Людмила Нарусова: «Ксения Собчак в 90-е хотела играть в куклы, а я брала ее в очередь за бананами»

В начале 1990-х, несмотря на продолжавшуюся уже несколько лет перестройку, повседневная жизнь людей была наполнена борьбой с пресловутым дефицитом. Сегодня мне просто дико слышать ностальгические воспоминания о том, как «хорошо было» в советские времена. Так, в свои аспирантские годы я подрабатывала — проводила автобусные экскурсии по городу для интуристов, и однажды на Невском проспекте, во время моего вдохновенного рассказа о конях Клодта на Аничковом мосту и золотой игле Адмиралтейства, экскурсанты вдруг прильнули к окнам и начали что-то фотографировать. По тротуару шла женщина, по виду учительница или библиотекарь, одетая бедненько, но со вкусом, лицо которой выражало абсолютное блаженство: в одной руке у нее была авоська с синюшными крохотными цыплятами, в которых две трети веса составляли лапы с когтями, в другой такая же сетка с тремя килограммами апельсинов, а шею украшало ожерелье из рулонов туалетной бумаги на веревке. Просто повезло, что называется, — ухватила сразу все, что нужно для счастья. Как я могла объяснить иностранцам, почему в этом прекрасном городе, от которого у них перехватывает дыхание, интеллигентная женщина гордо шествует по главной улице в таком виде? Вот это ощущение стыда за то, как мы живем, я никогда не забуду — наверное, это был поворотный момент в моей собственной гражданской позиции.

Позднее я вышла замуж за Анатолия Александровича Собчака, и по меркам тех лет мы жили очень обеспеченно: муж был профессором и заведующим кафедрой хозяйственного права юридического факультета ЛГУ, я — доцентом Института культуры, у нас имелась трехкомнатная кооперативная квартира. Но ведь мы же не могли ничего купить. И Собчак, будучи доктором юридических наук, шел в Гостиный двор бесплатно читать лекции для юрисконсультов о новом законодательстве только потому, что там ему могли дать талон на покупку за собственные деньги стиральной машины в Голубом зале — в блатном, закрытом для простых смертных отделе универмага. Или всю ночь он стоял в очереди, чтобы сдать старый черно-белый телевизор «Рекорд» и получить талон на приобретение опять же за свои деньги нового цветного телевизора «Горизонт» — была зима, я заставила его надеть валенки и дала с собой термос с чаем. Когда в 1981 году родилась Ксения, я садилась на электричку, ехала в Выборг и там у фарцовщиков покупала финское детское питание — это было унизительно, но другого способа «достать» его просто не было.

На первых демократических выборах весной 1989 года Анатолий Александрович был избран народным депутатом СССР, и с этого началась его политическая карьера. На заседаниях Съезда народных депутатов и Верховного совета СССР, которые жарким летом того года проходили в некондиционируемых залах Большого Кремлевского дворца, он появлялся в льняном клетчатом пиджаке без подкладки и легких бежевых брюках. Какая-то глубоко партийная дама с начесом тогда возмущенно воскликнула: «Как это так! Собчак носит в Кремле буржуазный пиджак!» Между тем этот костюм был предметом моей гордости, потому что я «достала» его, как прекрасно помню, за 93 рубля на улице Замшина в салоне для новобрачных. Заветный талон на «костюм для жениха» я перекупила у брачующихся — это же был едва ли не единственный способ приобрести какую-то приличную импортную одежду. А еще можно было стоять часами в километровых очередях на галерее Гостиного двора с номером, написанным фломастером на ладошке, — если мой ходовой 37-й размер обуви заканчивался, я брала 39-й, чтобы потом с кем-нибудь поменяться. Все это сегодня уже сложно объяснить молодым людям, даже Ксения недавно вспоминала: «Мама, я помню, как хотела играть в куклы, а ты брала меня с собой в очередь за бананами. Зачем?» Я ей рассказываю, что бананы давали только по одному килограмму в руки, а ребенок тоже считался человеком — поэтому я покупала килограмм желтых бананов, которые мы съедали сразу, пока зеленые у нее под кроваткой дозревали, накрытые газетой. А Ксения все равно не понимает: «Но почему ты не могла купить просто килограмм бананов, а на следующий день еще килограмм??» Да потому что на следующий день их не было в магазине!

