Эксперимент: Как я стал биохакером, чтобы «взломать» свой организм

Оглавление

1.  Что такое биохакинг на самом деле и кто такие биохакеры;
2. Как проводить эксперимент над своим организмом;
3. Какие медицинские исследования стоит выполнить;
4. Поиск личных рисков для здоровья в ходе эксперимента;
5. Какие особые препараты используют биохакеры;
6. Что едят биохакеры;
7. Можно ли с помощью биохакинга помолодеть. 

Скажи для начала пару слов о себе и о том, как ты пришел от карьеры в корпоративных финансах к экспериментам над собой?

Мне 35 лет, и я занимаю позицию финансового директора в коммерческой организации. В 2005 году я закончил факультет МЭО МГИМО по специализации «Финансы и кредит» и с тех пор работаю по специальности в разных ролях: корпоративные финансы, business intelligence, финансовый контроль, оценка инвестиционных проектов, сделки по слиянию и поглощению и т.п.

Примерно с конца 2014 года я начал quantified self эксперимент. Quantified self – это движение, участники которого измеряют свою активность и состояние здоровья, собирая огромное количество данных (в том числе с помощью гаджетов). На текущий момент мой эксперимент является одним из самых масштабных в мире.

Для меня это вполне логичное увлечение: биологией я интересовался с детства, а финансовая профессия прямо располагает к тому, чтобы все события рассматривать в свете цифр. По сути, я применил методы, которые использую ежедневно в работе, для исследования своего организма.

Что такое биохакинг и кого можно называть биохакерами

А вообще что такое биохакинг и какая связь между твоим quantified self экспериментом и биохакингом?

К биохакингу сейчас много что относят, но для меня это такой подход к образу жизни, когда ты с помощью научно обоснованных «обходных путей» способен заставить организм работать в желаемом режиме. То есть добиться естественным путем такого невозможно. Ключевое слово здесь – «обходные пути» - именно поиск и использование еще никем не задокументированных возможностей организма роднит биохакинг с компьютерным хакерством.

А Quantified self – это необходимая предпосылка для того, чтобы что-то изменять, то есть «взламывать». Нельзя управлять тем, что невозможно измерить. Как только у меня накопилось достаточно данных о себе, я и занялся биохакингом.

А как человеку, не связанному профессионально с наукой и медициной, искать эти «обходные пути»?

Смотрите, на Западе уже давно существует такой термин как «citizen science» для обозначения интереса к исследованиям и экспериментам со стороны людей, не связанных профессионально с наукой. Такое вовлечение в науку людей, не являющихся профессиональными учеными, стало возможно благодаря трем основным трендам.

Во-первых, мы стали свидетелями стремительного развития молекулярной биологии. Это очень важный момент, и его нельзя недооценивать, так как возможность наблюдения за каким-то процессом (например, старением или онкогенезом) означает, что в обозримом будущем мы сможем им управлять. Казалось бы, что здесь удивительного: в начале ХХ века мы сделали такой же прорыв в ядерной физике, а во второй половине – в космических перелетах. Но развитие биологии – это немного иная история. Возможность победы над неизлечимыми заболеваниями, старением и преодоление других ограничений, которые наложены на человека природой – это нечто, что интересует всех и каждого.

Во-вторых, радикальное удешевление биотехнологий сделало их доступным широкому кругу пользователей. Секвенирование первого генома стоило 3 млрд долларов США, заняло 16 лет и было завершено в 2006 году. Но сейчас аналогичная услуга обойдется всего в 700 долларов, и вы получите результат из лаборатории через один-два месяца. 

Наконец, в-третьих, сейчас создано множество различных сервисов по получению опубликованных научных исследований. В итоге доступ к передовым результатам открыт для любых интересующихся энтузиастов.

Смотрите, что получается: в фундаментальной и коммерческой науке инвестируются миллиарды долларов в различные исследования, но их результаты, а также технологии быстро и практически бесплатно оказываются доступны неопределенно широкому кругу лиц.

