СТОП, МАШИНА! Тридцатилетние, сделавшие ставку на пиар и тиражи, обнаружили, что находятся не у кормушки, а у разбитого корыта. Оказалось, их даже нельзя назвать поколением. Они – аудитория: их замеряли, вычисляли и продавали. А они продавались. И их можно было просчитать. Но нефтедоллар, который тоже можно было продать и просчитать, слег с лихорадкой. Многое изменилось и в культуре, из которой десять лет строили машину по переработке людей в рейтинг.
МАШИНА СЛОМАЛАСЬ. А вместе с ней из времени выпали ее «рабочие», у которых кончилось топливо – легкие деньги и не осталось запасных деталей – настоящих идей. Мир, который они строили десять лет, оказался глянцевыми декорациями, – рабочие сцены разобрали его за год. Голая сцена выглядела неприглядно: все сфабрикованное лопнуло, все искусственное ушло. Но на сцене остались не хипстеры и не золотая молодежь, а романтики.
РОМАНТИКИ ЗНАЮТ, ЧТО ТАКОЕ ИДЕИ, И НЕ ПРИЗНАЮТ РЕЙТИНГОВ. Их сложно замерить, потому что их нельзя купить. Они не хотят нравиться и не гонятся за бюджетами и славой. Они делают свое дело, которое им никто не навязывал, они сами себе его придумали. Романтики знают, что труд круче, чем треп.
ПОКОЛЕНИЕ ДВАДЦАТИЛЕТНИХ ОТКАЗАЛОСЬ ОТ СИСТЕМЫ И ВЫБРАЛО СВОБОДУ. Привет 1960-м и оттепели! История повторяется, и идеалы возвращаются. Молодые любопытны и хотят учиться – они не согласны жертвовать принципами свободы ради машины. Эпоха рейтинга закончилась. Настала эпоха личности.
МУЗЫКАНТ ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО, ХУДОЖНИК ВЛАД МОНРО, ПИСАТЕЛЬ ИЛЬЯ СТОГОВ, КИНОПРОДЮСЕР ЕЛЕНА ЯЦУРА И ДИЗАЙНЕР ДАНИЛА ПОЛЯКОВ всегда выбирали себя, а не систему. У них много общего с новыми героями: они не предают свои идеалы и готовы за них бороться. Два поколения встретились, чтобы обсудить, как быть дальше. И пришли к выводу: дальше действовать будем мы!
МАШИНА СЛОМАЛАСЬ. А вместе с ней из времени выпали ее «рабочие», у которых кончилось топливо – легкие деньги и не осталось запасных деталей – настоящих идей. Мир, который они строили десять лет, оказался глянцевыми декорациями, – рабочие сцены разобрали его за год. Голая сцена выглядела неприглядно: все сфабрикованное лопнуло, все искусственное ушло. Но на сцене остались не хипстеры и не золотая молодежь, а романтики.
РОМАНТИКИ ЗНАЮТ, ЧТО ТАКОЕ ИДЕИ, И НЕ ПРИЗНАЮТ РЕЙТИНГОВ. Их сложно замерить, потому что их нельзя купить. Они не хотят нравиться и не гонятся за бюджетами и славой. Они делают свое дело, которое им никто не навязывал, они сами себе его придумали. Романтики знают, что труд круче, чем треп.
ПОКОЛЕНИЕ ДВАДЦАТИЛЕТНИХ ОТКАЗАЛОСЬ ОТ СИСТЕМЫ И ВЫБРАЛО СВОБОДУ. Привет 1960-м и оттепели! История повторяется, и идеалы возвращаются. Молодые любопытны и хотят учиться – они не согласны жертвовать принципами свободы ради машины. Эпоха рейтинга закончилась. Настала эпоха личности.
МУЗЫКАНТ ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО, ХУДОЖНИК ВЛАД МОНРО, ПИСАТЕЛЬ ИЛЬЯ СТОГОВ, КИНОПРОДЮСЕР ЕЛЕНА ЯЦУРА И ДИЗАЙНЕР ДАНИЛА ПОЛЯКОВ всегда выбирали себя, а не систему. У них много общего с новыми героями: они не предают свои идеалы и готовы за них бороться. Два поколения встретились, чтобы обсудить, как быть дальше. И пришли к выводу: дальше действовать будем мы!
