Она читает со сцены плавным тягучим голосом. И от ее стихов, и от ее голоса – не оторваться. Ее называют «поэт эстрады» – как и ее коллег-шестидесятников Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко. Белла Ахатовна отмечала свое семидесятилетие в Александринском театре. И на ее авторском вечере был аншлаг.
Каково было первое впечатление по прибытии в Петербург?
Первое впечатление было весьма благоприятным. Благодаря Жанне Олеговне Андреевой, преподавателю Педагогического колледжа, на перроне меня встретила россыпь прелестных молодых девушек- старшеклассниц. Был ранний час, и мне было приятно, что милые просвещенные дети позаботились с цветочками встретить меня. Это, разумеется, совершенно искренний, но отчасти и косвенный привет. Потому что они любят поэзию вообще, любят литературу, хорошо знают Пушкина. И мне перепала часть их любви.
Полный зал на вашем юбилейном вечере в Александринском театре говорит о том, что интеллигенция по-прежнему очень активна. У вас были ожидания на этот счет, может быть, тревожные?
Для меня Ленинград-Петербург очень много значит, и он мне словно посылает ответное чувство. Я не однажды здесь выступала. Конечно, выступление в столь знаменитом, великом театре обязывает к особому поведению, особому звучанию голоса. И люди в зале как будто не дышали, мне это было заметно. Вы сказали об интеллигенции, да, безусловно, это так. Но вчера мы зашли в очень простую столовую, назовем ее прямо забегаловкой. И вот, ко мне подошла официантка, совсем простая женщина. Но как она со мной говорила! Я только стояла и слушала. Она не могла прийти на концерт. Работает по двенадцать часов и, думаю, горестно живет. А как говорила, Боже!
Прелюдию к вашему вечеру исполнил пианист Алексей Гориболь. Он сыграл Таривердиева. Выбор музыки и исполнителя подсказан вашим особенным отношением к ним?
Я с давних пор считала Алексея Гориболя своим младшим, верным другом и необыкновенно одаренным человеком. К музыке у меня сложное отношение. Потому, что многие люди воспринимают ее как божественное, как утешение, эйфорию. Ну, конечно, она – драгоценность, которая одаряет. Но музыка и терзает. А милый и прекрасный Микаэл Таривердиев, он сам по своему усмотрению на какие-то мои стихи писал романсы. Но у него были и другие, не связанные со мной, сочинения, которые гораздо, наверное, значительнее. Один романс стал по-настоящему знаменит. Благодаря Эльдару Рязанову и Алле Борисовне Пугачевой, которая прекрасно исполняет его («Мне нравится, что вы больны не мной» – на стихи Марины Цветаевой. – Прим. ред.).
Прекрасные стихи о Петербурге звучат в фильме «Достояние республики».
Я их никогда не печатала, это я на заказ писала. А музыка Крылатова. Мне нравится, что Андрей Миронов, с которым мы много лет дружили, полюбил эти стихи, в фильме он их поет: «Hе знаю я – известно ли вам, что я бродил по городам и не имел пристанища и крова, но возвращался, как домой, в простор меж небом и Hевой. Hе дай мне Бог, не дай мне Бог, не дай мне Бог другого». В эти слова было вложено подлинное чувство, но вообще это заказные стихи. Хотелось угодить и Андрею, и создателям фильма.
По вашему выражению, Петербург способен «причинять вдохновение». Имеется в виду момент страдания, какой-то очистительной скорби?
Можно и так думать, но слово обширно. Если я скажу, что хочу причинить вам радость, то я не сделаю ошибки. А поскольку в Петербурге это еще и связано с некоторой болью очень сильного восприятия воздуха, города, то мое слово справедливо. Это он способен сделать.
Вы – член исполкома Российского ПЕН-центра, почетный член многих организаций. Какой из общественно значимых проектов с вашим участием вам наиболее дорог?
Да, мне однажды это помогло, представьте. Это было давно, несколько лет назад. Замечательный, трагический петербургский поэт, тогда еще ленинградский, Олег Григорьев, сидел в «Крестах». В конце восьмидесятых годов его судили по статье «за тунеядство». Тогда я написала, что как член ПЕН-клуба я обязана, имею непререкаемый долг заступаться за тех, кто подвергается оскорблениям и преследованиям. Но поскольку я была слабым защитником, то отправила телеграммы Евгению Евтушенко и Андрею Вознесенскому с просьбой сделать то же самое в адрес суда. И они откликнулись и тоже прислали свои обращения. Олег Григорьев отказался от другой защиты, кроме той, которую мы предоставили.
За что выступало поколение поэтов-шестидесятников?
Всякое поколение страшно разнообразно. Один в лагере сидит, другой его охраняет. Они тоже «шестидесятники». Или, например, я на сцене в Лужниках стою, а Иосиф Бродский был в архангельской ссылке.
Как чувствует себя ваша лирическая героиня в двадцать первом веке?
Лирическая моя героиня, она происхождения более раннего даже, чем двадцатый век. Вот все это, что я люблю, старинный слог, это же не просто шуточки. У меня всегда действуют какие-то старинные образы, господа… Так что лирическая героиня не то чтобы проснулась, открыла календарь и давай жить, соблюдая нынешние денечки. Я родилась в Москве, будем считать, что это не самый печальный случай. Конечно, родина моя здесь. Но все-таки я тоскую по родине так же, как Бунин, как Набоков. Потому, что я росла, а потом заметила, что мне что-то подменили. Что-то говорят не так и поступают не так. Мысль о пылкой, насущной современности, она мелка, понимаете? Нет, это важно для того, кто изобретает новый пылесос. Но я же – нет.
Ваш образ словно нарисован тушью. Это траур по Серебряному веку?
Если бы я имела в виду черный цвет только как траурный цвет, мне бы из него не вылезать. Черный цвет я люблю как наиболее скромный костюм для меня. Но я иногда переодеваюсь.
Комментарии (0)