Кстати, еще в 2005 году американский ученый Роб Карлсон призывал перенести научные эксперименты из забюрократизированных университетов в подпольные лаборатории в гаражах. Часто эту публикацию упоминают как первый призыв к биохакингу, но в этой статье вы не найдете такого термина. Вместо него говорится о «гаражной биологии», хотя, конечно, суть остается неизменной – речь идет об инициативных экспериментах непрофессиональных биологов. Теперь же это стало реальностью: биохакинг –  модное увлечение бизнесменов из Кремниевой долины.

Это все происходило и происходит на Западе. А каков статус биохакинга сегодня в России?

Упоминания термина «биохакинг» в российских СМИ появились в 2016 году, и эти публикации ретранслировали истории об американских биохакерах. Примерно в то же время начали этот термин употреблять в сообществе трансгуманистов в России применительно к энтузиастам, пытающимся найти пути борьбы со старением. Но о каком-то серьезном и широком восприятии темы имеет смысл говорить, начиная с перевода статьи Сержа Фаге, опубликованного на портале vc. Теперь эта тема постоянно обсуждается в СМИ, уже дошла до уровня федеральных каналов и эфира бизнес-радиостанций.

Между тем, я до сих пор не встречаю адекватных и взвешенных оценок биохакинга в России. Зато есть много критики и опасений (порой, справедливых), что нездоровый интерес к этой теме приведет к печальным последствиям для неподготовленных «биохакеров». В общем, у последователей биохакинга в России, к сожалению, пока сложился карикатурный образ.

Какой образ ты считаешь правильным? Можно сказать, что биохакинг – это ЗОЖ?

Нет, не думаю. Кто-то действительно может подумать, что я адепт ЗОЖ, живу в некоем идеальном стеклянном шаре, где все риски и вредные воздействия минимизированы. Однако это не совсем так. С одной стороны, ЗОЖ с биохакингом объединяет цель — провести профилактику болезней и сохранить здоровье. Но инструменты биохакинга не всегда совместимы с концепцией здорового образа жизни. Хотя некоторые ЗОЖ-инструменты (сон, правильное питание) мы тоже используем.

Вот у меня есть проблема: я полгода не могу дойти до спортзала, потому что постоянно поглощён основной работой и не могу выделить время для регулярных занятий. Поэтому я подбираю препараты, чтобы компенсировать недостаток физической активности.

В нашей жизни стресс, гиподинамия и вредные условия неизбежны. Многие из нас и не хотят их избегать, так как нас устраивает то, как мы привыкли работать и проводить время. Биохакинг - такой путь, в котором важна только конечная цель - стать лучшей версией себя. И не предполагается никаких ограничений на то, какими средствами ты этого достигаешь. Например, с помощью биохакинга я восстанавливаюсь после стресса, когда мне недоступны обычные инструменты здорового образа жизни. В общем, мне кажется, стоит как-то разделять ЗОЖ и биохакинг.

Может, тогда это новая медицина?

В медицине на первом месте стоит принцип «не навредить», поэтому действуют строгие протоколы в отношении того, какие препараты в каких условиях следует применять. Медицина — это всегда очень строгие нормы, регулирующие отношения, права и обязанности врача и пациента. В биохакинге же, напротив, множество препаратов, за исключением, может быть, нутрицевтиков (витаминов и минералов), применяется off-label (без наличия основных показаний к применению). Здесь не существует никаких этических ограничений: ведь каждый человек имеет право делать с собой все что угодно в свое свободное время, если он не нарушает безопасности и прав других людей.

Как проводить эксперимент над собой

Как тогда конкретно выглядит на практике биохакерский эксперимент? Можешь привести примеры?

Со стороны в биохакинге сложно увидеть какое-то целостное явление. На первый взгляд дело обстоит так, что существуют отдельные биохакеры, каждый из которых занимается чем-то, кто во что горазд. Начиная с таких радикальных экспериментов, как модификация генома, имплантация гаджетов, использование пигментов для приобретения ночного зрения, и заканчивая приемом десятков препаратов и анализом сотен показателей организма. Некоторые из биохакеров – профессиональные биологи, но большинство – это все же энтузиасты, не имеющие биологического или медицинского образования. При этом они декларируют совершенно противоположные цели и средства.

