Загород нынче пишется слитно – это выдох: вырвались! Слишком уж загрузили нас юбилейным, по самую макушку. Релаксация, психотерапия – птички, цветочки, пригороды, заграницы, – глядишь, само пройдет. А вот что брать с собой загород – в гамак, в самолет, в поезд? То-то и оно…
Сам я взял книжку Татьяны Москвиной "Похвала плохому шоколаду". Собственно, никаких сюрпризов – уже давно рекламный "Пульс" беру в ближнем кафе единственно ради ее колонок. Ну разве что еще Мишу Трофименкова прочту – про кино. Пишет Москвина отменно тонко и умно. И смешно – причем не комикуя и не острословя. Просто она выбрала безупречно верную позицию – позицию человека нормы, здравого смысла, разумного проживания жизни. Москвину-колумниста занимают дела, что называется, житейские. Это тебе не Славой Жижек какой-нибудь, не "Возвышенный объект идеологии": жировки да вынос мусора, и кто ворует, и справится ли с городом новая начальственная дама. Квартирный вопрос! Но и на солженицынские "Двести лет вместе" она реагирует как на квартирно-коммунальный вопрос – как бы снимает показания счетчика, проверяет график уборки отхожего места.
Любая либеральная экзальтация выглядела бы нестерпимо пошло, а тут ответ гуманно-житейский: ну ошибся уважаемый старец в счете, с кем не бывает, заслуги-то его помним, только вот ответственным съемщиком в многонациональной квартире выбирать его не будем. Доверие уже не то! Сама Москвина отменно точно нашла, как сейчас говорят, формат общения со зрителем. Формат доверия! Природное чутье интеллигентной жительницы не самого счастливого для интеллигенции города на государственное и корпоративное вранье, на фальшь и лицемерие. Вежливое такое недоумение, да интонация удивления существующим положением дел, да обращение с читателями как с людьми вменяемыми и рассудительными – только и всего, а как действенно!
Нет, и пульсовские статьи давно пора собрать в книжку, читаются взахлеб. В "Похвале плохому шоколаду" собраны статьи большей частью "про искусство" – пусть и массовое, транслированное, горячо обсуждаемое у телевизоров. То есть Москвиной никак не скрыть, что она не только налогоплательщик, горожанка и мать (хотя в самом начале все это подробно и даже торжественно прописано), но и высококлассный, высокопрофессиональный критик. По основной специальности – театральный. С удивительным даром чувствовать не только сцену, но и зал. Публику. Ее умосостояние. Наверное, поэтому ей и удается сохранить это редчайшее умение связать дело проживания жизни с делом продвижения искусства. И не отвращать свои взоры от тех, кто раздражает первым, но все-таки тянет и второе (ее "михалковский" эпос). И не давать спуску тем, кому упоительное продвижение собственной жизни напрочь застит интересы искусства (ее "Венценосная семья"). Словом, искренне советую – книгу в руки, да и загород.
Одновременно с "Плохим шоколадом" и в том же формате вышла в свет книга литературных фельетонов Виктора Топорова "Похороны Гулливера в стране лилипутов" (главный редактор "ЛИМБУС ПРЕСС", он и был, верно, инициатором хорошо задуманной серии). Тоже, скажу вам, занимательное чтение. Топоров критик зубастый и напористый, в эпоху принципиально безоценочных, игровых критических практик – действительно редкий, реликтовый экземпляр. В некоторых своих вещах он чудо как хорош. Взять хотя бы статьи, в которых выцеливает реально существующие стагнационные литературные ситуации ("Похороны Голливуда", "Игра в классики", "Институт литературного вдовства") или своеобразные антинекрологи-приговоры популярным в свое время писателям ("Гибель Нагибина"), которые читать горько, но и оспаривать было бы еще горше. Или социокультурный анализ постсоветской детективной макулатуры – блеск!