Елена Яцура и Владислав Пастернак
Елена: Я помню ваш фильм «Высокие чувства». Как вы решились такое снять?
Владислав: Просто сценаристу нашей студии HHG попался рассказ Аркадия Арканова, написанный еще в 1960-е годы. Это текст о школьниках, которые разочаровываются в первой любви. Она его основательно переработала, переписала финал, и получилась новая история. Через год нам удалось запуститься, и когда короткометражка вышла, она стала брать призы на фестивалях по всем позициям: режиссура Леонида Пляскина, сценарий, операторская работа, актеры. «Чувства» довольно эпатажны, потому что в студенческих работах – а мы тогда еще были студентами Университета кино и телевидения – обычно не показывают секс и другие запретные темы. Но успех пришел, конечно, не из-за эпатажа, а из-за того, что в картине оказалось нечто, что наш учитель Сергей Сельянов называет «киновеществом». Высекли Божью искру.
Елена: Как Арканов отнесся к вашей версии?
Владислав: У него в рассказе последняя фраза: «Просто мне нравилась одна девочка». А у нас кино заканчивается сценой любви втроем. Он очень внимательно по смотрел и сказал: «Ну, можно трактовать и так». В общем, одобрил.
Елена: Вы фильм и в Канны возили?
Владислав: Через некоторое время мы поняли, что тема нравственного падения нами не закрыта, она только намечена в коротком метре. И решили снять полнометражную картину, в которой первый фильм станет одной из четырех новелл. Министерство культуры как раз проводило конкурс проектов, которые находятся в стадии разработки и могут представлять Россию на кинорынке, ежегодно проходящем в Каннах во время кинофестиваля. Нас отметили, и так мы оказались на этом кинофоруме. Но денег пока не нашли, сейчас это довольно трудно.
Елена: Ну, искать деньги на фильмы было тяжело всегда. Я стала заниматься этим делом в 1990-е, когда в российском кино рухнула даже видимость благополучия, потому что благополучия не было уже давно.
Владислав: Что вы имеете в виду?
Елена: У нас неправильно читают историю советского кино. В истории кинематографа было три революции: появление собственно фильмов, потом – звука, а потом – буквально одновременное появление в 1972–1974 годах долби-звука, мультиплекса и понятия «блокбастер». В СССР эту революцию просто просмотрели. К 1991 году мы отставали от мирового кинопроцесса на двадцать лет. И если говорить о выходе для вашего поколения, то он как раз в преодолении этого разрыва, который только увеличивается, в первую очередь в смысле образования. О чем говорить, если специальность «звукорежиссер» появилась во ВГИКе всего пять лет назад?
Владислав: Я согласен. Я в восторге от «Все умрут, а я останусь» Гай-Германики, но в вузах фильмы про девочек-гопниц не снимают. По-моему, во ВГИКе запрещают так снимать.
Елена: «Все умрут…» и другие наши хорошие фильмы – это, скажем так, счастливая случайность. Возьмем в качестве примера французскую киноиндустрию, одну из самых сильных. Почему она стала таковой? Потому что во французских школах есть предмет «киноведение». Потому что один из самых почетных призов Каннского кинофестиваля – приз Министерства образования Франции, и картина, которая его получит, будет показана в образовательных учреждениях. Потому что существует закон, по которому кинотеатр должен быть в зоне досягаемости для любого деревенского жителя, то есть на расстоянии не больше чем столько-то километров. Потому что есть программа, которая борется с коррупцией в деле выдачи грантов. Там поддерживают национальный кинематограф, и это огромная история, которая дает одну из лучших киношкол в мире. У нас ничего этого нет. Русские умудряются сводить политику в области кинематографа к вопросу, сколько государство даст под кино миллионов, триста или триста пятьдесят. Ваше поколение должно лоббировать создание системы. А то смотреть на международных кинофестивалях наши короткометражки после польских, немецких, французских – это просто позор.
Владислав: И с чего начинать?
Елена: Не стесняться быть по-настоящему крутыми. То есть признаваться, что вы чего-то не умеете: самый мощный сдерживающий рычаг – это непомерные амбиции. У нас есть три режиссера, которые могут снимать сложнопостановочные фильмы, – Федор Бондарчук, Тимур Бекмамбетов, Филипп Янковский, – и ни один никогда не стеснялся посоветоваться с оператором.