Сложно сказать. Ведь все больше людей причисляет себя к биохакерам, а удостоверений биохакера никому не выдают. С одной стороны, любой спортсмен, применяющий легальный или нелегальный допинг, или студент, принимающий стимуляторы, чтобы подготовиться к экзамену – подпадает под определение «биохакера». А еще есть широкий круг людей, которые являются пациентами клиник персонализированной медицины, и они получают качественное сопровождение с измерением большого количества биомаркеров и индивидуальным подбором большого количества препаратов. Все это в некотором смысле биохакинг, и это явление охватывает миллионы людей.

С другой стороны, есть примеры экстремально глубокого погружения в тему — это проведение собственного эксперимента. Я бы задал человеку, который называет себя биохакером, несколько простых вопросов. Как давно начался его эксперимент? Сколько показателей измеряется и насколько часто проводятся измерения? Сколько интервенций (вмешательств) было проведено? Какие задачи решены и насколько детально задокументированы результаты? Берет ли ответственность за себя сам биохакер или, скорее, является пациентом медицинской команды? 

Так вот, людей, которые проводят серьезные эксперименты, во всем мире вряд ли больше нескольких сотен.

Расскажи, из чего состоит твой биохакерский эксперимент?

Когда читаешь публикации о биохакерах, складывается такое ощущение, будто они целыми днями взламывают геном, вводят себе самодельные вакцины, погибают в камерах сенсорной депривации или иными способами эпатируют людей. На самом деле подобные интервенции не отнимают много времени. Больше всего сил уходит на анализ научных публикаций по биологии и медицине. Биохакер должен постоянно находиться в поиске данных, которые могли бы лечь в основу новых экспериментов на себе. У меня на это уходило в среднем 2-3 часа ежедневно в течение трех с половиной лет. Это, кстати, не менее 1600 часов.

Прежде чем решиться на эксперимент, нужно быть готовым к тому, что придется глубоко анализировать себя и тратить месяцы на написание собственных протоколов (потому что никаких утвержденных готовых протоколов в превентивной медицине нет). Много затрат требуется на сбор данных о себе (тот самый «quantified self» подход): лабораторные тесты, инструментальные обследования и носимые устройства.

Если вы занимаетесь биохакингом, то вам нужна личная мотивация для изучения исследований и какая-то система организации знаний. У меня, например, есть единый конспект всей прочитанной информации и система хранения по тегам. С помощью нее я легко ориентируюсь в 15 тысяч собранных мною публикациях.

Преимущество биохакерского эксперимента заключается в том, что объект наблюдения все время находится в непосредственном доступе. Это ты сам. Никакие знания не являются отвлеченными, теоретическими, все очень наглядно, практично. Мне кажется, изучать биологию человека на себе достаточно интересно. Главное — уметь обращаться с данными об организме.

Расскажи про данные, которые используются.

Данные – это самое интересное в биохакерском эксперименте. Непрерывный поток измерений, который позволяет более или менее объективно судить о состоянии организма и его реакции на эксперименты.
Такие измерения в научной литературе принято называть «биомаркерами», и оттуда термин перекочевал в жаргон биохакеров. Под «биомаркером» понимается любой измеримый показатель состояния организма. Это может быть биохимический показатель (например, уровень холестерина), генетическая черта (наличие генетического полиморфизма, мутации) или антропометрический (индекс массы тела), который имеет ассоциативную (но не всегда причинно-следственную) связь с текущим или будущим состоянием здоровья. На мой взгляд, количество измеряемых показателей – одна из основных характеристик биохакерского эксперимента.

Полную совокупность измеряемых биомаркеров называют «панель биомаркеров». У мужчин и женщин наборы биомаркеров, конечно, немного отличаются (основное различие, очевидно, в гормональной части панели), и также отличаются в зависимости от пола и возраста референсные значения, то есть понятие «нормы».

В основе моего эксперимента сейчас лежит измерение 780 биохимических и антропометрических биомаркеров и 717 генетических признаков. При этом полтора года назад биохимических биомаркеров было 390, а через год, как я надеюсь, будет больше полутора тысяч различных измеряемых показателей.

Какие медицинские исследования стоит выполнить

Какую роль в твоем эксперименте играет генетика? Ты проходил генетическое тестирование?

