Трендсеттеры

Дизайнера Алексеева не назовешь вундеркиндом: в модном бизнесе он давно и надолго. Дебютировал шесть лет назад. С тех пор он единственный в городе, кто выпускает и мужскую, и женскую линии (Leonid Alexeev Homme и Femme) и пытается создавать модный рынок, а не его видимость. Как и полагается разностороннему художнику, Алексеев больше чем просто модельер. Он тот, кого принято называть opinionmaker – «властитель дум», задает тон. Журналу «Собака.ru» дизайнер демонстрирует самые странные вещи из своего гардероба и рассказывает о том, почему в Петербурге мало эпатажа и что такое сексуальность.

Вы задумываетесь о том, как выглядите? Например, какие эмоции транслирует ваш внеший вид?

Я еще со школы был очень непонятным. Есть люди, которые одеваются круто, есть люди, которые одеваются модно, те, кто одевается интересно или, наоборот, плохо. Я всегда одевался странно. В какой-то момент это был готический стиль, потом стиль рейв, причем я не был связан ни с какими сообществами. Одно время я пытался показать свои негативные эмоции, защититься от мира. А потом понял, какое удовольствие получаю именно от процесса перевоплощения. Мне нравятся яркие, но мобильные образы. Вот история о моем последнем превращении. У меня очень сильно отросли волосы. Я насмотрелся каких-то чудесных рок-видеоклипов, и они меня зацепили. Я понял, что никогда в жизни не выглядел и не буду выглядеть как металлист из группы Rob Zombie, например, и тут же придумал себе образ: длинные черные патлы до плеч, только черные одежды, которые ниспадают и перемешиваются с какими-то веревками. Я начал копировать панк-рокеров New York Dolls. Стал подкрашивать глаза – просто ходил с черным карандашом в кармане. Я реально выглядел как рок-музыкант, и люди эту информацию успешно считывали. Причем я никогда не умел играть ни на каком музыкальном инструменте и мало понимаю в рок-музыке.

Наверное, друзья всерьез озадачились?

Моя мама очень расстроилась. Увидев меня, она только и спросила, навсегда ли это. Сказала, что я был такой молодой и красивый, а стал страшный и ободранный. То есть не «прочитала», что это круто. А мне было очень комфортно. Я как раз ходил на приехавших к нам New York Dolls. Правда, разочаровался в них, но все равно у меня появилась возможность проявлять себя иначе, нежели в белой рубашке и черных брюках. В рок-образе ты можешь решиться на какие-то более рискованные вещи – например, предложить кому-нибудь секс втроем – и ни в чем себя не ограничивать.

Вам нравится опережать моду?

Люди самовыражаются по-разному. Кто-то занимается сумасшедшим спортом, прыгает с трамплина, а кто-то одевается так, чтобы привлекать к себе внимание и при этом выражать свои чувства и эмоции через одежду. Такие люди реализуют свои возможности во внешнем виде. Конечно, подобное самовыражение работает, только когда ты выходишь в свет, где тебя могут оценить. Не могу сказать, хорошо это или плохо, но это и мой способ самореализации. И если, выражая свой внутренний мир, чувства, переживания, я, по мнению окружающих, опережаю моду, – то да, это мне нравится.

В Лондоне, где вы учились в Сент-Мартинс, надо думать, с самовыражением вообще проблем не было?

Да, именно там я увидел огромное количество интересных людей, которых не сдерживает мысль «А поймут ли это?». И я понял, что все эти люди мне очень нравятся: нравится их внешний вид, их странность и непохожесть, то, что они не стесняются и проявляют себя. Я увидел, что они не вызывают у окружающих негативных эмоций. И еще понял, что если ты просто заигрываешь со стилем, примеряешь на себя какие-то элементы, то у окружающих это скорее вызовет непонимание, потому что они все равно увидят: с тобой что-то не так. Тут нужно идти до конца. И тогда люди будут воспринимать тебя адекватно. Последний раз, когда был в Лондоне, я ходил в сумасшедшей серебряной одежде. Был абсолютно как Зигги Стардаст: у меня все сияло. Я гулял по улицам в шелковых бантах. Прохожие делали мне комплименты, говорили, что им очень нравится, как я выгляжу. Мол, респект тебе, парень. И это дает огромные силы и уверенность в себе.

В Петербурге нужно быть куда более смелым?