В 1990 году Собчак стал председателем Ленсовета, а на следующий год — мэром Петербурга и 7 ноября 1991 года устроил в Таврическом дворце прием в честь возвращения городу исторического имени — специально в коммунистический праздник, как символ смены эпох. Назвал он его ассамблеей, по аналогии с петровской. На нее приехали из-за границы потомки Романовых, Голицыных, Оболенских, Шереметевых, Трубецких. Нам досталась служба протокола, обслуживавшая еще Ленинградский обком КПСС, работали в ней все те же люди, и блюда они могли предложить лишь те, которые знали и умели готовить. Поэтому кормили мы дорогих гостей традиционной для партийных застолий едой под видом специфической русской кухни. Но надо сказать, что иностранцы с удовольствием ели эти экзотические для них наваристые борщи и солянки, пельмени и язык, холодец с желатином и оливье с майонезом — все то, что сегодня мы уже позволяем себе раз в году на Новый год. Ни о каких шабли или бордо мы в те годы в Петербурге, конечно же, не слышали, и выручали нас грузинские вина — цинандали и киндз­мараули. Я в свое время изучала дворянский этикет на историческом факультете, была человеком начитанным и поэтому знала, что на петровских ассамблеях женщина не могла быть «простоволосой», она обязательно должна была появиться в головном уборе. В ателье на улице Рубинштейна мне придумали черный атласный костюм, отороченный розовым, и маленький розовый тюрбан. И как меня за этот тюрбан склонял Невзоров в программе «600 секунд»! Потом долгие годы только ленивый не называл меня «дамой в тюрбане», хотя люди не понимали, почему мне понадобилось так нарядиться. Соблюдение этикета в этом случае вышло мне боком.

В том же 1991 году по приглашению Собчака в Петербург прибыл глава дома Романовых, великий князь Владимир Кириллович с женой, дочерью и внуком Георгием, ровесником Ксении. На большой прием брать детей с собой было неудобно, и мы оставили их в официальной резиденции для высоких иностранных гостей вдвоем. Перед этим я проинструктировала дочь: «Ты же понимаешь, что это наследник престола, веди себя прилично, в носу не ковыряй». Вернулись мы с приема поздно, забрали Ксению уже сонную, а утром я спрашиваю, как она поладила с Георгием. Она говорит: «С кем? С царем этим? Мама, может, он и царь, но он мне сказал: „Иди ты в жопу!“ Я спросила, чем же она его так достала, и выяснилось, что Ксения не дала ему играть в видеоигру Nintendo, которую я ей откуда-то привезла.

Отправляясь на прием у королевы Англии в Букингемском дворце в самом начале 1990-х, в качестве подарка мы привезли с собой кофейный сервиз петербургского фарфорового завода «Кобальтовая сетка». Когда через некоторое время готовился наш визит к Франсуа Миттерану, служба протокола президента Франции очень деликатно намекнула мне, что хозяин Елисейского дворца был бы рад получить такой же презент. Мы вручили ему чайный сервиз — чашки побольше. Затем собрались в Вашингтон на встречу с президентом США, и американский посол в России сказал мне, что у Миттерана Джордж Буш-старший видел сервиз с синими полосочками и ему хотелось бы получить такой же. В итоге «Кобальтовая сетка» стала нашим дежурным подарком, и сегодня во всех резиденциях первых лиц Европы и Америки чай и кофе пьют из петербургских чашек.

В 1990-е в город приезжало множество известных политиков и звезд, привлеченных яркой личностью Собчака. Маргарет Тэтчер каким-то образом узнала, что Ксения изучает английский язык в школе Британского совета, и попросила меня взять ее с собой на прогулку по Павловскому парку: «Знаю, что ваша дочь говорит по-английски, мне было бы интересно с ней пообщаться». Вечером дома Ксения поделилась с отцом впечатлениями от встречи с премьер-министром Великобритании: «Папа, ты знаешь, у Тэтчер такое хорошее английское произношение!» (Смеется.) А как-то мы принимали Рональда и Нэнси Рейган, и экс-президент, светский лев, в прошлом голливудский актер, приобнял меня за талию. Анатолий Александрович и говорит Путину (в те годы — первый заместитель мэра Петербурга. — Прим. ред.): «Если он еще раз будет лапать Людмилу, случится международный скандал — я дам ему в морду» (Смеется.) Надо сказать, что иностранцы знали о наших проблемах — поражало то, что они привозили с собой туалетную бумагу и воду в пятилитровых канистрах, о существовании которых мы еще не догадывались.

В 1994 году королева Елизавета II приехала к нам с государственным визитом — она передвигалась по городу на своем роллс-ройсе, а жила и питалась на собственной яхте «Британия», пришвартованной у Английской набережной. В меню торжественного приема на ее борту была, в частности, строчка: «Олень, выращенный в собственных Ее Величества охотничьих угодьях». Нашей оленине иностранцы еще не доверяли. Но ситуация быстро менялась, и когда в 1996 году в город прибыл президент США Билл Клинтон, он ужинал в одном из первых частных ресторанов, «Сенат-баре» на Галерной улице — там уже повара отваживались на невиданные у нас изыски вроде салата из рукколы или грибного жюльена. Дела в стране шли получше, и на приемах, которые мы устраивали, меню обновлялось: примерно в том же году на столе, накрытом по случаю приезда английской делегации, в резиденции «К-2» на Каменном острове были осетр и икра. Мэр какого-то крупного британского города спросил, как икру достают из этой рыбы. Муж решил пошутить и сказал, что осетра аккуратно разрезают, берут из него икру, а потом зашивают и отпускают обратно в воду. На что ошарашенный гость с выражением напряженной мысли на лице воскликнул: «Мэр Собчак, вы, видимо, из партии зеленых? Так заботитесь о рыбах, что делаете им операции?»

