Двери в подземелье
Скорее всего, ведут в кладовку. По одной версии – остались от чердака, по другой – были сделаны на заказ. В любом случае они только подчеркивают грубую фактуру стен, добавляя помещению основательность замка-лабиринта.
Когда долго поднимаешься по обшарпанной лестнице, наверху ожидаешь увидеть пару металлических балок, огромное окно в потолке и что-то хромированное посередине, с пружинами и механизмами, вроде кровати, трансформирующейся в холодильник. Чего еще следует ожидать от молодых дизайнеров, делящих время между стройками, блошиными рынками Лондона, токийскими небоскребами и пряными базарами Марракеша?
Зеленая елка была сделана специально для выставки дизайнерских елок в Мраморном дворце. Вырезанная из ультраяркого пластика многоуровневая площадка для суши в форме слегка растаявшей елки; наверху – маленькие телевизоры, а внизу – цветосветопроекция. Название объекта – «Токио 2006» – напоминает о техногенном безумии современной Японии.
Рядом с низкой чердачной дверью, которая ведет в узкий коридор, заставленный скарбом, свидетельствующим о любви хозяев к помойкам, антикварным лавкам и гибким линиям ар-нуво, кто-то разлил золотую краску. Коридор со скрипучим полом ведет в круглую комнату, напоминающую декорации замка. Камин с кованой решеткой, темный деревянный пол, длинный стол с массивными резными ногами, вокруг него стулья с продавленными кожаными сиденьями, на которых, оттого что войлок в них свалялся, а пружины продавились, сидеть еще удобнее. Тяжелые железные двери в углах точно должны вести в подземелье. Хотя какое тут подземелье, это же чердак. Мяукнув, исчезает за темным буфетом рыжеглазая кошка. В стене из красного кирпича у нее, видимо, есть свой ход, а гостей она, похоже, не любит. Чего не скажешь о братьях. Они рассказывают о посетителях круглой комнаты: Томас Кренц, директор Музея Гуггенхайма, вдова Хемингуэя, Брайан Ино... «Джереми Айронс? Нет...» – пожимает плечами Савелий. «Тебя просто тогда тут не было. Это актер, который в “Лолите”», – комментирует Егор. В древней пузатой сахарнице поблескивают кристаллики сахарного песка. Над лестницей висит картина отца братьев, Александра Архипенко, – что-то вроде зарождения Вселенной из металлической стружки, брызг жидкого металла и мерцающих минералов посередине. Пятнадцать лет назад здесь ничего этого не было – ни старинных рам, ни редких книг, которые братья привозят из путешествий. Был заброшенный чердак, который удалось арендовать под мастерскую. Тогда сложнее всего было построить винтовую лестницу, крутые деревянные ступеньки которой ведут в верхний этаж деревянной башни – помещение с двенадцатью окнами, наполненное свежим прохладным воздухом. Здесь светло до самых последних минут заката. Из окон видны рабочие, чинящие кровлю соседнего дома, пересекающиеся линии трамвайных путей, изгибы улицы и верхушки деревьев, если поднять голову и посмотреть вверх, увидишь обитую деревом внутренность купола. Тут находятся шкаф с книгами, смешной комод с маленькими ящиками для красок (в пыльных банках оказываются натуральные пигменты из Колумбии) и несколько «арт-объектов».
Коллекция бутылок
Братья утверждают, что все здесь совершенно функционально. Cтеклянные сосуды разных форм, среди которых несколько ваз XVII века из Антверпена, необходимы для натюрмортов.
Свободно перемещающиеся в двухэтажной башне предметы, вроде деревянных коньков из Амстердама XVIII века, качелей с вибрацией из кожаного седла производства Нарвского конного завода, из которых торчит электрический шнур, древнерусского шлема с изящной кольчугой и кожаного футляра от недавно выпитого столетнего коньяка Napoleon на буфете, складываются в какой-то особый, не очень логичный, но весьма цельный пазл. Этот хаотичный баланс братья Архипенко и имеют в виду, когда говорят: «Здесь нет никаких объемно-пространственных решений». Действительно, это просто динамично-изящный кавардак идеально круглой формы с винтовой лестницей посередине. Данила и его чувство снега
По мнению братьев духовые инструменты полезны для легких. Но они используют трубу скорее для тренировки глаза. В результате у Данилы Архипенко получился пейзаж маслом в черно-ржавых тонах, напоминающий о чувстве снега в марте.
Комментарии (0)