Белкин: Дико рад тебя видеть!
Хвостенко: Толенька, взаимно.
Белкин: Ты живой?
Хвостенко: Жив, как видишь.
Белкин: И я жив, я вчера все-таки по-молодежному дал…
Хвостенко: Прекрасно, а мне не удалось, я вчера репетировал.
Белкин: Да, ты же рабочий человек, а мы 100%-ная богема.
Хвостенко: Да такая же богема, как и ты.
Белкин: Ты помнишь, когда я пришел на вашу "Парижскую" фабрику, где прошел через 400 метров всякой краски и мазки на холстах, а потом вдруг увидел стерильное пространство. Я сразу понял, что тут работают. Тебя не было, но были твои работы, где они? Очень хорошие работы там были.
Хвостенко: Так они сохранились. Они в Париже хранятся, и выставить я их планирую. И в России выставить планирую. В мои планы входит сделать здесь большую выставку.
Белкин: А ты придумал где?
Хвостенко: Да нет еще.
Белкин: Давай сделаем.
Хвостенко: Давай, давай попытаемся организовать сами.
Белкин: Ты же такой таинственный, ты же книжник, художник – хороший очень на мой взгляд. Давай сделаем чего-нибудь.
Хвостенко: Давай.
Белкин: Может быть, поговорим с Сашей Боровским в Русском…
Хвостенко: Да, я не против.
Белкин: А сколько у тебя работ?
Хвостенко: Да работ я могу набрать сколько хочешь. У меня есть в Париже работы. В Нью-Йорке у меня большая выставка, которую можно забрать оттуда. В общем, работ достаточно, хватит на большую выставку, серьезную.
Белкин: А ты Лонского видел?
Хвостенко: Нет, Лонского пока не видел. Я видел его в последний раз в Иерусалиме.
Белкин: Он все бросил и живет сейчас здесь.
Хвостенко: Я знаю, мне говорили.
Белкин: Он очень хочет к тебе на концерт.
Хвостенко: Да, ну я надеюсь, что он придет.
Белкин: Слушай, а что ты выпиваешь, водочку?
Хвостенко: Нет, я пью только красное вино. Крепких напитков не пью совершенно.
Белкин: А пивко пьешь?
Хвостенко: И пиво не пью, только красное вино.
Белкин: А какое?
Хвостенко: Французское, молдавское здесь пью.
Белкин: У тебя нет изжоги?
Хвостенко: Нет.
Белкин: У тебя вообще не было изжоги?
Хвостенко: Была, ну у меня же было прободение язвы, мне делали 5 операций…
Белкин: Так тебе нельзя вина!
Хвостенко: Можно, наоборот, даже нужно.
Белкин: А мне тогда что нужно?
Хвостенко: Не знаю…
Белкин: У меня изжога дикая.
Хвостенко: У тебя не было операции, тебе не делали язву?
Белкин: Нет, мне когда-то, видимо, извлекли философский камень, но я не заметил этого. Такой – с голубиное яичко!
Хвостенко: У тебя, наверное, язва или гастрит, ты полечись.
Белкин: Я, когда мне уже худо делается, начинаю жевать кашку и прихожу в себя. Но изжога, в 3 часа ночи начинается дикая изжога. Спасаюсь только тем, что пью, как старичок, "Ессентуки". Здесь, гениально совершенно, ночью врываюсь в "24 часа" и кричу с порога... а там алкаш, знаешь, такой хороший, что-то берет, чекушечку, а я кричу с порога: "У вас “Ессентуки №17” есть?" – "Есть, есть, молодой человек!" – А этот алкаш положил чекушечку, посмотрел и говорит: "С вашим заболеванием “Ессентуки” надо пить теплыми". А потом мне Галка сказала в Берлине: беременные спасаются – надо пожевать шесть-
семь крупинок гречневой каши.
Я думал, что все это полная фигня. А оказалось, это чудодейственно, не гречневая каша – феномен! Как ты можешь пить красное вино? Я тоже люблю, но…
Хвостенко: Слушай, ну я прожил 27 лет в Париже. А во Франции пьют все-таки красное вино. Я научился этому. Я поначалу пил и водку и спирт.
Белкин: Да, ну уж, что ты пил, чего мы только не пили.
Хвостенко: Ну, чего я только не пил… А вот привык к красному вину и обожаю его пить, и с большим удовольствием. Оно подогревает кровь.
Белкин: То есть оно кроветворящее все-таки?
Хвостенко: Кроветворящее, да. Поэтому это целительное средство, особенно для старых людей.
Белкин: В общем, любой магазин, где вино, можно считать аптекой.
Хвостенко: Да.
Белкин: Сколько ты будешь здесь?
Хвостенко: В Питере я буду до конца апреля. Потом, в мае, я еще буду в Москве. И с концертами разъезжать по разным городам потом… В Киеве я буду.
Белкин: Ну тебя все ждут. Глухая слава преследует.
Хвостенко: Да, глухая слава преследует, да.
Белкин: Хорошо выглядишь, слава тебе Господи.
Хвостенко: Ну да, 63 года все-таки брякнуло.
Белкин: 63? Ну, ты знаешь, если уж нам рано не удалось, то теперь нам надо бесконечно стараться выпивать.
Хвостенко: Ну да, примерно так сейчас и есть.
