Голая правда

/певец/

У меня всегда были особые рецепты коктейлей для хорошей вечеринки – наркотики, конечно. Сперва хмуренького плюс таблы, амфик, люся, муртаз и немного мокосика. Можно и грибочков тяпнуть. Сколько себя помню, всегда всех намуривал, ведь синька –это быдлятская тема, а муртаз – для тех, кто на «пазитиве». Я как и все растаманы не считал шмалеволокно драгсами. Мне казалось, что те, кто ни разу не курил, все лохи и ничего не понимают в реальных пати. Как-то курил с настоящей Мэри Поппинс и понял$таки почему она летает.

Что касается халерина (героин. – Прим. ред.), то тогда никто не знал, что это такое зло. Хмурый стоил дороже кокоса, его было сложно достать, какие-то чуваки возили его из Африки прямо на кишке, а значит, он был лучше, чище, экологичней и безопаснее. У меня не было никаких негативных примеров перед глазами.

Первый раз я попробовал халерина у настоящих серьезных воркутинских бандосов, мы тогда антикололись и красиво нюхали его с ножа, я тогда абстругал им всю квартиру, все стены были в моем блевыче вместо обоев, но мне сказочно понравилось это состояние! Опиаты – единственное средство, дающее ощущение того, что ты возвращаешься в материнское чрево. Там круто. Тепло, уютно, тебя не беспокоят проблемы, вся еда тебе подается в уже переработанном виде, олл эксклюзив энд максимум комфорта.

Наркотики убивают любые комплексы, но когда ты приходишь в себя, они возвращаются, и их все больше, и это пожирает тебя и давит невыносимо. Я отчитывал «Буду погибать молодым», забирал деньги и шел балдеть, потому что мне больше нечем было заняться. Развиваться и учиться – не для меня, пусть это делают лошбаны. А я не такой. Я реально крутой пассажир. Учителя пребывали в постоянном шоке, школу я так и не закончил. Было некогда. Основные иллюзии: я сам контролирую ситуацию и когда захочу, тогда и смогу остановиться, надо просто поменять место жительства, надо вернуться в Москву и опять работать над проектом, это меня отвлечет. Все это мне не помогло. Я боялся ломок, но это оказалось не самое страшное. Все просто – приходишь в больничку, тебя там ширяют разными веществами, так что ты вырубаешься дней на пять, и все твои мучения проходят как во сне, просыпаешься новым человеком. Только что делать, непонятно. Потому что ты живешь уже по другим законам. И поэтому гораздо привычней просто забалдеть. Что я и делал. Прикол в том, что мой барыга жил прямо напротив студии, где мы писались. Мои коллеги просто не знали, что со мной делать. «Ты сперва запишись, потом делай, что хочешь!» – говорили они мне. Я соглашался. Утром я шел писаться, смотрел на студию, потом на дом, где жил дилер, и чесал, ясен пень, к барыге. Партнеров это достало, они сказали, чтобы я решал свои проблемы, а потом к ним возвращался. Самое страшное, это то, что жизнь вне этого видится непроходимой серостью, ТАКОЙ БЕСПОНТОВКОЙ.

Потом было то же самое, только вместо того чтобы петь и танцевать, я продавал препараты нетрадиционной медицины и воровал. Халерин не оставил мне выбора. Тогда были такие времена, что взлететь на самый верх было так же просто, как и опуститься ниже плинтуса, сесть в тюрьму. В один момент я получаю Премию года от моей любимой певицы Натальи Ветлицкой, она смеется, наклоняется, чтобы меня поцеловать, в другой – я просто пизжу пачку бабок у одного реального серьезного знакомого. Мы типа катались, курили, он вышел куда-то, и я просто взял деньги, хотя знал, что этого делать никак нельзя. Меня быстро нашли и предложили решать вопрос. Тогда я продал мамину стиральную машину, вызвал грузчиков... С тех самых пор моя мама стирала руками.

Мне было мучительно. Я уже не доверял никому, в первую очередь, себе. Это был полный дестрой – саморазрушение в максимальном своем значении. Для меня больше не было пути, это был тупик. Мне нужен был выход, но виделся мне только один вариант развязки событий. Я пытался покончить со всем этим. Я тогда понял, что настоящие самоубийцы – это не те, кто красиво сигают из окон или жрут всякие яды, а те, для кого смерть – это выход, решение их мучений, их проблем. У меня ничего не получилось. Врубающиеся врачи не верят, потому что это был такой продуманский случай, при котором смерть наступает стопроцентно. Я понял, что не властен вот так запросто решать, когда сводить счеты с жизнью. Есть что-то еще, важное. Что-то недоделанное. Я должен был наладить ситуацию. Признаюсь, я лежал в десятом отделении терапии химической зависимости, где руководителем была Валентина Новикова. Сорок два дня я там находился. Там не дают никаких медикаментов. Это уже другой этап. Идет работа над собой. Строишь планы. Для меня терапия стала первым шагом, прыжком в новую жизнь. Вначале я так вдохновился, что хотел спасти все человечество. Мне хотелось кричать: «Люди, остановитесь, что вы делаете!» Но мне посоветовали: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». И вот сейчас я уже более пяти лет не бухаю и не употребляю драгсов, не мурю муртаз. И что самое удивительное, я счастливый человек. Хотя до этого мне казалось, что прекратив употреблять все, моя жизнь станет полностью неинтересной. И сейчас я на полном «пазитиве».Спустя пять лет я вернулся к активной гастрольной деятельности и записываю в студии новаые треки. Мне весело без допинга. Я счастлив.

Много лет назад голос этого мальчика декламировал из каждой щели манифест нового человечества. «Буду погибать молодым!» – заявил Мистер Малой и провалился в наркотический дурман.