Андрей Резников
Самый молодой медиамагнат Петербурга объясняет, почему рокера не отличить от рэпера, а диджея из первой десятки — от тинейджера из Кройцберга.
Музыка для меня — бизнес. Я часто бываю на зарубежных электронных фестивалях и конференциях, главные из которых проходят на Ибице, в Амстердаме и Майами. Моя любимая — голландская Amsterdam Dance Event, которую устраивают в середине октября в гостиницах Felix и Dylan. Там все четко. Менеджеры встречаются днем, составляют планы на год, продают артистов, лицензируют треки. Артисты выступают ночью в клубах, когда по городу гремят шоукейсы разных лейблов. Несколько лет подряд я попадаю на вечеринку в клубе Paradiso в здании бывшей церкви: диджей стоит у алтаря, что никого особо не трогает. В Майами все по-другому. Приезжаешь на встречу, никого нет, потом видишь человека в другом месте в неадекватном состоянии. Так что отправляться туда, чтобы с кем-то познакомиться, нереально. Это просто тусовка. Если в друзьях есть крутые музыканты, то они проводят куда нужно. Новичку здесь делать нечего. Я езжу потому, что принято, чтобы владельцы компаний присутствовали.
На самих конференциях не встретишь суперзвезд, там пасутся труженики бизнеса. Есть директора букинг-агентств, они покупают и продают артистов, промоутеры пристают к агентам топовых артистов, а те им пытаются продать артистов из b-листа. Вот агент Дэвида Гетты нарасхват. Из недавних знакомств на меня произвел впечатление Патрик Мокси — владелец крупнейшего электронного лейбла Ultra, который выпускает таких артистов как Deadmau5, Steve Aoki, Wolfgang Gartner. Как и многие другие медимагнаты, оказался дружелюбным и легким человеком. На слетах я не видел ни одного человека в Louis Vuitton или Gucci. Такого, как в России, когда носят часы по 250 тысяч евро, нет. Внешнее раздолбайство возведено в культ.
Тон в танцевальной музыке сейчас задает Америка. Последние два года там взрыв направления, которое они называют EDM — electronic dance music. Хип-хоп и r&b ритмы сменил быстрый танцевальный саунд. Рианна, Ашер, Бейонсе теперь делают треки с прямым битом. Эпоха таких продюсеров, как Тимбаланд, закончилась. И началась эра Дэвида Гетты, Афроджека и прочих ребят. Теперь их музыка — мейнстрим. Этот взрыв виден в продакшене суперзвезд: все перешли на прямую бочку и занялись «ночной» аудиторией, их треки стали звучать на больших фестивалях. Все едут на калифорнийский Coachella, где играют Pulp, Justice, Snoop Dog и Martin Solveig. Абсолютно разные направления EDM собираются вместе. Крут мартовский Ultra в Майами, там выступают Kraftwerk, Fatboy Slim, Tiesto. Не отстает по составу Electric Daisy Carnival в Лас- Вегасе, пожалуй самый массовый из всех: там выступают все топовые артисты, от Deadmau5 до The Bloody Beetroots. Стоимость таких музыкантов из-за моды на саунд взлетела: Avicii, которого мы покупали на Sensation за две тысячи евро, сейчас стоит сто пятьдесят. Суперпопулярная группировка Swedish House Mafia, куда входят Axwell, Steve Angello и Sebastian Ingrosso, выступает за восемьсот тысяч евро.
Внешний вид посетителя фестиваля сегодня не связан с тем, что он слушает. Раньше всегда можно было понять, рокер ты, рейвер или панк, сейчас все слилось в один сплошной кэжуал. Диджеи вообще никак не одеваются. Стандартный вид: убитые кеды Converse, футболка, ну, может, запарятся на тему сухого денима, чтобы джинсы были какие-нибудь Edwin, но это максимум. Европейцы выглядят как гранжеры, американцы — как рэперы, в большом почете татуировки. Посетители фестивалей тоже не на моде: на Coachella все живут в палатках, поэтому днем носят майки, а вечером — свитер. Рейверской одежды больше не существует: никаких кислотных маленьких рюкзачков, никаких ярких цветов. Дресс-код есть у нас на фестивале Sensation. Когда все в белом — все одинаковые, и нужно как-то выделиться. Поэтому кто в блестках, кто во фраке, кто в подвенечном платье.
Меня не сильно интересуют андеграунд и всякие эстетские штуки. Я работаю с большой аудиторией, у меня не кафе или закрытый клуб, вход в который через книжную полку в подвале, а радиостанция, которая вещает в девяноста городах. Музыка больше не играет социальную роль. Раньше люди определяли, насколько ты модный, по тому, что ты слушал, а теперь это не тема для разговора. Молодежь на вопрос: «Что слушаешь?» — отвечает: «Разную музыку». Понятие кумира исчезло, никто не готов перерезать вены ради любимого артиста. А девчонки хотят встречаться теперь не с солистами бойз-бендов и диджеями, а с политиками и бизнесменами.
фото: Сергей Мисенко
Комментарии (7)