить на весь Китай, то это пока не выглядит чем-то катастрофическим. Если проблема будет решена достаточно быстро, страшных последствий получится избежать. Но если Китай будет терять по полпроцента в месяц и дальше, то дело может принять трагический оборот.
Остальные страны тоже теряют, но, разумеется, намного меньше. За счет чего это может происходить? Возьмем, например, нашу страну. Страдают такие отрасли, как туризм, авиаперевозки, транспорт в целом. Это касается также других стран, которые активно взаимодействуют с Китаем. Авиаперевозки, допустим, у «Аэрофлота» уже сократились именно за счет китайского направления, из-за этого уменьшается выручка. Китайцам запретили въезд в Россию — это, очевидно, уже сейчас снижает доходы в туристической отрасли, особенно в Москве и Петербурге.
Как коронавирус влияет на стоимость нефти
Китай – крайне влиятельная экономика, ее по праву называют «фабрикой планеты», это крупнейшая промышленная держава в мире. Сейчас там в связи с коронавирусом сокращается производство, это влияет на потребление сырья, энергоресурсов. Мы уже увидели последствия: сильно подешевела нефть. Если сырье теряет в цене, то это сказывается на выручке стран, для которых эти ресурсы являются важным экспортным товаром — в том числе и России. Компании нефтегазового сектора, например, «Лукойл», «Роснефть», «Сургутнефтегаз» уже потеряли в цене на бирже. С остальным сырьем точно так же, поскольку Китай – его крупнейший потребитель. С другой стороны, не досчитаются выручки и крупные экспортеры, потому что китайцы потребляют много конечной продукции.
Могут ли последствия коронавируса быть хуже, чем у глобальной рецессии 2008-2009 годов или Великой депрессии 20-х?
Правдоподобность этих прогнозов связана с тем, что после последней рецессии 2008-2009 годов мы наблюдаем один из самых длительных периодов роста, в частности на фондовых рынках — он длится уже 11 лет. Многие называют это пузырем, теоретически, если он лопнет, может произойти огромный крах рынков, сопоставимый с прошлой рецессией или великой депрессией 1929 года. Взрыву пузыря может способствовать не только коронавирус, но какое-то другое событие.
Но отличие современной экономики от экономики прошлого – сейчас денежные власти развитых и развивающихся стран пытаются решать любые проблемы, активно заливая их деньгами. Мы видим, что постоянно снижаются ставки: недавно это сделали наш ЦБ, ФРС в Америке, ЦБ Евросоюза, по этому же пути идут власти азиатских стран. В итоге там, где могла бы начаться рецессия, этого не происходит. Рецессии всегда начинались с того, что люди перекладывались из акций или товарных рынков в деньги или золото – это защитные активы. Это имеет смысл, когда деньги сами приносят доход, если их дать в долг. В условиях, когда деньги не в дефиците, доходность по облигациям очень низка, например, в Европе она отрицательная, в Америке — примерно сопоставима с инфляцией. Это не выглядит привлекательным на фоне акций, которые приносят реальные доходы. В этом заключается отличие: денежные власти постоянно гасят предпосылки к тому, чтобы фондовые рынки рухнули и коллапс произошел.
Конечно, бесконечно это делать нельзя: сегодня в Европе отрицательные процентные ставки, хотя несколько десятков лет назад это было непредставимо, это нечто кардинально новое, чего не наблюдалось никогда. То есть ты даешь в долг и сам же за это платишь, экономический нонсенс. Он стал возможен из-за накачки деньгами центральными банками экономики, чтобы сдержать ее от падения.
Это игла денежно-кредитной политики: и, как и в случае с наркотиками, постепенно будет требоваться все большая доза для достижения такого же эффекта. Теоретически мы можем прийти к ситуации, когда денежно-кредитная политика перестанет работать, последняя сдерживающая сила исчезнет.
Как выглядит худший возможный сценарий?