Мой геном секвенирован дважды. Я сделал это просто для того, чтобы проверить качество работы лабораторий и понять, насколько можно доверять этим данным. В моем случае большие тесты, включающие по 600 000 точек данных, полностью совпали, точнее говоря, мне пока не удалось найти расхождений между данными. Это, на мой взгляд, указывает на очень высокую надежность данных секвенирования генома. Но специалисты из лабораторий говорят, что так бывает не всегда, поэтому, возможно, мне просто повезло.

В начале, пока мы не имеем никаких данных о человеке, генетический тест может что-то подсказать о его рисках для здоровья, пищевой непереносимости, потенциальных спортивных показателях и так далее. Но когда мы накапливаем данные лабораторных тестов в динамике, то часто видим, что многие генетические риски в конкретном человеке не реализовались. Например, у меня, согласно генетическому тесту, должен быть высокий уровень «плохого» холестерина, но моя липидограмма, как мне известно из анализов, идеальна. В общем, для того чтобы принять решение о назначении препаратов, недостаточно одного лишь генетического теста, его требуется подтвердить с помощью других наблюдений.

С другой стороны, может быть и так, что мы видим какие-то отклонения в биохимических показателях или имеем жалобы на здоровье, но не можем определить их точную причину. Тогда последней точкой для анализа снова окажется генетический тест, где мы будем искать ответ на то, что с нами происходит. Таким образом, генетические тесты очень полезны и информативны, но их нельзя рассматривать в отрыве от биохимии.

Давай вернемся к инструментам биохакинга. Как ты работаешь с панелью биомаркеров?

Панель биомаркеров можно понимать как mind-map организма. Что это значит? В панели можно выделить несколько уровней детализации. Верхние уровни подразделяются на более детальные сегменты, и так далее. Самый простой пример панели – это всем известный общий анализ крови с лейкоцитарной формулой с СОЭ. Он уже дает понимание состояния иммунной системы и системы кроветворения. Чем больше данных, тем более многоуровневую панель можно построить так, что каждый раздел разбивается на несколько подразделов.

Можно пример?

Например, раздел с анализом инсулинорезистентности у меня входит в раздел «Органы и системы организма» и состоит из девяти биомаркеров, которые помогают исследовать только один вопрос - сколько лет осталось до наступления диабета второго типа?

Чтобы точно установить наличие инсулинорезистентности, недостаточно знать данные только об одном маркере из девяти. Допустим, у человека глюкоза 4,8 ммоль/л – это вроде бы отличный показатель. Такой пациент c точки зрения стандартов диспансеризации здоров, и как минимум, ближайший год может не ходить к эндокринологу. Однако предположим, что инсулин при этом составляет 22 мМЕ/л, а это верхняя граница нормы. Получается, организм удерживает нормальный здоровый уровень глюкозы, производя огромное количество инсулина. Это уже начало инсулинорезистентности, ведь организм, очень грубо говоря, работает по принципу обратной связи: на клетках есть рецепторы к инсулину, и чем больше инсулина, тем больше клетки будут снижать количество рецепторов и становиться невосприимчивыми к нему. Эффективность гормона будет снижаться, что закончится диабетом второго типа.

Таким образом, увеличение количества биомаркеров, описывающих одну и ту же систему организма, дает нам возможность более точно оценить свои риски на самом раннем этапе.

Действительно ли нужны все эти 780 биомаркеров? Можно сдать всего небольшую часть и решить этим основную долю проблем?

Такое большое количество биомаркеров, на мой взгляд, действительно необходимо. В организме много органов и систем. Чтобы оценить состояние всего организма, нужно каждую систему, каждый орган, покрыть какой-то мини-панелью, которая бы охарактеризовала их. И только анализов крови тут недостаточно: нужно проходить УЗИ, МРТ и другие инструментальные исследования.
Конечно, основная проблема не в том, как измерить как можно больше показателей, а в том, чтобы построить между ними логическую взаимосвязь и понять диагностические алгоритмы, которые можно использовать, чтобы упростить обработку данных.

