Евгения Ивановна Амбарникова

Я сто двадцать знаков в минуту писала!
Больше всех, только ошибочки делала

Как получилось, что вы стали радисткой?

Нас, троих работников крупозавода, призвали 1 января 1943 года. Мне было девятнадцать. Три месяца ходили на занятия по военному делу.

Учили азбуке Морзе, бегать кроссы, ползать по-пластунски в противогазах. Потом пришла повестка – явиться с вещами на сборный пункт. Оттуда повезли в Горький, Сормово, где располагался полк радистов-разведчиков. Я первую контрольную не сдала, во второй сделала двадцать две ошибки! (Смеется.) Проучились полгода. Потом с фронта приехал полковник Абросимов и отобрал двенадцать радистов, в том числе, меня. Мы шли вместе с Третьим Белорусским фронтом, державшим направление на Кенигсберг. Прошло несколько дней после приезда в часть, а я еще несмелая была совсем, прибегает за мной мальчишка: «Морозова (это девичья фамилия Евгении Ивановны - прим. ред.), тебя вызывают в строй». Не знаю, что думать. Мне при всех вручили благодарность.

За что наградили?

За успехи. У меня почерк был правильный, и я быстро писала. Может быть, из-за этого меня посадили принимать открытый текст. Как известно, все переговаривались по азбуке Морзе. Я принимала Америку, Японию, Германию. Ищу их по диапазонам, пойманную волну пишу на слух от руки, а что пишу, не знаю. Передаю в секретный отдел, который занимается расшифровкой, дальше пеленгуют место назначения. Я сто двадцать знаков в минуту писала! Больше всех, только ошибочки делала. Сидишь, бывало, на чердаке с лампочкой под козырьком, а вокруг чернота. Страсти были разные. Конечно, не женское это дело. В рукопашную не ходили, но выполняли ту же работу, что и ребятушки.

Когда было особенно страшно?

Когда бомбили. Однажды нас атаковали под Смоленском. Одна девушка погибла и майор.

К вам привозили «языков»?

Как только фрицев брали, отправляли в нашу следственную часть на допрос. Пленных немцев мы все равно кормили. Как-то понесла им еду. Вижу, один подает листок, а там мой портрет. (Смеется.) Я потом его порвала. Фриц нарисовал, подумаешь.

Несмотря на войну, все равно хотелось выглядеть красиво?

Девчушки же. Нашла один раз красивый немецкий шарфик и надела его, как берет. Выхожу в форме и этой шапочке, вместо пилотки. Капитан говорит: «Снимите шапочку!». Я отвечаю: «Почему, в чем дело?», а он мне: «Снимите шапочку, приказываю!». Я как сняла, и ему бросила. За это мне три дня гауптвахты дали. (Смеется.)

Был еще вот такой случай. Мы все без лычек ходили, а полковник заставил их пришить. Я переживала, думала: «Боже, неужели мне ефрейтора дадут?!». (Смеется.) Присвоили мне, правда, младшего сержанта. Я одну к другой ближе пришила, и, получается, повысила себя сразу до сержанта. Так и ходила, а все смеялись и поздравляли с повышением. (Смеется.)

А романы были на фронте?

А как же. Молодежь же, она везде одинакова.

Говорят, и танцы были?

Однажды, когда была остановка, организовали во Фридланде танцплощадку. Ребята настраивали патефон с джазовыми пластинками. Один ушел в сторонку куда-то. Вдруг взрыв. Вот так - подорвался на мине после войны.

Помните, как принимали радиограмму о Победе?

Как сейчас помню молнию. Бывало, отойдешь, слышишь ее и бежишь сразу к аппарату. А то, что мы победили, сразу узнали. (Улыбается.) Об этом по радио говорили. Все кричали, такая стрельба открылась. Ведь надоело умирать-то людям.

Вас сразу демобилизовали?

После войны я еще полгода пробыла в Германии, потому что мы как специалисты были нужны. Когда русские входили в немецкие города, жители их оставляли. Однажды я нашла в опустевшем доме красивое платье из плотного материала. Оно было все расшито, а подол украшен розами. Наверное, принадлежало какой-то госпоже. А еще в каждом доме во Фридланде были велосипеды. Поехала в этом платье на велосипеде, а дороги хорошие, но с выбоинами. Дождик накануне прошел. Так ведь, окаянные, они подъехали ко мне и всю обкатили грязью. (Смеется.)

Немцы?

Нет. Это были молодые русские солдаты. (Смеется.)

Домой привезли то платье?

Привезла.В конце уже разрешали.

Какое отношение потом к немцам было?

После Победы уже к нам в часть привозили Паулюса и еще человек семь с ним. Так для них мебель привезли, кресла, стол такой накрыли, хорошо кормили.

Почему такой прием?

Война же закончилась. Наши не хотели, чтобы немцы думали, что русский народ агрессивный. Я думаю, правильно так было.

К мирной жизни как возвращались?

Вернулась домой к празднику седьмого ноября. Снова стала работать на крупяном заводе. Первое время прямо душа сжималась, когда самолет пролетал. Мы такого ада насмотрелись. Сейчас молюсь, чтобы это не повторилось.

А еще важно знать

В годы войны Евгения Ивановна заболела малярией. Пролежала в госпитале шестнадцать дней и попросилась на выписку, боясь отстать от своей части. Муж - Виктор Семенович Амбарников тоже служил на фронте, только в пехоте. Они познакомились после войны, на предприятии, в котором трудились вместе. Евгения Ивановна сорок лет проработала на заводе, где была не только незаменимым сотрудником, но и вела активную общественную деятельность. Три года была депутатом, посетила четырнадцатый съезд профсоюзов в Кремле.

текст : Кристина Высоцкая 
фото: Игорь Бакулев #nigtparty