Белкин: Дико рад тебя видеть!
Хвостенко: Толенька, взаимно.
Белкин: Ты живой?
Хвостенко: Жив, как видишь.
Белкин: И я жив, я вчера все-таки по-молодежному дал…
Хвостенко: Прекрасно, а мне не удалось, я вчера репетировал.
Белкин: Да, ты же рабочий человек, а мы 100%-ная богема.
Хвостенко: Да такая же богема, как и ты.
Белкин: Ты помнишь, когда я пришел на вашу "Парижскую" фабрику, где прошел через 400 метров всякой краски и мазки на холстах, а потом вдруг увидел стерильное пространство. Я сразу понял, что тут работают. Тебя не было, но были твои работы, где они? Очень хорошие работы там были.
Хвостенко: Так они сохранились. Они в Париже хранятся, и выставить я их планирую. И в России выставить планирую. В мои планы входит сделать здесь большую выставку.
Белкин: А ты придумал где?
Хвостенко: Да нет еще.
Белкин: Давай сделаем.
Хвостенко: Давай, давай попытаемся организовать сами.
Белкин: Ты же такой таинственный, ты же книжник, художник – хороший очень на мой взгляд. Давай сделаем чего-нибудь.
Хвостенко: Давай.
Белкин: Может быть, поговорим с Сашей Боровским в Русском…
Хвостенко: Да, я не против.
Белкин: А сколько у тебя работ?
Хвостенко: Да работ я могу набрать сколько хочешь. У меня есть в Париже работы. В Нью-Йорке у меня большая выставка, которую можно забрать оттуда. В общем, работ достаточно, хватит на большую выставку, серьезную.
Белкин: А ты Лонского видел?
Хвостенко: Нет, Лонского пока не видел. Я видел его в последний раз в Иерусалиме.
Белкин: Он все бросил и живет сейчас здесь.
Хвостенко: Я знаю, мне говорили.
Белкин: Он очень хочет к тебе на концерт.
Хвостенко: Да, ну я надеюсь, что он придет.
Белкин: Слушай, а что ты выпиваешь, водочку?
Хвостенко: Нет, я пью только красное вино. Крепких напитков не пью совершенно.
Белкин: А пивко пьешь?
Хвостенко: И пиво не пью, только красное вино.
Белкин: А какое?
Хвостенко: Французское, молдавское здесь пью.
Белкин: У тебя нет изжоги?
Хвостенко: Нет.
Белкин: У тебя вообще не было изжоги?
Хвостенко: Была, ну у меня же было прободение язвы, мне делали 5 операций…
Белкин: Так тебе нельзя вина!
Хвостенко: Можно, наоборот, даже нужно.
Белкин: А мне тогда что нужно?
Хвостенко: Не знаю…
Белкин: У меня изжога дикая.
Хвостенко: У тебя не было операции, тебе не делали язву?
Белкин: Нет, мне когда-то, видимо, извлекли философский камень, но я не заметил этого. Такой – с голубиное яичко!
Хвостенко: У тебя, наверное, язва или гастрит, ты полечись.
Белкин: Я, когда мне уже худо делается, начинаю жевать кашку и прихожу в себя. Но изжога, в 3 часа ночи начинается дикая изжога. Спасаюсь только тем, что пью, как старичок, "Ессентуки". Здесь, гениально совершенно, ночью врываюсь в "24 часа" и кричу с порога... а там алкаш, знаешь, такой хороший, что-то берет, чекушечку, а я кричу с порога: "У вас “Ессентуки №17” есть?" – "Есть, есть, молодой человек!" – А этот алкаш положил чекушечку, посмотрел и говорит: "С вашим заболеванием “Ессентуки” надо пить теплыми". А потом мне Галка сказала в Берлине: беременные спасаются – надо пожевать шесть-
семь крупинок гречневой каши.
Я думал, что все это полная фигня. А оказалось, это чудодейственно, не гречневая каша – феномен! Как ты можешь пить красное вино? Я тоже люблю, но…
Хвостенко: Слушай, ну я прожил 27 лет в Париже. А во Франции пьют все-таки красное вино. Я научился этому. Я поначалу пил и водку и спирт.
Белкин: Да, ну уж, что ты пил, чего мы только не пили.
Хвостенко: Ну, чего я только не пил… А вот привык к красному вину и обожаю его пить, и с большим удовольствием. Оно подогревает кровь.
Белкин: То есть оно кроветворящее все-таки?
Хвостенко: Кроветворящее, да. Поэтому это целительное средство, особенно для старых людей.
Белкин: В общем, любой магазин, где вино, можно считать аптекой.
Хвостенко: Да.
Белкин: Сколько ты будешь здесь?
Хвостенко: В Питере я буду до конца апреля. Потом, в мае, я еще буду в Москве. И с концертами разъезжать по разным городам потом… В Киеве я буду.
Белкин: Ну тебя все ждут. Глухая слава преследует.
Хвостенко: Да, глухая слава преследует, да.
Белкин: Хорошо выглядишь, слава тебе Господи.
Хвостенко: Ну да, 63 года все-таки брякнуло.
Белкин: 63? Ну, ты знаешь, если уж нам рано не удалось, то теперь нам надо бесконечно стараться выпивать.
Хвостенко: Ну да, примерно так сейчас и есть.
Комментарии (0)