Юрий Окунев

Расскажите, что для себя вынесли из прошедшего года?
Я предвидел пандемию за месяц до ее объявления, когда в Китае только начали вводить ограничения. Не стал входить в ресторанный проект, потому что понимал – последствия Covid-19 будут тяжелыми для всех. Но, с другой стороны, я думал, что потребление продуктов снизится, а оказалось – наоборот. Наши показатели во втором квартале были рекордными.

Борису Александрову (марка Б.Ю. Александров – Прим. Ред.) удалось превратить творожный сырок в бренд. Есть ли у вас продукт, который можно сделать визитной карточкой?
Моя основная цель – сделать бренд «Талица». Это задача поинтересней. А хороших продуктов у нас много: лучший кефир, сметана, йогурт, творог, появилась ряженка. Никогда не был фанатом топленого молока, а попробовал – интересно. Люблю в чай его добавлять, точнее, в моем случае чай в молоко. (Улыбается.)

У производителей молока всегда есть выбор, кому его продать. Только в Свердловской области более двадцати заводов-конкурентов. Почему работают с вами?
Работать на земле очень сложно, а крестьянина еще и все вокруг норовят обмануть. Государство который год сокращает субсидии. Мы же выполняем обещанное и делаем это вовремя, поэтому с производителями сотрудничаем годами.

Вы год прожили во Франции, собирались купить шато с виноградником, но не сложилось. Планируете вернуться к виноделию?
Винные дома Франции имеют тысячелетнюю историю. У них традиции и философия ремесла, которая сводится к тому, чтобы прожить честно отпущенное время и отдать накопленное следующим поколениям. Виноделием я увлекаюсь с 2003 года, изучал вопрос профессионально. У меня два гектара виноградников в Грузии, скоро планирую делать и свое вино.

А почему в Грузии, не в России?
В России мало мест, где можно было бы создать историю. Нет многовековой культуры виноделия, практически нет автохтонных сортов винограда. А в Грузии их триста пятьдесят, раньше было пятисот. На всю Европу меньше! Прямо сейчас там растет очень дорогой и вкусный виноград, из которого мне интересно сделать вино с историей. Во Франции мне не дадут сделать такое вино. При жизни это можно сделать только в Грузии. В России такое удалось лишь Голицыну, но его опыт меня не вдохновил. Не хочу проект такого масштаба. У меня будет пять-шесть тысяч бутылок в год, не больше.

Ваши растиражированные цитаты: «Деньги – это мера полезности человека в обществе», «Количество денег зависит от размера личности». Вас за такое часто критикуют. Как относитесь к хейту?
Это мой взгляд на жизнь. Если у вас другое мировоззрение – оппонируйте. Давайте сойдемся в философском диспуте. (Улыбается.)

Недавно у вас появился аккаунт в Инстаграм…
Вообще-то я не люблю публичность, и Инстаграм мне некомфортен. Но я понимаю, что он эффективен в плане обратной связи. Надо понимать туда ли мы идем.

В вашем аккаунте много комментариев от эко-активистов с вопросами о zero waste, перерабатываемой упаковке…
Знаете, у меня в детстве была тетя, у которой в доме всегда был кавардак, при этом она всех заставляла мыть руки. И этот диссонанс крепко засел во мне. Вот наши эко-активисты, по-моему, идут по схожему пути. У Екатеринбурга есть три базовые экологические проблемы, которые необходимо решить и двигаться дальше. Первое – вода. Мы не пьем из-под крана, а детей моем, добавив марганцовки. Это проблема. Мы моемся технической водой, зато сортируем мусор. Второе – мы живем у истоков Исети, но не купаемся и не ловим рыбу в реке. Создайте локальные очистные сооружения рядом с ливневыми стоками, чтобы река была чистой! Это ведь можно исправить здесь и сейчас, относительно недорого в сравнении с Универсиадой. А грязь от стирания дорог шипованной резиной? Люди же этим дышат. Конечно, завод беспокоится об экологии, мы переходим на пластик, который быстрее разлагается. Но это несопоставимые вещи! Мы, например, очистные строим на ливневках, причем на свои средства.

У вас есть любимая часть работы?
Пока не построил новый завод, то приезжал на работу и понимал, что это компромисс с собой. Старое все – цех, ремонт, оборудование. А сейчас у меня все новое, все сотрудники в униформе, фуры брендированные, все аккуратненько, красиво. Ну, Европа! Я иду по территории и кайфую. (Смеется.)

Как-то вы сказали: «Деньги в какой-то момент перестают быть значимыми». В продолжение развития есть два пути – влиться во власть или создать свою империю.
Я не в восторге от интеллектуального и морального облика нынешней власти. Как писал Мандельштам: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». Да, она дала бы мне рычаги больше изменить жизнь. Но я решил, что это не для меня. А что касается империи, ну, нет у меня амбиций управлять несколькими заводами.

У вас четверо сыновей. Они горят желанием продолжать династию?
Двое старших не испытывают особого энтузиазма, младшие еще малы. Они трудолюбивы, знают цену деньгам, не транжиры – это главное, а в остальном пусть реализовывают себя так, как решат сами.

Что ждете от 2021 года?
Мне бы очень хотелось, чтобы отношение к бизнесу поменялось в головах буквально трех-пяти людей в стране. Я вижу, как производство молочной продукции за год упало на десять процентов. Это следствие проводимой политики – падение уровня жизни населения, ввод для бизнеса квазиналогов (система «Платон», маркировка продуктов QR-кодами, которые мы должны покупать у частных лиц, просто потому что кому-то не хватает денег). За прошлый год инвестиции в России составили около миллиарда рублей, при этом вывоз капитала – пятьдесят миллиардов. Мы сталкиваемся с непониманием и наперекор всему делаем свою работу хорошо.

Текст: Валерия Рукавишникова, Кристина Высоцкая
Фото: Александр Чупраков