Владислав: У нас все хотят быть Тарковскими, хотя Тарковский жил позавчера. Сейчас уже поздно хотеть стать даже Ларсом фон Триером или Тони Скоттом. Надо понять, что мы будем жить завтра. Знаете, это очень заметно, что знание киноязыка у нас не соответствует европейскому уровню. Ведь можно снимать отличное недорогое кино на видео, но для этого надо понимать природу носителя. Мне очень понравился американский фильм «Район номер девять» Нила Бломкампа. Он снят на «цифру», но природа «цифры» использована по полной: фильм стилизован под телевизионный репортаж. А недавно я видел наш исторический фильм, снятый на мини-диви. Это смотрится ужасно, как театр на экране. Хотя мне кажется, те, кто сейчас хочет чему-то научиться, еще не знают чему.
Елена: Достаточно зайти на сайт киношколы при Калифорнийском университете, чтобы понять, как устроено лучшее в мире кинообразование. Этого – столько часов, того-то – столько часов.
Владислав: То есть вы рекомендуете учиться самостоятельно. Быть романтиками, а не машинами?
Елена: А машиной стать невозможно, системы-то нет. Нет розеток, куда можно вставить вилки. Так что выход один: быть романтиками.
досье
Владислав Пастернак
В активе двадцатисемилетнего создателя и генерального директора собственной кинокомпании HHG обласканный критикой и фестивальными жюри короткометражный фильм «Высокие чувства». В 2009 году проект полнометражной версии этой картины был выбран Министерством культуры РФ для презентации на Каннском кинорынке.
Елена Яцура
На счету Елены, входящей в тройку самых успешных российских кинопродюсеров, такие громкие релизы последнего десятилетия, как «Девятая рота» Федора Бондарчука, «В движении» Филиппа Янковского, «Богиня: как я полюбила» Ренаты Литвиновой. Вместе с тем Яцуру отличает особое внимание к талантливой молодежи, которое она объясняет фундаментальным кадровым кризисом в кинематографе: второй год подряд Елена заседает в жюри Петербургского молодежного кинофестиваля.
Елена: Я помню ваш фильм «Высокие чувства». Как вы решились такое снять?
Владислав: Просто сценаристу нашей студии HHG попался рассказ Аркадия Арканова, написанный еще в 1960-е годы. Это текст о школьниках, которые разочаровываются в первой любви. Она его основательно переработала, переписала финал, и получилась новая история. Через год нам удалось запуститься, и когда короткометражка вышла, она стала брать призы на фестивалях по всем позициям: режиссура Леонида Пляскина, сценарий, операторская работа, актеры. «Чувства» довольно эпатажны, потому что в студенческих работах – а мы тогда еще были студентами Университета кино и телевидения – обычно не показывают секс и другие запретные темы. Но успех пришел, конечно, не из-за эпатажа, а из-за того, что в картине оказалось нечто, что наш учитель Сергей Сельянов называет «киновеществом». Высекли Божью искру.
Елена: Как Арканов отнесся к вашей версии?
Владислав: У него в рассказе последняя фраза: «Просто мне нравилась одна девочка». А у нас кино заканчивается сценой любви втроем. Он очень внимательно по смотрел и сказал: «Ну, можно трактовать и так». В общем, одобрил.
Елена: Вы фильм и в Канны возили?
Владислав: Через некоторое время мы поняли, что тема нравственного падения нами не закрыта, она только намечена в коротком метре. И решили снять полнометражную картину, в которой первый фильм станет одной из четырех новелл. Министерство культуры как раз проводило конкурс проектов, которые находятся в стадии разработки и могут представлять Россию на кинорынке, ежегодно проходящем в Каннах во время кинофестиваля. Нас отметили, и так мы оказались на этом кинофоруме. Но денег пока не нашли, сейчас это довольно трудно.
Елена: Ну, искать деньги на фильмы было тяжело всегда. Я стала заниматься этим делом в 1990-е, когда в российском кино рухнула даже видимость благополучия, потому что благополучия не было уже давно.
Владислав: Что вы имеете в виду?