В середине 1990-х я уже могла пригласить Бернадетт Ширак, жену мэра Парижа, который вскоре стал президентом Франции, на настоящий показ моды — проходил он в модном доме Татьяны Парфеновой на Невском проспекте. И она была в восторге от подарка Татьяны — шарфа с вышивкой по мотивам эрмитажной картины Матисса «Танец». Потом много раз Бернадетт вспоминала, что подобной вещи нигде и никогда не видела. Сама я в те годы тоже одевалась в этом модном доме — мне казалось, что неприлично приехать в Париж, купить там костюм Chanel и в нем же пойти на прием к французам. Хотелось чем-то отличаться от жен местных политиков.

После бойкота московской Олимпиады 1980 года важным прорывом стали Игры доброй воли (альтернативные Олимпийским играм масштабные спортивные соревнования, инициированные американским миллиардером, создателем CNN Тедом Тернером. — Прим. ред.), которые состоялись в Петербурге в 1994 году, — на них приехали тысячи спортсменов из десятков стран. Подготовили их тогда очень быстро и качественно, но были и забавные моменты. Так, вода в бассейн проходила через торфяники и оказалась коричневого цвета. Собчак долго объяснял международным спортивным чиновникам, что вода чистая, просто торфяная. И в доказательство сам решил устроить заплыв, заставив и своего заместителя Алексея Кудрина плавать в этом бассейне. А кораблик, на котором я катала по Неве Джейн Фонду (голливудская звезда была в то время женой Теда Тернера. — Прим. ред.), заглох прямо посреди реки, и нас оттуда эвакуировали на спасательных шлюпках. На обеде, приготовленном приехавшим вместе с Джейн поваром, эта икона стиля рассказывала мне про свою сбалансированную диету, как вдруг ей принесли тазик спагетти — я не преувеличиваю. На моих глазах она приговорила эту богатырскую порцию, и я, не удержавшись, спросила, как этот тазик сочетается с ее имиджем главного пропагандиста аэробики. На это Фонда мне ответила, что даже Софи Лорен каждый день ест пасту аль денте без мяса и только с овощами — и это прекрасное блюдо для ланча, способствующее стройности фигуры. А у нее спагетти не из пшеницы, как в Италии, а из киноа. Что такое киноа, я тогда не знала и, придя домой, стала искать значение этого слова в энциклопедии.

Сама я, конечно же, готовила дома, но никак не киноа. Мы дружили с четой Ростропович — Вишневская, и однажды мне довелось кормить своей гречневой кашей со шкварками Мстислава Леопольдовича — муж повез его в студию фотографа Валерия Плотникова, сеанс фотопортретирования затянулся, времени до начала концерта в Филармонии оставалось мало, и Анатолий Александрович попросил меня привезти что-нибудь поесть из дома. Я приехала в студию с кастрюлькой, из которой они оба и ели гречу ложками. Как-то я отправилась с Галиной Павловной на обед в гостиницу «Европейская» — она заказала борщ, и ей принесли бульон буро-коричневатого цвета, в котором плавали кусочки картофеля, полосочки капусты и колечко морковки. Вишневская посмотрела на него и поманила к себе официанта: «Позови-ка мне шефа». Пришел шведский шеф-повар, а она ему говорит: «Если ты это говно называешь русским словом „борщ“, то я сейчас вылью его тебе на голову». Надо сказать, что швед все понял, извинился: «I'm so sorry, madam» и унес тарелку. А Галина Павловна велела мне прийти через два дня, заказать борщ и проконтролировать — исправились они или нет. Борщ на этот раз был отменный.

Рецепт настоящего бефстроганова мне подарила мать баронессы Элен де Людингаузен, наследницы рода Строгановых и PR-директора модного дома Yves Saint Laurent. Эта уже очень пожилая дама с французским прононсом рассказывала по-русски, что, когда они еще жили в Петербурге до 1917 года, то за дижонской горчицей, совершенно необходимой для правильного бефстроганова, раз в месяц специально отправляли слугу во Францию, а вот после революции, «когда мы переехали в Парышъ», уже не было проблем с дижонской горчицей, но теперь было невозможно найти настоящую сметану — за ней посылали в Польшу. Я купила во Франции дижонскую горчицу, на Кузнечном рынке взяла сметану и сделала аутентичный бефстроганов, для которого важно правильно нарезать мясо — не вдоль волокон, а поперек. Могу передать следующим поколениям и еще один секрет, завещанный графами Строгановыми: ни в коем случае не добавлять в их «фамильное» блюдо лук.

Фото: личные архивы героев