Почему выставка-оммаж Ансельма Кифера Велимиру Хлебникову, которая уже 30 мая открывается в Эрмитаже, — арт-событие мирового масштаба и как немецкий художник превратился в классика, доходчиво объясняем в семи фактах.
1 |
Для экспозиции, курируемой проектом «Эрмитаж 20/21» и лично заведующим отделом современного искусства музея Дмитрием Озерковым, Кифер создал специальный выставочный проект из более двадцати новых работ, обратившись (уже не в первый раз) к творчеству Велимира Хлебникова. Почему 72-летний патриарх мирового искусства выбрал именно поэта-футуриста, кажется странным лишь в первом приближении. Великий юродивый, который придумал слово «самолет», сознательно не желал участвовать ни в каком «литературном процессе» и, кажется, умер от голода или тифа во время странствий пешком по разодранной советской России, — абсолютно киферовский персонаж. Как и предыдущие литераторы, которым тот в разное время посвятил работы, — покончивший с собой после спасения в концлагере Пауль Целан (серия работ, посвященная стихотворению «Фуга смерти»), заживо сгоревшая в собственной квартире Ингеборг Бахман (цикл «Ингеборге Бахман: Песок из урн») или всеми презираемый мизантроп Луи-Фердинанд Селин (инсталляция «Путешествие на край ночи»). |
2 |
Художник родился в маленьком бюргерском городке Донауэшингене в 1945 году — за два месяца до капитуляции гитлеровской Германии. Получив, как говорили раньше, энциклопедическое образование в области права, лингвистики и истории мировой культуры, юный Ансельм выбрал изобразительное искусство. |
3 |
Его дебют на немецкой арт-сцене иначе, как сверхпровокационным, не назовешь. В то время как ровесники Кифера, дети травмированного войной поколения, развивались в противоположных направлениях (Герман Нитш, например, резал коз во время своих «мистерий», а Ханс Хааке обратился к документальному реализму, вскрывая тоталитарную суть всевозможных корпораций), первой работой 23-летнего художника стала серия фотографий «Оккупация». Он снял себя в разных городах Европы в форме офицера Третьего рейха с рукой, вскинутой в нацистском приветствии, — за что едва не был обвинен в симпатиях к фашизму. Оправданием и объяснением этой выходки (а также способом дистанцироваться от холодного постмодернизма одного из его учителей, Йозефа Бойса) была важность для Кифера темы холокоста. Он заявил: «Ни дома, ни в школе — нигде не говорили о нацизме и уничтожении миллионов евреев, я решил нарушить это молчание». |
4 |
В 1970-е и далее художник совершил еще более смелый шаг: на фоне царящего по обе стороны океана концептуализма, поп-арта и искусства перформанса он занялся монументальной живописью и скульптурой. При этом его работы всегда отличались перенасыщенностью «культурой»: всевозможными отсылками и цитатами. Всем непосильным грузом европейской цивилизации, которую он словно бы взялся тащить на своих плечах. Картины и живописные полиптихи сложны и с точки зрения фирменной «смешанной техники»: он соединяет холст, масло, акрил, свинец, землю, траву, пепел, огонь и кислоту. |
5 |
О себе Кифер говорит как об алхимике и каббалисте, советуя «читать», а не созерцать свои произведения. Среди несомненных фетишей называет мифы древней Месопотамии. Одна из самых известных его работ — деревянная скульптура «Хумамба», изображающая хранителя священного кедрового леса. |
6 |
Оставив художественные столицы мира (на аукционах которых его тяжелые во всех смыслах произведения продаются за немалые деньги), он еще в конце 1990-х переселился в городок Баржак на юге Франции, где на заброшенной фабрике располагается его мастерская: 35 гектаров пустырей, холмов, бункеров и мусорных свалок. По одной из легенд именно Кифер стал прототипом героя предпоследнего романа главного современного французского писателя Мишеля Уэльбека «Карта и территория». |
7 |
Бесспорным признанием уже случившихся заслуг стала прошлогодняя ретроспектива в парижском Центре Помпиду. При входе возвышалась монструозная каменная башня-зиккурат, а внутри нее — сотни работ художника: от фотографий и свинцовых книг (еще одного оригинального жанра) до картин, на которых масло мешается с засохшей грязью. |
Дмитрий Озерков, куратор выставки Ансельм Кифера Когда мы начали создавать в Эрмитаже отдел современного искусства, то сразу поняли: надо выставлять Кифера. Переговоры с ним велись восемь лет: о маленькой выставке, большой — хоть какой-нибудь. Изначально думали взять часть старых работ, но Ансельм, побывав в прошлом году первый раз в Петербурге, захотел создать самостоятельный проект для Эрмитажа — с нуля, чего не делал уже давно. В этом есть риск, поскольку существует некое ожидание от Кифера: это великий художник, которого мы знаем и любим за определенные вещи. Всегда есть опасность, что новый проект будет принят не сразу. Хотя, по-моему, получилась сильная выставка». |
Текст: Артем Лангенбург
Комментарии (0)