У нас многие одеваются трэшево. Это когда человек очень хочет быть необычным, но при этом внутри он самый обычный. И единственный прием, который он может использовать, – это быть «анти-». Все носят широкие джинсы, а я буду носить узкие. Все носят чистые джинсы – мои будут испачканные. У всех волосы натуральные – у меня будут зеленого цвета. Человек устанавливает для себя некий набор «от противного». Получается помойка, трэш. И когда встречаешь таких людей второй раз, они уже неинтересны. Они не мобильны. Человек не может в любой момент легко измениться, не показывая свою внутреннюю состоятельность. Он может так же ходить в спортивном костюме, а может прийти в джинсах и клетчатой рубашке, ничего этим не выражая. Собственно, все интересные стили – это особенность переживаний. Мои изменения внешности всегда связаны с какими-то переживаниями, поездками, увлечением новой музыкой и чем-либо еще.

Каким был самый смелый костюм, который вы себе здесь позволили?

Последний раз максимально ярко я одевался в Хеллоуин. Все мои карнавальные костюмы – это не зайчик и не вампир. Я одеваюсь так, как мне хотелось бы. Джинсы из черных пайеток, высокие сапоги, прозрачный топ с какими-то камнями. В этот раз я надел черный платок, наподобие фараоновского, с очень длинными черными накладными волосами. И на лице у меня был плотный слой лазерных блесток. В клубе со мной многие знакомились, говорили, как я прекрасно выгляжу. Потом я, выйдя оттуда, пошел в обыкновенное ночное фастфуд-кафе. И знаете, все было нормально. Не могу сказать, что кто-то был особенно в панике. Друзья, когда увидели меня, хохотали. Это был один из самых ярких образов, в котором я позволил себе появиться в городе.

Вам нравится эпатировать людей?

Я получаю удовольствие от себя. Мне очень нравится, как я выгляжу. В России эпатаж еще не прижился. В Европе – да. Люди делают пластические операции, вживляют рога, клыки. Я вот думаю: люди прокалывают себе уши, делают татуировки в большом количестве, а что они потом будут с ними делать? Мне нравятся татуировки, это очень красиво. Я обязательно найду именно ту татуировку, какую хочу, нанесу ее на то место, куда захочу, но через три дня подумаю: «Ой, что-то я больше не хочу». А через три недели я буду искать хирурга, который ее вырежет или обесцветит, сделает с ней хоть что-нибудь.

По-вашему, что такое сексуальность?

Это ощущение, которое ты испытываешь сам. Если раньше целью женщины было доставить удовольствие мужчине, то теперь ее цель – получить оргазм самой. Сейчас сексуальность направлена внутрь, на себя.

А если она все-таки направлена и наружу тоже?

Тогда сексуальность – это натуральность, свежесть, молодость. Я всегда завидовал людям, которые выглядят сексуально. Мне всегда этого не хватало, потому что я постоянно в каком-то теоретическом образе. Я все-таки более искусственный. А искусственное редко бывает сексуально, как, например, силиконовые сиськи: да, большие, да, круто, но они не вызывают того трепета, который вызывают обычные. Так же и накачанные губы, наращенные волосы не дают того эффекта, который указывают в брошюрах. Судя по тем вещам, что я делаю, у меня свое особое представление о сексе, и оно какое-то личное. Мою последнюю коллекцию я считаю очень сексуальной. Она более интимная в том плане, что эта одежда выражает личный комфорт, мягкость, отчасти нежность. Человека в такой одежде хочется потрогать. Но все это скорее про тактильные ощущения, чем про визуальные.

А что сейчас для вас красиво?

Сейчас я увлекаюсь Нью-Йорком. Я очень люблю в последнее время жить в городах. И вот я живу в таком образе, отчасти связанном с Йоко Оно, отчасти – с нью-йоркской графикой. Эта графика – сочетание матового и глянцевого черного цвета. Еще я сейчас размышляю о том, что красивым может быть любое фиксирование информации, способ ее подачи. Это, наверное, связано с дизайном, с изменениями в нем, с тотальным увлечением минимализмом и возвращением к более консервативному образу в моде. У меня подобралось несколько вещей, которые мне нравятся. Например, байкерские кожаные перчатки по локоть Raf Simons, которые я с большим трудом вырвал в Италии. Это образец c шоу, их в мире всего пять пар. Они доставляют мне огромное удовольствие. И все к ним как-то так подтянулось. Вот ботиночки мои, крысочки. Купил в Лондоне на блошином рынке. Почему-то именно они у меня ассоциируются с Нью-Йорком. А Нью-Йорк для меня – это еще и минимализм.

Сложно заподозрить вас в любви к минимализму.