Правда, есть и другое. Когда литературная порка выглядит слишком уж показательной. Ниспровержение авторитетов, бичевание литературных нравов, игровое литературное хулиганство становится как бы амплуа. Вплоть до некоторого, страшно сказать, самолюбования – "нет второго Топорова". Дескать, мы-то с вами понимаем, кто здесь Гулливер… А вот у меня, например, возникают ужасные сомнения: а что если они не всегда для литературной пользы, эти топоровские экзекуции, может это, неровен час, какая-то сублимация? Иначе – чего ради столько сил отдавать бичеванию скромных ленинградских литературных пенсионеров? Тем более, что и вкус, испытанное оружие Топорова, вдруг дает сбой: "Александр Кушнер выбил из городского правительства деньги на издание собственного однотомника <…>. Но с уже практически готовым однотомником (сорок печатных листиков!) категорически отказываются "работать" даже в Доме книги<…>".
Что-то мне эти листики напоминают... Да-да, разговор адвоката с князем Нехлюдо- вым: "У, какие шельмы эти толстосумы! – сказал он. – Видели этого молодца? У него миллионов двенадцать капитала. А говорит: пущает. Ну, а если только может вытянуть у вас двадцатирублевый билет, – зубами вырвет. "Он говорит "пущает", а ты говоришь "двадцатипятирублевый билет", – думал между тем Нехлюдов<…>".
Такие вот дела. А все-таки возьмите с собой "Похороны Гулливера…", – поучительная книжка. И в литературном, и в человеческом плане.
А вот все, связанное с "Национальным бестселлером", я брать загород категорически не советую. Говорят, это тоже в известной степени топоровское детище: идеология, дескать, доподлинно его – взорвать литературный истэблишмент, изничтожить любой ценой. Вплоть до, как изъясняются постмодернистские философы, "валоризации профанного". Не знаю, сам, слава богу, не литературный критик, человек со стороны, загород вот собрался. Помнится только, что валоризировать – это придать статус, признать как бы ценным. Профанное – это когда совсем уж ни в какие ворота, попросту говоря. Вот "нацбест" и отмечает премией продукцию неудобоваримую, из рук вон трэшевую. Для вас, например, Проханов и не литература вовсе, а так, камлание с политическим истерическим подвывом, – а вот мы его вам в пику валоризнем. Введем в тусовку.
Или вот бедную Денежкину, как бедную Лизу, соблазним и заставим броситься в литературный поток. Что с того, что плавать совсем не умеет, – нацбестовскому литератору вовсе не надо уметь писать. И литературу, так сказать, историю вопроса знать ненадобно. Вот и вялый, какой-то натужно-чернушный "Мой-Мой" Яременко-Толстого, бледная копия давнишнего лимоновского романа, тоже на премию выдвигался. Как будто бедного Эдички, тоже достаточно противного, но хотя бы неоспоримо живого, и не существовало.
А "Голово(ломка)" Гарроса/Евдокимова, – не верится, что присудители премии настолько не читали весь огромный, тридцатилетие развивающийся массив мировой антикорпоративной литературы, что этот насквозь головной, вымученный виртуальный противуофисный бунтик молодых рижан посчитали открытием. Да нет, все они читали, эти присудители. Тут своя стратегия. Вот понять бы – какая?
Я помню у нас только два серьезных проекта, концептуально апроприировавших культурный и политический трэш. Это достаточно полемичные, но глубоко отрефлексированные проекты С. Курехина и Т. Новикова. В обоих случаях эта апроприация (по сути дела – утилизация) про- водилась ради серьезных и эстетически значимых целей. Здесь я этих общезначимых поводов не улавливаю. Может, конечно, подслеповат. Ну в самом деле, в чем смысл-то этого кукловодства, возни с заведомо бесперспективным в литературном отношении, годным только к разовому использованию материалом? Встряхнуть литературный истэблишмент? Чем хуже, тем, вестимо, лучше? Мелковато, да и по-детски как-то. Покрасоваться перед радикальной молодежью? Покомандирствовать? Что ж, дело почтенное, еще пожилой Сартр молодился и заигрывал со школярами, и Фуко в черной коже сигал на мотоцикле и тусовался по молодежным барам. Только, мыслю, и это повод малый.
Что-то, верно, за этим еще стоит. Неужто опять сублимация какая? Не будем всем этим грузиться, право слово. Лучше возьмите с собой еще детективы Джеймса Паттерсона. "Целовать девушек", "Кошки-мышки", что- то там еще. Никакого литературного политиканства, все всерьез, без дураков. Отличные вещи про уродов и людей. То есть про маньяков и мудрого чернокожего сыщика, по совместительству психолога. Который всех выводит на чистую воду. Нам бы такого.