Приведу пример того, что я назвал бы эталонным экспериментом, к чему хотелось бы стремиться. В Стэнфордском университете Майк Снайдер привлёк грант в размере 2 млн долларов и в течение 14 месяцев проводил свой quantified self эксперимент. У него была возможность каждый месяц снимать очень большую подробную панель, в проекте работало 40 ученых. Помимо такой же подробной панели, как у меня, эта научная группа проанализировала транскрипцию всех генов в организме, были построены миллиарды взаимосвязей между показателями с помощью машинного обучения.

Результат был опубликован, и оказалось, что у Майка обнаружили диабет второго типа на ранней стадии. В итоге он стал есть больше зеленых овощей и ходить в спортзал. Это, конечно, можно было сделать за 200 долларов, Стэнфорд для этого не нужно заканчивать. Несмотря на этот курьёз, эксперимент всё равно очень хороший. Это отличный пример того, как можно взять человека, полностью оцифровать его с применением современных технологий, установить взаимосвязи между биомаркерами и что-то делать с этим дальше.

Как часто следует сдавать анализы?

Я сдаю анализы ежемесячно, но это необходимо просто потому, что у меня есть определенный план экспериментов. Чем реже я сдаю кровь, тем дольше длится эксперимент. Ну, а обычному человеку, который не ставит на себе ежемесячно различные эксперименты, не нужно измерять все 780 биомаркеров каждый месяц - сдавать кровь один раз в год хватит для того, чтобы знать о себе достаточно много.

Сколько же крови надо сдать, чтобы все это измерить?

На этот вопрос я знаю точный ответ. Чтобы за один раз измерить все 780 биомаркеров, нужно только одной крови сдать 28 пробирок. Но это не так уж и много – доноры крови сдают обычно в пять раз больше. Я никогда не чувствовал себя плохо во время или после сдачи крови.

Поиск личных рисков для здоровья с помощью биохакинга

Как представляются риски для здоровья в биохакерском эксперименте?

Для этого создается риск-панель – это реестр рисков - следующий инструмент, к которому мы обращаемся после получения измерений. На самом деле это так называемый «дэшборд» или «светофорный отчет», в который я вношу все обнаруженные риски для здоровья и диагнозы, которые у меня были, есть или могут быть поставлены по результатам анализов. Удобно обобщить эту информацию в виде круговой диаграммы, где серым отмечены ложные диагнозы, красным – отклонения, зелёным – контролируемые с помощью интервенций (о них – ниже) отклонения, тёмно-зелёным – разрешённые проблемы, которые не появятся в будущем.

Вот, у меня есть 42 риска, которые в начале эксперимента все были в красном секторе. Но я начал принимать меры, и некоторые риски поставлены теперь под контроль. Они стали зелёными или даже тёмно-зелёными. Но даже при моём уровне исследованности и том количестве интервенций, которые я делаю, некоторые проблемы остаются в красном секторе, и я продолжаю искать их решение.

Все текстовые описания по рискам я оформляю в таблицах Excel. У меня есть таблица, где перечислены риски, всё, что я о них знаю, их гипотетические причины, мои действия по изменению ситуации и результаты. Например, у меня снижена плотность костной ткани. Это необычное состояние для 35-летнего мужчины. Даже анализ такой (рентгеновская денситометрия) обычно до 50 лет не делается. Я же провел такое измерение два года назад, обнаружил отклонение, подтвердил с помощью контрольных измерений, что есть негативная динамика, но надо сказать, не сильно переживаю по этому поводу. У меня есть представления о том, как это можно исправить, и анализируя снижение плотности костной ткани, я уже перебрал 8 гипотез, почему это могло бы быть так, и выбрал наиболее вероятную. Тем не менее, риск до сих пор в красной зоне, потому что кости медленно ремоделируются и нужно ждать 6 месяцев, чтобы сделать контрольную точку и увидеть хоть какой-нибудь результат.

Бывало ли так, что обнаруженный риск на самом деле оказывался ошибкой диагностики?

