ТОП 50 2013. Татьяна Парфенова

мода

Татьяна Парфенова

Руководитель создаваемого петербургского синдиката моды Никита Кондрушенко поговорил с дизайнером Татьяной Парфеновой о ее идеальном мире.

Вы часто вспоминаете полтавское детство. Почему оно оказывает такое влияние на ваше творчество?

Потому что это был для меня рай. Я получила там столько любви, нежности и хорошего к себе отношения, что помню это до сих пор. Уехала я из Полтавы в возрасте пяти лет, проведя там совершенно чудесные первые годы своей жизни, затем все мое детство и юность возвращалась каждое лето к любимым дедушке и бабушке, в красивом доме которых в центре города собиралось множество их друзей. В молодости дед был машинистом на железной дороге, затем организовал капеллу бандуристов. По стенам висели мандолины, бандуры, гитары. Но меня не мучили занятиями на музыкальных инструментах. Я родилась художником, и родители это сразу увидели: с детства разрисовывала все видимое и невидимое всем тем, что могло оставить след. (Смеется.)

А ваше первое осознанное воспоминание было звуковым или зрительным?

Сначала были запахи — ароматы цветов, пыльцы, сухой выжженной травы. Потом уже звуки жужжания мух и шмелей на солнце или ночного лая собак. Я помню розы в нашем саду, тазы с клубникой, упавшие на землю ярко-оранжевые абрикосы с красным боком. Бабушка объясняла, что, если висит паутина, не надо накручивать ее на палочку, потому что потом выпадет роса и будет на ней блестеть. И сразу становилось ясно, для чего паутина, — для красоты, все представления о которой идут из детства. В Полтаве было замечательно тогда и интересно по-прежнему: украинская провинция невероятно прекрасна, притягательна. Езжу туда постоянно, и почти все хорошие идеи, которые приходят в голову, посещают меня именно в этом городе. Но дело в том, что и без Петербурга жить я тоже не могу. В Полтаве мне очень хорошо летом, а здесь — зимой.

Чем был вызван переезд вашей семьи в Ленинград?

Папа, который был военным летчиком, после войны стал конструктором ракетных двигателей. В какой-то момент Сергей Павлович Королев предложил ему на выбор работу в КБ в Москве или Ленинграде, и папа, конечно, выбрал этот город.

Почему «конечно»?

Потому что папа сразу сказал, что девочкам — нам с сестрой — нужно жить там, где Эрмитаж. Он хорошо знал литературу, был всесторонне развитым человеком.

А ваша мама чем занималась?

Она просто любила нас с сестрой и старшим братом.

Вы тяжело пережили потерю родителей?

А я ее не пережила до сих пор, так же как потерю бабушки и дедушки, любимых теток. Иногда кто-то из них как будто включается во мне, и я веду себя совсем как папа или как бабушка. У меня с самооценкой очень напряженно, но с самого детства знаю, что я очень одаренный человек. И это благодаря моим родителям, предкам, крови. Верю, что в семьях бывают такие ямки, в которых на протяжении нескольких поколений накапливается все нереализованное, — вот я такая ямка. Семья по-прежнему играет в моей жизни огромную роль. Сын работает со мной, внуку Платону недавно исполнилось два года — он очень умный, много говорит, называет меня «бабу».

Когда вы видите незнакомого человека, что вы воспринимаете первым делом?

Глаза, улыбку, иногда нежный запах одеколона. Ценю первое впечатление как наиболее важное. У меня сканирующий взгляд, и я сразу запоминаю человека. Но по себе знаю, что существует множество людей, которых с первого взгляда не понять, и это их плюс.

Как так вышло, что вы в свое время занялись модой?

Случайно. Устроилась на работу по объявлению «Требуется художник-консультант». Это было двадцать восемь лет назад, и первые лет десять я не могла до конца осознать, куда попала. А потом создала свой модный дом. Я в молодости очень любила одеваться, покупала себе множество красивых вещей — и вот мне наказание за это. (Смеется.) А вообще, в моей жизни было очень много колдовства и совпадений. Например, как-то перед самым Новым годом, вскоре после того как в двадцать четыре года вышла замуж и сменила фамилию Полякова на Парфенова, я шла по Невскому проспекту и в зимней каше из песка и снега наступила на толстое мужское портмоне. Тогда я подумала, что это будет, наверное, самое большое, что я когда-либо найду в своей жизни, но чужое взять не могла, поэтому не подняла портмоне, а носком ботинка затолкала в угол между стеной дома и лестницей, ведущей наверх, чтобы хозяин в случае чего мог его там подобрать. После этого купила новогодний подарок мужу в соседнем магазине народных промыслов и поехала домой. Прошло много лет, однажды я вспомнила эту историю и вдруг поняла, что все это произошло у крыльца моего нынешнего модного дома.

Почему вы, создав так много, по-прежнему переживаете перед показами коллекций?