Елена: У нас неправильно читают историю советского кино. В истории кинематографа было три революции: появление собственно фильмов, потом – звука, а потом – буквально одновременное появление в 1972–1974 годах долби-звука, мультиплекса и понятия «блокбастер». В СССР эту революцию просто просмотрели. К 1991 году мы отставали от мирового кинопроцесса на двадцать лет. И если говорить о выходе для вашего поколения, то он как раз в преодолении этого разрыва, который только увеличивается, в первую очередь в смысле образования. О чем говорить, если специальность «звукорежиссер» появилась во ВГИКе всего пять лет назад?
Владислав: Я согласен. Я в восторге от «Все умрут, а я останусь» Гай-Германики, но в вузах фильмы про девочек-гопниц не снимают. По-моему, во ВГИКе запрещают так снимать.
Елена: «Все умрут…» и другие наши хорошие фильмы – это, скажем так, счастливая случайность. Возьмем в качестве примера французскую киноиндустрию, одну из самых сильных. Почему она стала таковой? Потому что во французских школах есть предмет «киноведение». Потому что один из самых почетных призов Каннского кинофестиваля – приз Министерства образования Франции, и картина, которая его получит, будет показана в образовательных учреждениях. Потому что существует закон, по которому кинотеатр должен быть в зоне досягаемости для любого деревенского жителя, то есть на расстоянии не больше чем столько-то километров. Потому что есть программа, которая борется с коррупцией в деле выдачи грантов. Там поддерживают национальный кинематограф, и это огромная история, которая дает одну из лучших киношкол в мире. У нас ничего этого нет. Русские умудряются сводить политику в области кинематографа к вопросу, сколько государство даст под кино миллионов, триста или триста пятьдесят. Ваше поколение должно лоббировать создание системы. А то смотреть на международных кинофестивалях наши короткометражки после польских, немецких, французских – это просто позор.
Владислав: И с чего начинать?
Елена: Не стесняться быть по-настоящему крутыми. То есть признаваться, что вы чего-то не умеете: самый мощный сдерживающий рычаг – это непомерные амбиции. У нас есть три режиссера, которые могут снимать сложнопостановочные фильмы, – Федор Бондарчук, Тимур Бекмамбетов, Филипп Янковский, – и ни один никогда не стеснялся посоветоваться с оператором.
Владислав: У нас все хотят быть Тарковскими, хотя Тарковский жил позавчера. Сейчас уже поздно хотеть стать даже Ларсом фон Триером или Тони Скоттом. Надо понять, что мы будем жить завтра. Знаете, это очень заметно, что знание киноязыка у нас не соответствует европейскому уровню. Ведь можно снимать отличное недорогое кино на видео, но для этого надо понимать природу носителя. Мне очень понравился американский фильм «Район номер девять» Нила Бломкампа. Он снят на «цифру», но природа «цифры» использована по полной: фильм стилизован под телевизионный репортаж. А недавно я видел наш исторический фильм, снятый на мини-диви. Это смотрится ужасно, как театр на экране. Хотя мне кажется, те, кто сейчас хочет чему-то научиться, еще не знают чему.
Елена: Достаточно зайти на сайт киношколы при Калифорнийском университете, чтобы понять, как устроено лучшее в мире кинообразование. Этого – столько часов, того-то – столько часов.
Владислав: То есть вы рекомендуете учиться самостоятельно. Быть романтиками, а не машинами?
Елена: А машиной стать невозможно, системы-то нет. Нет розеток, куда можно вставить вилки. Так что выход один: быть романтиками.
досье
Владислав Пастернак
В активе двадцатисемилетнего создателя и генерального директора собственной кинокомпании HHG обласканный критикой и фестивальными жюри короткометражный фильм «Высокие чувства». В 2009 году проект полнометражной версии этой картины был выбран Министерством культуры РФ для презентации на Каннском кинорынке.
Елена Яцура
На счету Елены, входящей в тройку самых успешных российских кинопродюсеров, такие громкие релизы последнего десятилетия, как «Девятая рота» Федора Бондарчука, «В движении» Филиппа Янковского, «Богиня: как я полюбила» Ренаты Литвиновой. Вместе с тем Яцуру отличает особое внимание к талантливой молодежи, которое она объясняет фундаментальным кадровым кризисом в кинематографе: второй год подряд Елена заседает в жюри Петербургского молодежного кинофестиваля.
Комментарии (0)