Александр Семенович Шлыков

Каким было ваше детство?

Отец и дед были казаками. Жили мы недалеко от Челябинска, в селе Ключи. Жили хорошо, шестьдесят гектаров земли. Богатство! Только потом годы голодные настали. Так что детство непростое было. Вот учиться, например, надо было ходить в районное село за тридцать километров. Пешком. В любое время года.

Чем занимались перед войной?

Учился на первом курсе Свердловского медицинского института. Вышел приказ Министерства обороны о призыве, и меня забрали работать в крестьянскую Красную Армию. Строили сооружения разные, аэродром. Затем направили в знаменитый город Тильзит на границе с Восточной Пруссией и Литвой. (Улыбается.) Тот самый, где на реке Неман в 1812 году Наполеон и Александр I заключали договор. Там я выучился на сапера и минера. О том, что будет война, мы впервые узнали от местного ксендза. В то время велась активная агитационная работа, да и пакт о ненападении заключен. С новостью мы в тревоге пошли к начальству, а те нас давай уверять, что это провокация. Но накануне, после вечерней проверки старшина нам выдал дополнительные заряды и по две гранаты на каждого солдата. Мы сразу все поняли. Часа в два ночи, 22 июня 1941 года услышали, как в тыл летят немецкие самолеты, в три нас подняли по тревоге, а ровно в четыре утра немцы начали переправляться через реку в нашу сторону. Команда была допустить их до середины, - возможно, это все же провокация. Если же подплывут ближе к нашему берегу, то открыть огонь на поражение. Стреляли мы из всех орудий, что были. Положили всех, кто был в воде. Наших немало погибло тогда, но все же мы в укрытии были, а немцы - в открытой воде. Я прошел всю войну, видел многое, но столько убитых, как в первую ночь, не встречал.

Незадолго до начала войны вы успели окончить Троицкий медицинский техникум. Почему попали в саперы?

Потому что моего отца арестовали в 1938 году и расстреляли. Я считался пострадавшим от репрессии. Когда попал в воинскую часть, нас таких насчитывалась тысяча молодых парней из Челябинской области. Был сформирован строительный батальон из детей репрессированных и раскулаченных.

Кого тогда брали саперами?

Я стал сапером, потому что имел образование. Попросил, чтобы меня минером сделали. Это страшная профессия. Ведь сапер ошибается один раз, а мне же было увлекательней заниматься подрывным делом, а не только копать землю. Интересная была наука, скажем, готовить снаряд для подрыва или изучать, как обнаружить вражескую мину.

Вы когда-нибудь полагались в своей работе на предчувствия?

Конечно. У меня интуиция была развита всю жизнь. Знал, что вот лежу, отдыхаю и надо каким-то образом переместиться – это место опасное. Я уходил. И точно, вовремя.

А как вы попали в блокадный Ленинград?

Случайно. Я был в пулеметной роте в транспортном батальоне, где получил задание подвозить продукты питания, боеприпасы, а также эвакуировать людей по «Дороге жизни». Мое начальство знало, что я умел водить автомобиль. Наше подразделение там побывало зимой, и две машины ушли под лед с людьми на Ладожском озере. Было не менее страшно, чем в окопах. Нас всю дорогу бомбили и обстреливали. А когда приехали в осажденный Ленинград, первое, что увидел при въезде, трамваи стоят не на остановке, а на пути?. Улицы пустые, занесенные снегом. Я же ехал со стороны Ижоры, а там кладбище находилось. Видел, как на санках и фанерах везут закутанных людей, мертвых. Не каждый хотел с нами ехать на Большую землю, и не каждого можно было найти. Тех, кто не желал ехать, все равно мы навещали и агитировали. Одни не хотели уезжать, потому что не были уверены, что доедут, другие не хотели умирать вдали от близких. За одной женщиной зашел на Васильевском острове. А она сидит рядом с печуркой на сломанном ящике и греется, закутанная в доху. Начали разговаривать, она говорит: «Никуда я не поеду. У меня погибли мама, двое детей. Умирать я здесь буду». На следующий день мы ее просто взяли на руки, закутали и увезли. Людям, которые перенесли блокаду, я им всем очень сочувствую.

Как вы отдыхали на фронте?

(Смеется.) Слова «отдых» на фронте не было. Были перерывы между боями, когда шла подготовка, скажем, к наступлению. Иной раз, когда день-два не стреляют и не бомбят, отсыпались, как следует. (Улыбается.) В карты играли. (Смеется.) У нас в частях среди офицеров была заведена игра в «тысячу» или в «очко». Нечего же было делать. Бывало, приезжает «летучка», и в полуразрушенном помещении или в палатке показывают солдатам кино. Артисты у нас еще бывали.

О победном Параде расскажите.

Отбор для участия в Параде Победы был тщательный. Самое главное - рост не меньше 178 сантиметров. Мой как раз подходил под стандарт. Нас готовили две недели. Каждый день - построение то на плацу, то на Красной площади. С плаца - в мастерскую, сапожную или на примерки. В первый парад (в честь Октябрьской революции − прим. ред.) шел снег, а во второй – дождь. После торжественного шествия пригласили в Георгиевский зал Кремля к Сталину на торжественный прием. На следующий же день было солнце. (Улыбается.) Благодать, мы гуляли. На улице увидят, что идешь в кителе, пожилые люди и женщины подбегают, целуют, обнимают, берут за руки и букеты дарят - целый ворох цветов. (Смеется.)