И – загород.
Сам я взял книжку Татьяны Москвиной "Похвала плохому шоколаду". Собственно, никаких сюрпризов – уже давно рекламный "Пульс" беру в ближнем кафе единственно ради ее колонок. Ну разве что еще Мишу Трофименкова прочту – про кино. Пишет Москвина отменно тонко и умно. И смешно – причем не комикуя и не острословя. Просто она выбрала безупречно верную позицию – позицию человека нормы, здравого смысла, разумного проживания жизни. Москвину-колумниста занимают дела, что называется, житейские. Это тебе не Славой Жижек какой-нибудь, не "Возвышенный объект идеологии": жировки да вынос мусора, и кто ворует, и справится ли с городом новая начальственная дама. Квартирный вопрос! Но и на солженицынские "Двести лет вместе" она реагирует как на квартирно-коммунальный вопрос – как бы снимает показания счетчика, проверяет график уборки отхожего места.
Любая либеральная экзальтация выглядела бы нестерпимо пошло, а тут ответ гуманно-житейский: ну ошибся уважаемый старец в счете, с кем не бывает, заслуги-то его помним, только вот ответственным съемщиком в многонациональной квартире выбирать его не будем. Доверие уже не то! Сама Москвина отменно точно нашла, как сейчас говорят, формат общения со зрителем. Формат доверия! Природное чутье интеллигентной жительницы не самого счастливого для интеллигенции города на государственное и корпоративное вранье, на фальшь и лицемерие. Вежливое такое недоумение, да интонация удивления существующим положением дел, да обращение с читателями как с людьми вменяемыми и рассудительными – только и всего, а как действенно!
Нет, и пульсовские статьи давно пора собрать в книжку, читаются взахлеб. В "Похвале плохому шоколаду" собраны статьи большей частью "про искусство" – пусть и массовое, транслированное, горячо обсуждаемое у телевизоров. То есть Москвиной никак не скрыть, что она не только налогоплательщик, горожанка и мать (хотя в самом начале все это подробно и даже торжественно прописано), но и высококлассный, высокопрофессиональный критик. По основной специальности – театральный. С удивительным даром чувствовать не только сцену, но и зал. Публику. Ее умосостояние. Наверное, поэтому ей и удается сохранить это редчайшее умение связать дело проживания жизни с делом продвижения искусства. И не отвращать свои взоры от тех, кто раздражает первым, но все-таки тянет и второе (ее "михалковский" эпос). И не давать спуску тем, кому упоительное продвижение собственной жизни напрочь застит интересы искусства (ее "Венценосная семья"). Словом, искренне советую – книгу в руки, да и загород.
Одновременно с "Плохим шоколадом" и в том же формате вышла в свет книга литературных фельетонов Виктора Топорова "Похороны Гулливера в стране лилипутов" (главный редактор "ЛИМБУС ПРЕСС", он и был, верно, инициатором хорошо задуманной серии). Тоже, скажу вам, занимательное чтение. Топоров критик зубастый и напористый, в эпоху принципиально безоценочных, игровых критических практик – действительно редкий, реликтовый экземпляр. В некоторых своих вещах он чудо как хорош. Взять хотя бы статьи, в которых выцеливает реально существующие стагнационные литературные ситуации ("Похороны Голливуда", "Игра в классики", "Институт литературного вдовства") или своеобразные антинекрологи-приговоры популярным в свое время писателям ("Гибель Нагибина"), которые читать горько, но и оспаривать было бы еще горше. Или социокультурный анализ постсоветской детективной макулатуры – блеск!
Правда, есть и другое. Когда литературная порка выглядит слишком уж показательной. Ниспровержение авторитетов, бичевание литературных нравов, игровое литературное хулиганство становится как бы амплуа. Вплоть до некоторого, страшно сказать, самолюбования – "нет второго Топорова". Дескать, мы-то с вами понимаем, кто здесь Гулливер… А вот у меня, например, возникают ужасные сомнения: а что если они не всегда для литературной пользы, эти топоровские экзекуции, может это, неровен час, какая-то сублимация? Иначе – чего ради столько сил отдавать бичеванию скромных ленинградских литературных пенсионеров? Тем более, что и вкус, испытанное оружие Топорова, вдруг дает сбой: "Александр Кушнер выбил из городского правительства деньги на издание собственного однотомника <…>. Но с уже практически готовым однотомником (сорок печатных листиков!) категорически отказываются "работать" даже в Доме книги<…>".
