Известная художница, работы которой хранятся в Екатеринбургском музее изобразительных искусств, осваивает новые для себя направления актуального искусства – такие как саунд-арт, представленный на майской выставке фонда «Культурный транзит».
Как давно вы в искусстве?
Внятного присутствия – лет двадцать, хотя и до этого, конечно, совершала некоторые действия, связанные с нанесением краски на холст. По первоначальному образованию я инженер-механик, потом окончила нижнетагильский худграф – могу преподавать ИЗО, иногда практикую занятия в частном формате.
Многие считают, что детей не надо учить рисованию по всем правилам – это убивает непосредственность. Вы согласны с этим?
Полностью. Я стараюсь развивать наклонности учеников, учу разве что азам. Нельзя оставлять малолетнего человека наедине с гипсовыми предметами и заставлять рисовать их: «Сначала ты научись этому, а потом уже поговорим о твоем творчестве». Я сторонница технического совершенства, но всему свое время.
Вы начинали как более-менее традиционный живописец, но сейчас ваши работы относят к поп-арту, а порой и к настоящему хулиганству. Как вас прибило к берегам актуального искусства?
Я довольно давно заразилась идеями современного искусства, хотя мне не очень нравится это определение – в нашей стране все происходило слишком самобытно для того, чтобы коррелировать с общемировым арт-процессом. У западных художников немного по-другому устроено визуальное мышление, в силу иного бэкграунда, но от наших художников почему-то ждут высказываний в похожем формате, и это, к сожалению, иногда приводит к вторичности.
Ваши работы «Супрематический Микки Маус» или «Я люблю Шанель» могут запросто посоперничать с тем, что предлагают ведущие галереи мира.
Спасибо, это очень приятно слышать. И когда приглашают к участию в арт-проектах – тоже приятно, я почти никогда не отказываюсь. В позапрошлом году меня позвали в проект «Не темно» – в день зимнего солнцестояния устраиваются световые инсталляции. Таким образом художники «подсвечивают» самую длинную ночь в году – это очень человеколюбивый проект.
Что вы представляли?
В 2012 году – летние сарафаны, подсвеченные изнутри. Инсталляция называлась «Скоро лето». А в прошлом году с помощью астрономической компьютерной программы, которая позволяет сформировать достоверную карту звездного неба, я получила точный расчет звезд, которые были бы видны именно в тот момент в определенном участке города. В мегаполисах, как все знают, нельзя любоваться звездами, – у нас экологическая и световая загрязненность, но люди, которые, несмотря на дикий мороз, пришли к площади у памятника «Черный тюльпан» точно знали, какие звезды находятся над ними. Созвездия были выложены на снегу при помощи подсвеченного мусора. Ключевая фраза проекта – «Отражение невидимых звезд».
А что за история с пустым комбинезоном, которым вы заняли пустующий постамент на ВИЗе?
В прошлом году в фонд «Культурный транзит», с которым я работаю, приезжал куратор из Германии – и с его помощью в Екатеринбурге выбрали наименее заполненный культурой район. Им оказался ВИЗ. С помощью паблик-арта художники оживляли и окультуривали визовский пейзаж. Мне пришло в голову использовать тот традиционный постамент, на котором все привыкли видеть гипсовых людей труда. В итоге на нем появился пустой комбинезон, перекинутый через веревку – как символ пустой формы, ожидающей наполнения, знак того, что советская эстетика обнулилась, и на смену ей должно прийти нечто новое. Проект назывался «Перезагрузка».
Жаль, что объектам современного искусства почти всегда требуется словесное объяснение.
Это вопрос визуального опыта, «насмотренности» – чем дольше времени зритель проводит в мире современного искусства, тем больше он понимает.
Вы занялись инсталляциями потому что «живопись умерла»?
Чисто российское заблуждение – считать, что живопись перестала быть способом высказывания. Всего месяц назад я побывала в галерее знаменитого коллекционера Чарльза Саатчи в Лондоне – там много интересных вещей, созданных при помощи холста и краски. Просто живопись приобрела другие формы, в том числе и моя. Сейчас я работаю над новой выставкой – это попытка осмысления того, как мы живем, но не на уровне внешних шаблонов и обстоятельств. Меня перестала устраивать ситуация, когда представления людей об искусстве остались на уровне ватников. Когда нужно ассоциировать с чем-то русскую идею, в ход почему-то идут медведи и балалайки.
Расскажите о новом проекте, который вы делаете для выставки в мае.
Это саунд-арт, темой заявлен аудиальный образ нашего города. У специалистов, кстати, до сих пор нет единого мнения, можно ли считать саунд-арт искусством, и чем он в таком случае отличается от музыки? Моя идея – вернуться к теме первобытных инструментов, но с учетом того, что у человечества в прошлом – долгая индустриальная жизнь. Ржавые останки оборудования батарейно-сантехнического назначения, которое прожило свой век и оказалось на свалке, смогут превратиться в музыкальный инструмент, а зрители – попытаться извлечь из него звуки. В поисках нужных предметов я обошла не один пункт приема металлолома. А дальше – дело техники.
Вот где вам, наверное, пригодятся инженерные навыки?
Все это было в прошлой жизни, и глубоко забыто!
В 2013 году на международном фестивале «Арт-овраг» под Нижним Новгородом работа Хохоновой Vivo взяла главный приз. Это была готовая гипсовая статуя скрипачки, получившая новую жизнь благодаря добавленным к ней элементам – разбросанным по склонам холма пятнадцати гипсовым ушам.
Текст: Анна Матвеева.
Фото: Евгения Улаз, фотоагентство «Цех №6».
Комментарии (0)