На самом деле серьезно волнуют лишь премьерные показы, а остальные уже не вызывают таких эмоций. Дважды в год, когда для всех окружающих праздник, для тебя, наоборот, самый напряженный период времени: испытываешь стресс из-за того, что это апогей твоей работы, пятнадцать-двадцать минут — и ты зачеркнул прежние полгода и перевернул новую страницу.

Вас волнует мнение публики? Вы же не беспокоитесь так перед выставкой своих картин или презентацией книг?

Тоже волнуюсь, но в случае с картинами я одна ответственна за то, что сделала, а когда речь идет о коллекции, это результат усилий сотрудников модного дома, которых у нас в общей сложности около пятидесяти на разных направлениях. Показ зависит от множества случайных моментов и от посторонних людей: от труда осветителей, звукорежиссеров, от лиц манекенщиц, которые должны выдать нужную эмоцию. При этом на подготовку всегда очень мало времени: кастинг, тут же примерки, вот уже и показ.

Есть ли что-то общее между концепцией очередной коллекции одежды и сюжетом повести, которая пишется в это же время?

Ну конечно, это же все сочинительство. Так, картина — это очень быстрый рассказ, сконцентрированный до размеров плаката. Что касается литературы, то даже совершенно белый холст можно описывать словами на целой странице, потому что на нем может быть изображена стена родного дома. И все это моя жизнь, состоящая из самых разных занятий, но все они отражают то, как я вижу мир.

Почему вы стали писать?

В какой-то момент я перестала писать картины и тогда начала сочинять книжки. Потом живопись вернулась в мою жизнь, а я уже привыкла заниматься литературой. Мне нравится это делать.

А откуда у вас чувство языка?

Я думаю, от слияния культур — от соединения певучего украинского языка, который у меня в крови, и очень точного русского. В нем ведь не случайно так много синонимов: эта его гибкость — для того, чтобы подобрать слово, которое будет наиболее сильно выражать суть.

Как вам удается так активно творчески функционировать, буквально как гейзер, в самых разных направлениях?

Я считаю, что природа создала меня, чтобы делать вещи, этим я и занимаюсь. Меня пугает не сделать что-то, потому что оно застревает внутри и мешает дальше жить.

Вокруг вас в модном доме очень много молодых людей. Почему так происходит?

У меня нет установки окружить себя молодежью, просто они тянутся сюда, и мне кажется, это естественно: молодые стремятся туда, где интересно. Здесь же все время что-то происходит. У нас только что прошли показы, сейчас в Царицыне, в Москве, идет большая выставка, посвященная истории модного дома, я заканчиваю проект для одного крупного международного бренда. Параллельно мы еще сотрудничаем с Дианой Вишневой, которая является лицом модного дома. Собираемся делать репетиционную одежду для балерин: я буду рисовать модели, Диана будет их принимать, а очень известная в этой сфере компания Grishko станет их производить под лейблом «Диана Вишнева». Кроме того, мы начинаем выпускать линию вечерних туалетов под названием Diana Vishneva by Tatyana Parfionova, это будет очень лимитированная серия, платья буквально в двух-трех экземплярах. В июне состоится очередной, уже третий наш показ в Царском Селе. Я считаю эти театрализованные постановки в парке очень правильной историей для модного дома. В сентябре нас пригласили с коллекцией в Милан, потом показы в Москве и Петербурге, к концу года пройдет персональная выставка живописи и выйдет четвертая по счету повесть из моей книжной серии о Поле Нельсон — написала я их уже восемь. Только что мы выделили в отдельную линию свадебные платья, а теперь еще принимаем заказы на мужские костюмы. По-прежнему функционирует Home Collection, одновременно мы запускаем производство собственных тканей и собираемся создать линию одежды для дома.

И все это вы будете создавать одна? Не станете привлекать молодых дизайнеров?

В основном я буду делать все сама: мне всегда всего мало и тема одной линии перетекает у меня в другую. Кроме того, я пришла к выводу, что настоящий дизайнер моды — это сочетание уникальных способностей, которое встречается крайне редко. Ты можешь пользоваться всеми журналами мира, делать удачные компиляции, но так и останешься стилистом. Мода — редкий дар.

Довольно распространено мнение, что у вас непростой характер.

Ну а что такое человек с простым характером? У меня есть определенная задача, я взяла на себя ответственность — значит, все должно быть сделано так, как я считаю нужным. Это плохой характер? Вообще, я не сталкивалась с людьми, которые сказали бы, что со мной совершенно невозможно работать. Не было таких, правда! Я всегда лояльна. Как сказала актриса Арина Лыкова после работы со мной: «Вы очень добрая, но жестокая женщина».

Вы гиперперфекционист. А что-нибудь может заставить вас изменить степень вашей требовательности?

Думаю, лучше смерть, чем позор. (Смеется.)