Ложная диагностика иногда имеет место. Например, однажды по результатам УЗИ мне сообщили, что у меня киста в почке. При таком количестве препаратов, которое я употребляю, можно, конечно, предположить, что у меня всё что угодно может быть в почке. Но при повторном обследовании оказалось, что через «кисту» течет кровь, то есть это не киста, а сосуд необычной формы. Так оказалось, что диагноз был ложным, и он был отправлен в «серую зону» - ошибки диагностики. Важно сохранять историю всех таких ошибок, чтобы по итогу нескольких лет можно было оценивать, насколько надежна система обнаружения рисков и как часто она дает ложные сигналы. Всего лишь 3 раза за весь эксперимент (менее 10% выявленных рисков) у меня случалось так, что в течение долгого времени (более 2 месяцев) я думал, что у меня есть какое-то отклонение, а потом оно оказывалось несуществующим.

Как ставить риски под контроль? Что именно биохакеры подразумевают под интервенциями?

Интервенция - это любое осознанное вмешательство в естественный ход вещей. Например, можно собрать аргументы в пользу того, чтобы пройти курс барокамеры, сделать хирургическую операцию, принять какой-нибудь препарат и посмотреть, что будет. Но есть более простые и важные вещи, которые могут делать все — это изменение образа жизни, то есть диета, спорт, сон. Этих трёх вещей в значительной степени достаточно для того, чтобы регулировать здоровье и поддерживать организм в хорошем состоянии.

Какие особые препараты используют биохакеры

Сколько интервенций ты используешь и как ты пришел к такому режиму?

Интервенций нужно ровно столько, сколько есть рисков – не больше и не меньше. Я сам применяю около 30 интервенций (далеко не все из них – препараты), но так было не с самого начала. Всё началось с небольших экспериментов и за 3,5 года пришло к тому режиму, который я поддерживаю сейчас. У меня задокументирована обратная связь организма на все интервенции, зафиксированы и обоснованы причины, почему я всё это делаю. И я не делаю того, в чем не вижу смысла.

Важно понимать, что нельзя менять все сразу. Каждый месяц изменяется что-то одно, и это изменение должно быть сопровождено соответствующими измерениями. Каждый препарат – имеет свой протокол необходимых измерений при его приеме.

Однако если мы ввели какой-то препарат, исходя из гипотезы, что он будет иметь эффект, и даже получили этот эффект – этого еще недостаточно, чтобы утверждать, что эксперимент успешен. Я набираю не менее трех измерений, подтверждаю, что эффект все еще наблюдается, затем отменяю препарат, чтобы убедиться, что в его отсутствие биомаркеры возвращаются к базовому уровню, а затем ввожу снова и перепроверяю эффекты уже с измененными дозировками.

Другими словами, в моем эксперименте осуществляется последовательный контроль. И если я принимаю какой-то препарат, то обязательно буду делать анализы и контролировать его эффекты.

Не опасно ли применять такое количество препаратов?

У любого препарата, конечно же, есть побочные эффекты и сложные паттерны взаимодействия друг с другом. И поэтому приходится применять препараты, покрывающие эти побочные эффекты, и так далее. Именно эта цепочка приводит к тому, что «стек» (набор принимаемых препаратов) у биохакеров обычно измеряется десятками таблеток.

Взаимодействие препаратов непростая тема: некоторые из них имеют синергетические эффекты, другие – блокируют действие друг друга и их совместный прием бесполезен. В некоторых случаях параллельный прием взаимодействующих препаратов может быть даже опасен для жизни. Поэтому я постоянно изучаю медицинские препараты и прочие виды интервенций, собираю информацию о них, обязательно строю график, по которому принимаю препараты, чтобы наглядно учесть все взаимодействия.

Но все же нельзя забывать, что мы разумные люди, и в основе этого всего лежит превентивный подход: если мы что-то меняем, мы понимаем, что есть риски и есть полезные эффекты. Польза должна перевешивать вред. За время моего эксперимента было поставлено более 120 интервенций, но все это были не эксперименты ради азарта, а попытки воздействовать на реальные риски.

А что съесть, чтобы стать умнее и продуктивнее на работе? Ты, например, принимаешь ноотропы?

Это, наверное, самый частый вопрос, который мне задают. Можно составить список препаратов и на короткий период времени стать продуктивнее и умнее. Только это не очень хорошая идея в долгосрочной перспективе. Такие препараты эффективны, когда нужно, например, быстро сдать экзамен или восстановиться после инсульта, но они не подходят для постоянного приёма без медицинских показаний. Проблема несанкционированного использования ноотропных препаратов в мире уже и так стоит очень остро, и не следует ее усугублять. Мне кажется, ноотропы – за редким исключением – это «жизнь взаймы».

