О поисках русской души, общности Чехова и Достоевского и новом спектакле «Идиот» в Молодёжном театре рассказал его главный режиссер Иван Миневцев.
Идея постановки спектакля по пьесе «Иванов», первой в творчестве Антона Чехова, формировалась у Ивана Миневцева около десяти лет. Ещё до поступления в ГИТИС он задумался о том, как можно было бы раскрыть этот текст средствами театра. Сейчас для этого есть всё – труппа Молодёжного, площадка, где можно реализовать свой замысел. И, главное, сам замысел, в основе которого – идея связать Чехова и Достоевского, чтобы попытаться понять таинственную русскую душу, её непостижимость и глубину.
Пьеса «Иванов» была написана в 1887 году. Годом позже вышла вторая редакция, в которой автор изменил финал. За более чем столетие было более сорока постановок в России, семь – за рубежом, снято двенадцать экранизаций. 18 апреля премьера спектакля по пьесе «Иванов» состоится в Молодёжном театре. Называться она будет «Идиот». Почему – узнали у режиссёра Ивана Миневцева.
Говорит что думает, делает что хочет…
– Лично мне Иванов поначалу был, выражаясь словами другого персонажа пьесы, «глубоко несимпатичен». Но постепенно становилось ясно, что он не так однозначен. Иванов – не святой, он простой человек, со своими исканиями, переживаниями, ошибками, мечтами. Когда-то он хотел перевернуть мир, но жизнь сложилась иначе, и вот перед нами человек, который в 35 лет чувствует себя стариком. Как вы восприняли Иванова? Как складывались ваши внутренние отношения с этим персонажем, его судьбой, историей?
– Он мне кажется оплотом, главной линией всей истории о русской душе. Он и есть та самая русская душа. Местами не очень приятная, местами болезненно-ущербная. Иванов мне неприятен. Я вижу в нём себя, свои нехорошие черты. Отличает нас одно: у меня есть профессия, я могу то, что чувствую, выражать через своё дело, работая в театре. У Чехова в пьесе нет ни намёка на то, чем занимается Иванов. Проще говоря, он бездельник, рефлексирующий и довольно странный. Но у него есть важные достоинства: светлый ум и готовность признать собственную никчёмность. Это неглупый человек, он всё про себя прекрасно понимает, но ничего не может с этим сделать, потому что у него нет воли, цели. Он испортил одну жизнь – погубил свою жену, и от этого ему ещё больней. При этом Иванов совершенно точно осознаёт и принимает бессмысленность жизни. Это и стало мне интересно.
– Доктор Львов называет Иванова Тартюфом, считая его манипулятором и пустословом. Это так?
– Нет. Львов в отличие от Иванова воспринимает мир в чёрно-белом цвете, делит людей на хороших и плохих. Себя он, естественно, считает хорошим, честным. Но он глупый. Иванов, конечно, не Тартюф. На Саре он женился не из-за денег, в чём его обвиняет Львов. Она ему понравилась – красивая, загадочная, умная женщина. Почему бы нет? Но женился – и разочаровался, а потом привык. Это не значит, что у Иванова были хитрые планы. Нет! Так может думать только человек, который сам способен на это. Иванов максимально честен с собой. У него может меняться мнение, но он говорит что думает, и делает что хочет.
– В этой пьесе, как и во многих других чеховских текстах, особенно сильно чувствуется удушливая атмосфера уныния, мещанства. Возможно, я не права. Каким вам видится этот мир?
– Эта пьеса действительно пропитана тоской. Но это мне и понравилось. Загадочная русская душа… Я не зря решаю объединить этот материал с Достоевским. И сто лет назад, и сегодня всё одинаково. Если мы посмотрим вокруг, мы теми же словами заговорим: «тоска», «уныние». Что это за русская такая болезненная тоска? Почему столько снега, так холодно и хочется водки выпить? Почему так одиноко, когда идёшь ночью по улице? И вот я задумался: кто круче Достоевского описывал русского человека, его душу, тоску? В нас сидит достоевщина. С детства в нас ею пичкают, хотя я ума не приложу, зачем в школе читать про Сонечку Мармеладову. Это национальный код – мы все на этом воспитаны. И Достоевский как великий философ и теоретик русского мира является, как мне кажется, базой, а Чехов – как бы надстройкой. Мне захотелось глубже копнуть в философию русского мира, души, русского сознания. Кто мы? Что за культурные коды управляют нами?
Точно не подлец
– Чувство вины – ещё одно свойственное русской душе чувство?
– В общем-то, да. Если смотреть с точки зрения этой пьесы… Думаю, Иванов притупляет в себе чувство вины. Если бы оно его перекрыло и стало ведущим, он бы не бросил Сару. Он бы занял позицию жертвы: «У меня же больная жена, значит, я обязан быть рядом». Он стал бы играть другую роль. Но он не идёт на это. И в финале, конечно, винит себя и за её смерть, и за глупую затею со свадьбой. Но стреляется он не из-за чувства вины. Это очень странный финал у Чехова.
– В первой редакции пьесы у Иванова остановилось сердце…
– Да, и такой концовке я даже больше склонен верить. Потому что это очень сомнительная история: откуда ни с того ни с сего у Иванова взялся пистолет? Мы сделаем несколько финалов и начнём спектакль с конца.
– Как сделал Юрий Бутусов в своём «Иванове»?
– Это же старый приём. Ничего страшного в этом нет.
– Тимофей Кулябин в «Театре Наций» перенёс действие «Иванова» в советскую эпоху, как бы говоря, что эта история всегда актуальна. Каким будет чеховско-ивановский мир в вашем спектакле?
– У нас будет про сегодня, конечно. Мы создаём пространство некоего города, каких много в России, которые застряли где-то между Советским Союзом, девяностыми и современностью. Только из современности там только «Самсунг» в кредит, из девяностых – остальная атрибутика. И конечно же, там царит советское сознание. У нас будет наслоение эпох. Действие разворачивается в мещанском городе, на площади, потому что практически всё происходит на площади. Не дома, где только пьют наливку и откуда Иванов постоянно стремится уйти, сбежать.
– Кто работает с вами в постановочной группе?
– Художник по костюмам Варвара Иваник сейчас учится у Крымова. Художником по свету выступит главный художник Молодёжного театра Антон Сластников. Для него это первый опыт в области работы со светом. Мы решили пойти на этот эксперимент. Композитор Константин Хазанович – один из лучших джазовых музыкантов Санкт-Петербурга. С ним мы тоже работаем далеко не первый раз. Это ребята, с которыми мне комфортно, мы понимаем друг друга с полуслова. Я работал с ними в Москве, Санкт-Петербурге, Иркутске. В Челябинске – впервые.
– Чтобы подвести итог: вы как режиссёр всё-таки на стороне Иванова или нет? Кто он: ищущий себя, растерявшийся человек, не справившийся с жизнью, или расчётливый малодушный эгоист?
– Отчасти и то и другое. Конечно же, он эгоист. Конечно же, он растерялся и не справился с жизнью. Иванов ничего не делает специально, у него нет плана в жизни, он не знает, что будет делать завтра, что делать с Сарой и Сашей. Его несёт. Мне кажется, если бы Иванов чуть больше доверял себе и тому, куда его ведёт жизнь, ему, может быть, было немного легче. Он бы не оставил Сару, и не произошёл бы этот фарс со свадьбой на другой женщине. Не знаю… Ему и там, и там тяжело. И никак он с этим не справляется. Но он точно не подлец.
Текст: Екатерина Сырцева
Редактор: Валерия Рукавишникова
Фото: Григорий Сотников
Комментарии (0)