А ведь это так. Я купил квартиру в новом доме. Очень люблю антикварную мебель, насыщенные глубокие цвета, дерево. Но мне кажется, что антикварная мебель, ковры и лепнина будут смотреться там нелепо. Поэтому я начал придумывать интерьер в современном стиле, что адекватно новому зданию. И выбираю те вещи, которые впишутся, а они все получаются в минималистском стиле. Или вот еще пример. Одно время я запоем читал романы, потому что вообще много читаю. А сейчас я просто не могу их видеть. Поскольку романы, когда их количество переваливает за сотню, обладают неким общим трендом, некоей фактурой, которая позволяет, едва начав читать, понимать, чем все это закончится. И сейчас я читаю большое количество нехудожественной литературы, эссе о поэзии, о моде, о дизайне. Одним словом, литературу, которая функциональна. Был у меня в жизни этап, когда я метался, сомневался. Я приехал из Англии сюда, и мне надо было принять какие-то четкие решения: какой будет моя жизнь с этого момента, куда идти. Самый простой способ составить план жизни – это выделить несколько четких направлений. Конечно, в процессе все это изменится десять тысяч раз, но сейчас моя жизнь такая. Она разбита на части: год, год, год… И эта четкость, наверное, и выливается в графический минимализм в одежде. Мне очень нравится систематизация. Всего: и личного времени, и мыслей, и распорядка дня.

Есть люди, которым вы помогли придумать и систематизировать собственный стиль?

Есть конкретные люди, которые живут в моей одежде. Я их одеваю и даже стригу. Вообще, я человек действия. Одна моя подруга, в прошлом музыкант, плохо разбирается в вопросах, касающихся визуального восприятия. Не видит разницы между двумя парами джинсов. Я ей как-то раз просто привез кучу одежды. Она все внимательно осмотрела и сказала: «Какое все странное, с чего ты решил, что это мне пойдет?» Но потом попробовала примерить – и все, человек изменился.

Иногда Петербург называют городом фриков: люди здесь не так думают и не так одеваются, как вся страна.

Нужно определиться с понятими. Я знаю британскую историю слова «фрик». Это мифологический персонаж. Дословно – «уродец». Человек с большими ушами выглядел странновато, люди его так и звали «фриком» и боялись. Хотя сам он был добрый, но прислуживал злой фее.  И когда ее откуда-то там низвергли, она обвинила его в организации заговора и в качестве наказания отправила жить среди обычных людей. Оттуда и пошло, что фрик – странный человек, со странной репутацией, который выглядит странно, но живет среди людей. Поэтому слово «фрик» просто означает странного человека.

Еще говорят, что в городе нет шоу-бизнеса.

В Петербурге нет индустрии, и мы должны ее построить. При этом город может дать свободу творческим людям, стать городом художников, центром, где поощряется культура. У нас уже теплые зимы, что для художников очень важно. Может, городу не нужен порт, а нужны культурные программы? Чтобы у музыкантов была возможность записываться в студии, а у художников – работать в мастерских и общаться с художниками, скажем, из Австралии. Ну, здесь весь вопрос в том, насколько наша страна готова в этом участвовать.

Многие актеры и музыканты считают ниже своего достоинства «играть в шоу-бизнес».
Меня одна журналистка после нашего общения начала осыпать комплиментами: «Леонид, как приятно с вами говорить, как чудесно вы отвечаете на вопросы, да так связно». Я ей говорю: «Знаете, это моя работа. Это часть моей работы. Если я буду сидеть у себя в норе, то этого будет недостаточно. Моя работа – еще и давать информацию в приятном, доступном виде, чтобы людям, которые меня продвигают, было приятно со мной работать. Точно так же и эти звезды, если им нужно зарабатывать, пусть выполняют эту работу, хотят они или не хотят».

С годами эпатаж сходит на нет?

Считается, что молодежь всегда в поиске, а с возрастом становится более буржуазной. Так происходит везде, от России до Северной Америки. Не так много в мире людей, которые в сорок лет по-прежнему безумно хотят выделяться. Их код становится проще и одновременно сложнее для считывания. Это детали, мелочи, штрихи. Например, у меня был серьезный культурный шок, когда историк моды Катя Васильева – а выглядит она, как вы знаете, умеренно, неэпатажно – куда-то меня подвозила и вдруг включила в машине на полную громкость группу Nirvana. Оказалось, этот человек, который не эпатирует публику своими нарядами, надев на себя довольно отчужденный образ, живет богатой внутренней жизнью. Как интересно было с ней пообщаться! Не просто просканировать и попрощаться. В Европе коды взрослых людей считываются по квартирам, в которых они живут, по искусству, которое покупают, по часам, которые носят. Когда ты приходишь, то видишь, что у этого человека с внутренним миром. По кашне, которое он надел, или по манере курить. Они, в общем-то, ходят в обычной одежде. Это, мне кажется, такой закон развития. Всегда вначале концентрируешься на яркости, на цвете. Потом прячешься в ил, с тем чтобы тебя оставили в покое. Но те, кто умеет считывать, все равно тебя обнаружат.