Что едят биохакеры

Мы как-то забыли о более простых вещах. Ты придерживаешься какой-то особой диеты?

У меня есть три правила хорошей диеты. Во-первых – избегать junk-food. Я стараюсь исключать быстрые углеводы, рафинированные сахара, транс-жиры, полуфабрикаты, процессированные мясопродукты – такие продукты, которые как уже доказано, сокращают нашу жизнь, надо убирать.

Второе правило – из оставшегося списка условно здоровой еды нужно убрать ту, на которую есть индивидуальная непереносимость. Например, мне нельзя орехи, красную рыбу, креветки, цитрусовые, яйца, молочные продукты. Все эти продукты, возможно, попали бы в список здоровой еды, если бы вы пошли к диетологу. Но у меня индивидуальная непереносимость, поэтому я не ем эти продукты уже два года и периодически вновь провожу тесты пищевой непереносимости. Каждые полгода я перепроверяю свои результаты, чтобы подтвердить, что уровень воспаления уменьшается.

Третье правило моей диеты – ограничение калорий в том режиме, в каком удобно. Я голодать не могу и не хочу, но раз в месяц могу снижать калорийность на пять дней до примерно 1000 калорий в день. Это отлично работает как разгрузочный режим. Я не смог бы соблюдать какую-то строгую диету, но пять дней в месяц могу последить за тем, сколько я ем.

Можно ли с помощью биохакинга помолодеть

Как ты оцениваешь результаты эксперимента? Вот, тебе 35 лет, а если оценивать возраст по биомаркерам, ты смог стать «моложе» своего возраста?

Хороший вопрос. Как измерить скорость своего старения по биомаркерам? Для этого сначала надо ответить, что такое старение? Можно сказать, что старение - это повышение вероятности умереть от естественных причин с увеличением возраста. Эта вероятность у 25-летнего человека не такая, как, например, в 35 лет. Каждые 8 лет эта вероятность увеличивается в 2 раза. В какой-то момент смертность от возраст-зависимых заболеваний просто пикирует - так как это степенная функция – и поэтому в какой-то момент умирают все.

Поэтому вероятность смерти, если мы ее как-то вычислим, можно пересчитать в значение возраста в годах, которому она соответствует. Но как же посчитать эту вероятность? Опять же на основании биомаркеров. Для этого нам нужно найти длительное исследование, в течение которого умерло много людей, и посмотреть, какие показатели хорошо предсказывали смертность.

Вот, в исследовании Национального центра статистики здравоохранения США (National Center for Health Statistics) на протяжении 18 лет постоянно наблюдались 12 тысяч человек, из них 4 тысячи умерли. У участников исследования регулярно измеряли несколько десятков показателей. Оказалось, что семь из этих показателей очень точно предсказывали смертность. Всё выглядело очень логично, каждый показатель описывает какую-то систему: С-реактивный белок (маркер воспаления), гликированный гемоглобин (маркер инсулинорезистентности, диабета второго типа), альбумин (синтез белка, транспортная функция крови), цитомегаловирусная нагрузка (характеристика иммунной системы), щелочная фосфатаза (печень), жизненная емкость легких (физическая подготовка и функция легких), систолическое артериальное давление (показатель здоровья сердечно-сосудистой системы).

Это готовая мини-панель для расчета биологического возраста, и если вы сдадите этот набор анализов, то теоретически вы можете посчитать, когда вы умрёте, соотнося свои данные с данными этого исследования. А точнее говоря, вы можете посчитать свой биологический возраст в годах.

Но что происходит, если сдавать эти показатели каждый месяц и делать расчет? Вот, например, я старался целый год и «снизил» биологический возраст с 34 до 25-ти лет. Но потом был Новый год, и мои анализы показали, что мой биологический возраст – 37. Затем я вновь год работал, и к следующему Новому году все снова стало хорошо, но в январе мне снова было уже 34 года. После этого всё было снова хорошо, но я заболел и показатели «съехали». Вообще, если усреднить мой график, получится, что я на 4-5 лет моложе своего возраста, но я не очень доверяю этому показателю, он слишком волатилен и, скорее всего, не отражает реальную ситуацию.