Фондовые рынки схлопнутся, будет сильный обвал. Через это экономика проходила уже несколько раз. С одной стороны, это тяжело для людей, с другой — такие события оказывают оздоравливающее, тонизирующее воздействие. Рост не может происходить бесконечно. Капиталистическая экономика всегда развивалась через спады и подъемы. Во время рецессии и депрессий накапливаются предпосылки для будущего роста.
Сколько это может длиться, предположить сложно. Великая депрессия вошла в историю не только потому, что это был невиданный спад, но и потому, что длилось это очень долго — 10 лет. Американская экономика смогла выбраться только благодаря войне, когда появился спрос на американскую продукцию у воюющих государств. Но тогда не проводилась денежная и налогово-бюджетная политика, нацеленная на поддержание и стимулирование экономики. Сейчас такие меры стали правилом. За весь послевоенный период не было спадов и депрессий такого масштаба в значительной степени благодаря политике государств.
Кто окажется в выигрыше из-за коронавируса?
В относительном выигрыше окажутся страны, которые сами не сильно пострадают от заболевания, но пытаются конкурировать с Китаем — например, производя аналогичную или похожую продукцию. Это могут быть страны юго-восточной Азии, в какой-то степени это на руку Америке, Трампу в его предвыборной кампании. Его предвыборные обещания предполагали, что он заменит китайских производителей американскими. Его лозунг «Сделаем Америку великой опять» расшифровывался так: американское производство, пострадавшее от китайской конкуренции, должно вернуться на лидирующую позицию. Для этого он ввел политику, связанную с ограничением импорта из Китая, чтобы дать возможность производить то же самое американцам, как это было раньше. Вирус может ускорить этот процесс.
У России здесь ограниченные возможности, для нее это скорее плохо, чем хорошо. Мы не столько конкурент Китаю, сколько поставщик товаров, которые используются в производстве: энергоносителей и сырья. Если спрос на нефть в Китае сокращается, падает ее цена.
Что больше влияет на экономику: сама болезнь или паника, связанная с ней?
Я предполагаю, что паника окажется более важным фактором, чем коронавирус как таковой. Фондовые рынки сразу реагируют на новости об увеличении количества заболевших: индексы стали падать в Америке, у нас, в Европе, на азиатских рынках.
Нефть перед новым годом достигала 70 долларов за баррель. В результате новостей о коронавирусе она упала до 50 долларов. Чтобы такое сильное падение цены было оправданным, должно быть огромное сокращение спроса на сырье со стороны Китая — а до этого еще далеко.
Может ли это привести к резкому падению рубля?
Рубль уже частично подешевел из-за вируса. Когда начинается паника на мировых финансовых рынках, люди предпочитают защитные активы — одним из них является доллар. Валюты развивающихся рынков, включая рубль, рассматриваются как рисковые активы — поэтому теряют в цене. Но падение, как в 2014 году, вряд ли вероятно: для этого нужны гораздо более страшные новости о вирусе, рынки должны увидеть в нем серьезную угрозу для нашей экономики — то есть причины для глубокого и продолжительного снижения цен на нефть.
Минэкономразвития заявило о разработке мер для нейтрализации возможного влияния вируса. Какие это могут быть меры?
Министерство волнует влияние вируса на цены, выручку от экспорта. Здесь можно проводить только долгосрочные мероприятия, связанные со слезанием с так называемой нефтяной иглы. Минэкономразвития давно занимается этим вопросом — подобные потрясения создают лишний повод задуматься и ускориться.
Какие-то попытки в эту сторону делаются, есть успехи. На мой взгляд, это неоднозначный тезис, что мы сидим на нефтяной игле. Если мы возьмем долю нефтегазовых доходов в нашем ВВП, то она будет скромной — в Саудовской Аравии, например, она в разы выше. Но если смотреть на экспорт, то сырье составляет 60% — это уже много, и нужно менять. В этом направлении что-то делается, мы видим, что растет экспорт сельскохозяйственной продукции, есть даже высокотехнологичный экспорт, например, компания «Касперский» — но пока результаты довольно скромные.
Комментарии (0)