Почему растения нельзя эксплуатировать и причем тут гендерные стереотипы — рассказывает художница Анастасия Кизилова

Как дизайнеру одежды войти в мир contemporary art

Мои родители — выпускники обеих петербургских художественных академий, поэтому я с детства умела хорошо рисовать, но творческим ребенком не была — хотела стать физиком и поступить в ИТМО. В 11 классе родители отдали меня в мастерскую живописи и рисунка, я долго сопротивлялась, но в итоге мне там очень понравилось, — я встретила классных людей и пошла учиться в «Муху» на факультет дизайна одежды. Проще стать современным художником, когда есть философское или математическое образование — в Академии Штиглица курс истории искусства закачивался в мое время на Малевиче. Почти 6 лет я занималась своим брендом Anastasya Kizilova — мои клиенты до сих пор мне пишут и просят вернуться в профессию. Опыт работы с людьми через одежду я затем использовала в своей практике художницы.

На втором курсе я начала интересоваться современным искусством — посещала вольнослушательницей школу фонда «ПРО АРТЕ», там же я впервые увидела art & science-проект художника Кена Ринальдо, который занимается роботами, — это было чем-то из разряда научной фантастики для меня — отсылало к советской традиции, фильму «Приключения Электроника». После окончания Академии, уже имея свое дело, я пошла учиться в «ПРО АРТЕ»: пришла туда художником, а вышла художницей — я стала ценить свою женскую идентичность авторки. Мне стало важно попасть в мир современного искусства с позиции женщины, — сейчас о теме феминизма говорят больше, а 6 лет назад это еще не вошло в массовую культуру.

Я решила резко разорвать с идентичностью дизайнера одежды в сторону идентичности современного художника: все мне говорили, что с темой фэшна сложно будет стать не маргиналом, а институционально успешным автором. Мой первый проект «Униформа художника» — унисекс-рабочий халат для работников культуры. В пространство, где проходила выставка нашего курса, я привезла швейную машинку и шила униформу для Ирины Кориной, Владимира Логутова и других известных художников, которые ее заказали.

Как научить разговаривать с растениями и прийти к вопросам био­этики

Исследовательский интерес к растениям появился, еще когда я хотела стать физиком, потом в Академии были обязательные зарисовки цветов и трав с натуры. Первый проект «Суккулентотерапия» появился одновременно с «Униформой художника». Я осталась в Москве почти на 4 года, и вокруг меня кружилось огромное количество людей, художники заказывали униформы — мне нужно было место для побега от коммуникации. Я убегала к растениям, которые привезла из петербургской мастерской: часть я высадила в текстиль. Как-то в Париже я увидела полностью озелененный фасад Музея на набережной Бранли и захотела сделать то же самое в одежде, например, «прорастить цветочки из плеч». Для этой цели взяла суккуленты — они могут расти без субстрата и долго жить без полива. В процессе создания костюмов с суккулентами я задумалась о биоэтике — этично ли их использовать для украшения дома или костюма: ведь когда выращиваешь растение, то вступаешь во ­взаимодействие, лечишь его, ухаживаешь. 

Я начала развивать проект в поле современного искусства — это естественно выросло из моей практики в студии: перейти от коммуникации с использованием слов к общению с другими видами. Я стала разговаривать со своими суккулентами — им важен свет и углекислый газ, чтобы активизировать процесс фотосинтеза, а когда беседуешь, то производишь больше углекислого газа. Чтобы растения совсем не отрезали меня от человеческого общества, нужно было найти баланс: так появилась ридинг-группа с участием зеленых питомцев. Люди надевали костюмы для суккулентотерапии и обсуждали тексты по искусству и современной философии, а растения подключались к ним через процесс фотосинтеза. Но биоэтика победила: я решила не выращивать суккуленты сложным способом в пяльцах, а пересадить в субстрат — они живы-здоровы до сих пор.

«Санаторий Оазис»

Пересадив растения в горшки, я задумалась, что многие выбрасывают свои драцены, спатифиллумы и другие виды, потому что они перестали быть красивыми. На уровне метафоры в этой практике появляются новые смыслы: растения в основном выращивают девочки (я не говорю про профессиональных садовников) — это женская социализация. Сейчас в этой сфере есть подвижки, но исторически складывалось именно так — как и с шитьем или вышиванием. Вопросы красоты связаны с гендерными стереотипами: в России от женщины ждут бесконечного «цветения», как и от растений. Но если их не поливать все время химией, то цвести все время они не смогут. К тому же комнатные питомцы могут быстро потерять красоту: один неправильный полив фикуса — и он уже «урод». Эти размышления подтолкнули меня к выставке «Санаторий Оазис».

В феврале наступает время начала пересадки растений — они чувствуют приход весны и необходимость перезапуска своего цикла. Вместе с художниками ДК Розы и друзьями-биологами мы собрали огромное количество растений и помогали им набраться сил перед цветением. Сама практика санаторного пребывания выводит их из регистра «больных» в регистр тех, кому нужна забота. Почти всех «отдыхающих» затем забрали по домам.

Как относиться к растениям и жить с ними

Перед пандемией я была в Хельсинки в музее «Киасма»: все выставки на 4 этажах были про растения. У меня амбивалентное отношение к такой популярности: расширение дискурса до уровня массовой культуры — это неплохо. Я не против дизайна, но не очень понимаю, когда формальная сторона выходит на первый план. Художники воспроизводят форму, не углубляясь в суть процессов — вопросы, которые поднимают философы и исследователи, остаются в стороне. Зачем такие проекты появляются на арт-ярмарках? Хотите растения — идите в магазин, а лучше спасите уже существующие. Я ни разу не покупала растения в магазине: покупка других видов вызывает у меня вопросы. Куда лучше взять себе тот же фикус у другого человека — очень многие раздают растения бесплатно. Для меня важна коммуникация: поговорить с человеком, у которого мы взяли растения, чтобы он рассказал, как о нем заботиться. С монстерой вроде проще — не такая ответственность, как с собакой или кошкой, но очень грустно, когда растения погибают.

Чтобы фэшн-бизнес приносил доход, кто-то должен получать маленькую зарплату — это одна из причин, почему я ушла из фэшн-индустрии. Я шила всю одежду самостоятельно и понимаю, как это тяжело, а чтобы расширяться, нужно было играть по современным правилам, когда доминация и подчинение — норма. Я вернусь в эту сферу, только если найду способ устанавливать новые экономические отношения. В контексте моды я мыслю растения так: из них делают ткани, их используют для окрашивания, причем эту работу выполняют люди с очень низкой оплатой труда. Если бы я вновь шила одежду, мне важно было бы знать, как производился хлопок, — не хочу, чтобы он был связан с чьей-то трагедией. Конечно, можно посадить цветочек в кармашек, выложить в инстаграм и так освоить экологическую повестку. Но к чему это приведет? Я так не смогла.