Что-то мне эти листики напоминают... Да-да, разговор адвоката с князем Нехлюдо- вым: "У, какие шельмы эти толстосумы! – сказал он. – Видели этого молодца? У него миллионов двенадцать капитала. А говорит: пущает. Ну, а если только может вытянуть у вас двадцатирублевый билет, – зубами вырвет. "Он говорит "пущает", а ты говоришь "двадцатипятирублевый билет", – думал между тем Нехлюдов<…>".
Такие вот дела. А все-таки возьмите с собой "Похороны Гулливера…", – поучительная книжка. И в литературном, и в человеческом плане.
А вот все, связанное с "Национальным бестселлером", я брать загород категорически не советую. Говорят, это тоже в известной степени топоровское детище: идеология, дескать, доподлинно его – взорвать литературный истэблишмент, изничтожить любой ценой. Вплоть до, как изъясняются постмодернистские философы, "валоризации профанного". Не знаю, сам, слава богу, не литературный критик, человек со стороны, загород вот собрался. Помнится только, что валоризировать – это придать статус, признать как бы ценным. Профанное – это когда совсем уж ни в какие ворота, попросту говоря. Вот "нацбест" и отмечает премией продукцию неудобоваримую, из рук вон трэшевую. Для вас, например, Проханов и не литература вовсе, а так, камлание с политическим истерическим подвывом, – а вот мы его вам в пику валоризнем. Введем в тусовку.
Или вот бедную Денежкину, как бедную Лизу, соблазним и заставим броситься в литературный поток. Что с того, что плавать совсем не умеет, – нацбестовскому литератору вовсе не надо уметь писать. И литературу, так сказать, историю вопроса знать ненадобно. Вот и вялый, какой-то натужно-чернушный "Мой-Мой" Яременко-Толстого, бледная копия давнишнего лимоновского романа, тоже на премию выдвигался. Как будто бедного Эдички, тоже достаточно противного, но хотя бы неоспоримо живого, и не существовало.
А "Голово(ломка)" Гарроса/Евдокимова, – не верится, что присудители премии настолько не читали весь огромный, тридцатилетие развивающийся массив мировой антикорпоративной литературы, что этот насквозь головной, вымученный виртуальный противуофисный бунтик молодых рижан посчитали открытием. Да нет, все они читали, эти присудители. Тут своя стратегия. Вот понять бы – какая?
Я помню у нас только два серьезных проекта, концептуально апроприировавших культурный и политический трэш. Это достаточно полемичные, но глубоко отрефлексированные проекты С. Курехина и Т. Новикова. В обоих случаях эта апроприация (по сути дела – утилизация) про- водилась ради серьезных и эстетически значимых целей. Здесь я этих общезначимых поводов не улавливаю. Может, конечно, подслеповат. Ну в самом деле, в чем смысл-то этого кукловодства, возни с заведомо бесперспективным в литературном отношении, годным только к разовому использованию материалом? Встряхнуть литературный истэблишмент? Чем хуже, тем, вестимо, лучше? Мелковато, да и по-детски как-то. Покрасоваться перед радикальной молодежью? Покомандирствовать? Что ж, дело почтенное, еще пожилой Сартр молодился и заигрывал со школярами, и Фуко в черной коже сигал на мотоцикле и тусовался по молодежным барам. Только, мыслю, и это повод малый.
Что-то, верно, за этим еще стоит. Неужто опять сублимация какая? Не будем всем этим грузиться, право слово. Лучше возьмите с собой еще детективы Джеймса Паттерсона. "Целовать девушек", "Кошки-мышки", что- то там еще. Никакого литературного политиканства, все всерьез, без дураков. Отличные вещи про уродов и людей. То есть про маньяков и мудрого чернокожего сыщика, по совместительству психолога. Который всех выводит на чистую воду. Нам бы такого.
И – загород.
Комментарии (0)