Какие другие изменения произошли с начала эксперимента?

Можно уверенно сказать, что я стал продуктивнее, стал больше успевать на работе и что моя карьера также продвинулась благодаря эксперименту. Конечно, говорить, что моя карьера начала набирать невиданные обороты только из-за того, что я начал есть много препаратов, тоже нечестно.
Также эксперимент меняет мою личность. Моё восприятие своего жизненного пространства полностью изменилось. Я стал спокойнее воспринимать всё, что происходит. Например, больше всего в жизни раньше я боялся публичных выступлений. К настоящему же моменту я сделал больше 30 публичных выступлений на тему биохакинга и биотехнологий. В принципе, эти изменения легко объяснить: стресс и то, как мы его воспринимаем, связаны с гормональной регуляцией, в том числе с хроническим воспалением. То есть, можно сказать, меняя свою физиологию, мы можем кардинально изменить себя прежде всего за счет изменения стрессоустойчивости.

Раньше я не представлял себя топ-менеджером компании, мне, как финансовому аналитику, казалось, что такие риски неприемлемы и никогда это не было интересно. Сейчас я успешно совмещаю работу в крупной компании с развитием нескольких проектов в области персональной медицины и биоинформатики. Помимо прочего, так проще и удобнее заниматься экспериментом. Путь биохакинга полностью меня поглотил, я с головой ушёл в то, чем сейчас занимаюсь, и очень доволен тем, что нашел дело своей жизни.

Как ты видишь перспективы биохакинга сегодня и завтра?

Биохакинг сегодня – это, в лучшем случае, много препаратов, много биомаркеров. Что хотелось бы видеть завтра? Хотелось бы, чтобы технологии дешевели дальше и стали более доступными для всех. Хочется, конечно, увидеть и реальное увеличение максимальной продолжительности здоровой жизни, а не только рисовать графики и измерять биологический возраст. 

Футуролог Ной Харари (отрывок из его последней книги о будущем мы публиковали ранее — Прим. ред) высказывает мнение о том, что сейчас естественная эволюция заменяется на эволюцию, управляемую разумом. И, по его мнению, если новые медицинские технологии будут доступны только узкому кругу людей, то это приведёт к разделению людей на два разных биологических вида, но я склонен оценивать ситуацию более оптимистично. Технологии борьбы со старением – это просто медицинские технологии, и на них на них существует огромный спрос. Например, стоимость лечения всех больных Альцгеймером только в США составляет 700-900 млрд долларов в год. Стоимость во всём мире – 5 триллионов долларов в год. Если мы найдём способ борьбы с нейродегенеративными заболеваниями, то рынок найдется и будет выгодно продавать этот вид терапии всем желающим. Это, надеюсь, поспособствует удешевлению и повышению доступности технологий продления жизни для всех людей.

Британский геронтолог Обри ди Грей предложил очень простую и интересную идею. Очевидно, каждая новая медицинская технология немного продлевает нам жизнь. Если появится технология, которая сможет продлить жизнь более, чем на 1 год, то в год её появления мы помолодеем больше, чем постареем. Иначе говоря, скорость омоложения за счёт применения современных технологий обгонит скорость старения.

К сожалению, сейчас медицинские технологии не продлевают нам жизнь так значительно, и мы стареем быстрее, чем молодеем. Например, за последние тридцать лет в развитых странах продолжительность жизни самых богатых людей, обладающих лучшей медициной, выросла всего на 6 лет. Это в пересчете означает, что каждый год они старели на 0,8 года. Конечно, это неплохая разница, но, всё равно, это очень быстрое старение.

И что тогда, если победа над старением займет слишком долго и наше поколение не дождется победы над старением?

Не стоит придавать этому такое уж большое значение. Важно каждый день делать все, что от тебя зависит, чтобы добиться цели. Это придаст осмысленность жизни здесь и сейчас и наполнит каждый наш день. И в моем случае это, пожалуй, самое главное достижение моего эксперимента.

Благодарим Александру Леонтьеву за помощь в подготовке материала.